Сеа, Леопольдо

Сеа Леопольдо
Leopoldo Zea Aguilar
Имя при рождении:	Leopoldo Zea Aguilar
Дата рождения:	30 июня 1912(1912-06-30)
Место рождения:	Мехико
Дата смерти:	8 июня 2004(2004-06-08) (91 год)
Место смерти:	Мехико
Страна:	Мексика
Значительные идеи:	аутентичность латиноамериканской сущности
Оказавшие влияние:	Карлос Фуэтнес
Премии:	Национальная премия в области искусств и наук(1980)
Награды:	Почетная медаль Белисарио Домингеса(2000)

Сеа Леопольдо (исп. Leopoldo Zea Aguilar) (30 июня 1912, Мехико — 8 июня 2004) — мексиканский философ, автор работ по истории философии в Латинской Америке, один из основоположников «философии латиноамериканской сущности», переформулировавший её в проект «философии освобождения», в основе которой, согласно его концепции, должна лежать философия истории, разрабатывающая специфический латиноамериканский опыт.

Биография

Леопольдо Сеа родился в 1912 г., в разгар мексиканской революции, потрясшей эту страну до самых основ и покончившей с диктатурой Порфирио Диаса.

В 30-е годы Сеа закончил Национальный автономный университет в Мехико.

В 1944 г. Леопольдо Сеа стал профессором родного института. Свой научный путь начал под руководством испанского философа Хосе Гаоса(Гаос-и-Гонсалес Поло Хосе).

В 1947—1953 работал в Эль Колехио де Мехико. В 1947 принял участие в ставшем затем постоянно действующим семинаре по истории общественной мысли Латинской Америки, организованным наставником Леопольдо Сеа Хосе Гаосом.

Лидер основанной в 1948 группы «Гиперион»—идейной преемницей философских объединений «Атенео молодежи» («Ateneo de la Juventud») и «Современники». Эти группы ставили своей целью разработку «философии мексиканского» («философии мексиканской сущности»), переформулированной в «Гиперионе» в «философию латиноамериканского» («философию латиноамериканской сущности»).

В 1954—1965 — руководитель Центра латиноамериканских исследований при НАУМ, который был создан базе постоянно действовавшего с 1947 семинара. Позже переименован в Центр по координации и распространению знаний в области латиноамериканских исследований. С 1966 — декан философско-филологического факультета.

С 1971 г. — почетный профессор НАУМа. В 1984 г. стал почетным доктором Московского университета.

Был дважды женат. В первый раз на мексиканской журналистке Елене Прадо Вертиз, с 1942 года. От этого брака у него шестеро детей: Александра, Ирен, Леопольдо, Елена, Марсела и Франциско. В 1980 году они развелись. С 1982 на Марие Елене Родригес Озан. У них не было собственных детей.

Философия

Начальной точкой в анализе Леопольдом Сеа латиноамериканской социально-политической мысли является тезис о том, что главной особенностью идей этого региона является их ориентированность на западноевропейскую мысль. Как полагает Сеа, главная проблема ибероамериканского континента в том, что люди, родившиеся и живущие на этой территории, абстрагируются от самих себя, бегут от собственной реальности.

В центре исследований Сеа — история мексиканской философии (и в целом философии Латинской Америки) как процесса становления национального самосознания. Опираясь на идеи О. Шпенглера и А. Тойнби, он провозгласил конец эпохи “европоцентризма” и подчеркнул особое значение национальной философии, обращенной к конкретному человеку и его миру. По мнению Сеа философы Латинской Америки должны знать европейскую философию, заимствовать из неё, но не копировать её, поскольку европейские идеи приобретают в условиях латиноамериканской реальности иное содержание. Мировую философию Сеа определяет как “абстракцию”, если её не составляют национальные философии. Отстаивал идею равноправного диалога философских культур.

Так же Леопольдо Сеа концептуально и организационно реализовал идею своего учителя Хосе Гаоса о необходимости создания собственной (по духу и смыслу) философии истории Испаноамерики с помощью переосмысления своего исторического прошлого для того, чтобы преодолеть чуждое настоящее. Так же Сеа считал что необходимо выработать комплекс идей, соответствующих «латиноамериканской сущности», которые могут дать импульс новым социокультурным практикам (в дальнейшем — практикам освобождения), адекватным цивилизационной специфике Латинской Америки (на основе концепции жизни как «аутентичности» мышления).

Список книг

Его научным дебютом была монография «Расцвет и упадок позитивизма в Мексике». Книга «Америка в истории» (1957) стала важной вехой в целой серии трудов, исследующих так называемую «философию латиноамериканской сущности». Среди других работ: «Латиноамериканская мысль» (1965), «Американская философия как собственно философия» (1969), «Зависимость и освобождение латиноамериканской культуры» (1972), «Диалектика американского сознания» (1979), «Симон Боливар» (1980), «Латинская Америка на перекрестке истории» (1981), «Рассуждение о мире с позиции маргинальности и „варварства“» (1983).

Отрывок, характеризующий Сеа, Леопольдо

– Ну я теперь скажу. Ты знаешь, что Соня мой друг, такой друг, что я руку сожгу для нее. Вот посмотри. – Она засучила свой кисейный рукав и показала на своей длинной, худой и нежной ручке под плечом, гораздо выше локтя (в том месте, которое закрыто бывает и бальными платьями) красную метину.
– Это я сожгла, чтобы доказать ей любовь. Просто линейку разожгла на огне, да и прижала.
Сидя в своей прежней классной комнате, на диване с подушечками на ручках, и глядя в эти отчаянно оживленные глаза Наташи, Ростов опять вошел в тот свой семейный, детский мир, который не имел ни для кого никакого смысла, кроме как для него, но который доставлял ему одни из лучших наслаждений в жизни; и сожжение руки линейкой, для показания любви, показалось ему не бесполезно: он понимал и не удивлялся этому.
– Так что же? только? – спросил он.
– Ну так дружны, так дружны! Это что, глупости – линейкой; но мы навсегда друзья. Она кого полюбит, так навсегда; а я этого не понимаю, я забуду сейчас.
– Ну так что же?
– Да, так она любит меня и тебя. – Наташа вдруг покраснела, – ну ты помнишь, перед отъездом… Так она говорит, что ты это всё забудь… Она сказала: я буду любить его всегда, а он пускай будет свободен. Ведь правда, что это отлично, благородно! – Да, да? очень благородно? да? – спрашивала Наташа так серьезно и взволнованно, что видно было, что то, что она говорила теперь, она прежде говорила со слезами.
Ростов задумался.
– Я ни в чем не беру назад своего слова, – сказал он. – И потом, Соня такая прелесть, что какой же дурак станет отказываться от своего счастия?
– Нет, нет, – закричала Наташа. – Мы про это уже с нею говорили. Мы знали, что ты это скажешь. Но это нельзя, потому что, понимаешь, ежели ты так говоришь – считаешь себя связанным словом, то выходит, что она как будто нарочно это сказала. Выходит, что ты всё таки насильно на ней женишься, и выходит совсем не то.
Ростов видел, что всё это было хорошо придумано ими. Соня и вчера поразила его своей красотой. Нынче, увидав ее мельком, она ему показалась еще лучше. Она была прелестная 16 тилетняя девочка, очевидно страстно его любящая (в этом он не сомневался ни на минуту). Отчего же ему было не любить ее теперь, и не жениться даже, думал Ростов, но теперь столько еще других радостей и занятий! «Да, они это прекрасно придумали», подумал он, «надо оставаться свободным».
– Ну и прекрасно, – сказал он, – после поговорим. Ах как я тебе рад! – прибавил он.
– Ну, а что же ты, Борису не изменила? – спросил брат.
– Вот глупости! – смеясь крикнула Наташа. – Ни об нем и ни о ком я не думаю и знать не хочу.
– Вот как! Так ты что же?
– Я? – переспросила Наташа, и счастливая улыбка осветила ее лицо. – Ты видел Duport'a?
– Нет.
– Знаменитого Дюпора, танцовщика не видал? Ну так ты не поймешь. Я вот что такое. – Наташа взяла, округлив руки, свою юбку, как танцуют, отбежала несколько шагов, перевернулась, сделала антраша, побила ножкой об ножку и, став на самые кончики носков, прошла несколько шагов.
– Ведь стою? ведь вот, – говорила она; но не удержалась на цыпочках. – Так вот я что такое! Никогда ни за кого не пойду замуж, а пойду в танцовщицы. Только никому не говори.
Ростов так громко и весело захохотал, что Денисову из своей комнаты стало завидно, и Наташа не могла удержаться, засмеялась с ним вместе. – Нет, ведь хорошо? – всё говорила она.
– Хорошо, за Бориса уже не хочешь выходить замуж?
Наташа вспыхнула. – Я не хочу ни за кого замуж итти. Я ему то же самое скажу, когда увижу.
– Вот как! – сказал Ростов.
– Ну, да, это всё пустяки, – продолжала болтать Наташа. – А что Денисов хороший? – спросила она.
– Хороший.
– Ну и прощай, одевайся. Он страшный, Денисов?
– Отчего страшный? – спросил Nicolas. – Нет. Васька славный.
– Ты его Васькой зовешь – странно. А, что он очень хорош?
– Очень хорош.
– Ну, приходи скорей чай пить. Все вместе.
И Наташа встала на цыпочках и прошлась из комнаты так, как делают танцовщицы, но улыбаясь так, как только улыбаются счастливые 15 летние девочки. Встретившись в гостиной с Соней, Ростов покраснел. Он не знал, как обойтись с ней. Вчера они поцеловались в первую минуту радости свидания, но нынче они чувствовали, что нельзя было этого сделать; он чувствовал, что все, и мать и сестры, смотрели на него вопросительно и от него ожидали, как он поведет себя с нею. Он поцеловал ее руку и назвал ее вы – Соня . Но глаза их, встретившись, сказали друг другу «ты» и нежно поцеловались. Она просила своим взглядом у него прощения за то, что в посольстве Наташи она смела напомнить ему о его обещании и благодарила его за его любовь. Он своим взглядом благодарил ее за предложение свободы и говорил, что так ли, иначе ли, он никогда не перестанет любить ее, потому что нельзя не любить ее.
– Как однако странно, – сказала Вера, выбрав общую минуту молчания, – что Соня с Николенькой теперь встретились на вы и как чужие. – Замечание Веры было справедливо, как и все ее замечания; но как и от большей части ее замечаний всем сделалось неловко, и не только Соня, Николай и Наташа, но и старая графиня, которая боялась этой любви сына к Соне, могущей лишить его блестящей партии, тоже покраснела, как девочка. Денисов, к удивлению Ростова, в новом мундире, напомаженный и надушенный, явился в гостиную таким же щеголем, каким он был в сражениях, и таким любезным с дамами и кавалерами, каким Ростов никак не ожидал его видеть.


Вернувшись в Москву из армии, Николай Ростов был принят домашними как лучший сын, герой и ненаглядный Николушка; родными – как милый, приятный и почтительный молодой человек; знакомыми – как красивый гусарский поручик, ловкий танцор и один из лучших женихов Москвы.