Мюнстер, Себастиан

Поделись знанием:
(перенаправлено с «Себастиан Мюнстер»)
Перейти к: навигация, поиск
Себастиан Мюнстер
нем. Sebastian Münster

Портрет Себастьяна Мюнстера работы Кристофа Амбергера.
Дата рождения:

1489(1489)

Дата смерти:

1552(1552)

Место смерти:

Базель

Научная сфера:

география, картография

Научный руководитель:

Иоганн Штёфлер


Себастиан Мюнстер (нем. Sebastian Münster, 14891552) — немецкий учёный эпохи Ренессанса.





Биографические данные

Был францисканским монахом. В 1529 сделался сторонником реформации. В Гейдельберге преподавал еврейский язык и богословие, а затем в Базеле — математику;

Работы

Первым из немецких учёных издал еврейский текст Библии с латинским переводом и примечаниями (Базель, 1535) и руководство по грамматике халдейского языка (1527).

Славу немецкого Страбона Мюнстер приобрёл своей «Cosmographia» (Базель, 1544), основанной как на печатных источниках, так и на сообщениях различных лиц и учреждений. Это — замечательнейший для того времени свод историко-географических и биологических данных, в значительной степени способствовавшей распространению географических знаний и послуживший образцом для последующих составителей космографий. Изложенная общедоступно и занимательно, космография Мюнстера в течение столетия выдержала 24 издания в немецком подлиннике и много раз печаталась в переводах латинском, французском, итальянском, английском, чешском. Кроме карт, она заключала в себе портреты государей, с их гербами, и множество гравюр, среди которых были работы Ганса Гольбейна Младшего, Урса Графа и др.

Своё описание Московского княжества Мюнстер заимствовал, главным образом, из сочинений Матвея Меховского, но также и из неизвестных нам источников. Данные последнего рода, наиболее любопытные, сомнительны; некоторое значение для русской исторической науки имеют лишь сообщаемые Мюнстером сведения об Антонии Виде (авторе недавно открытого сочинения о Московии), об окольничем Иване Васильевиче Лятском и Сигизмунде Герберштейне. Большого внимания заслуживает помещенная в космографии Мюнстера карта Московии: это — первый опыт такого изображения Восточно-Европейской равнины, основанного на современных и более или менее достоверных известиях, а не на преданиях классической древности. Ныне выяснено, что карта Мюнстера есть лишь копия карты Вида, составленной между 1537-им и 1544 годами, изданной в 1555 году и недавно лишь открытой Миховым.

Напишите отзыв о статье "Мюнстер, Себастиан"

Литература

  • Е. Е. Замысловский, «Описание Литвы, Самогитии, Руссии и Московии Себастиана Мюнстера» ("Ж. М. Н. Пр., 1880 год, № 9)
  • H. Michow, «Die ältesten Karten von Russland» (Гамбург, 1884 год)

Разное

Себастьян Мюнстер был изображён на старых немецких банкнотах номиналом 100 марок. Эти банкноты имели хождение до начала 1990-х годов.

Примечания

Ссылки

При написании этой статьи использовался материал из Энциклопедического словаря Брокгауза и Ефрона (1890—1907).


Отрывок, характеризующий Мюнстер, Себастиан

Долохов, молча, с закрытыми глазами, лежал в санях и ни слова не отвечал на вопросы, которые ему делали; но, въехав в Москву, он вдруг очнулся и, с трудом приподняв голову, взял за руку сидевшего подле себя Ростова. Ростова поразило совершенно изменившееся и неожиданно восторженно нежное выражение лица Долохова.
– Ну, что? как ты чувствуешь себя? – спросил Ростов.
– Скверно! но не в том дело. Друг мой, – сказал Долохов прерывающимся голосом, – где мы? Мы в Москве, я знаю. Я ничего, но я убил ее, убил… Она не перенесет этого. Она не перенесет…
– Кто? – спросил Ростов.
– Мать моя. Моя мать, мой ангел, мой обожаемый ангел, мать, – и Долохов заплакал, сжимая руку Ростова. Когда он несколько успокоился, он объяснил Ростову, что живет с матерью, что ежели мать увидит его умирающим, она не перенесет этого. Он умолял Ростова ехать к ней и приготовить ее.
Ростов поехал вперед исполнять поручение, и к великому удивлению своему узнал, что Долохов, этот буян, бретёр Долохов жил в Москве с старушкой матерью и горбатой сестрой, и был самый нежный сын и брат.


Пьер в последнее время редко виделся с женою с глазу на глаз. И в Петербурге, и в Москве дом их постоянно бывал полон гостями. В следующую ночь после дуэли, он, как и часто делал, не пошел в спальню, а остался в своем огромном, отцовском кабинете, в том самом, в котором умер граф Безухий.
Он прилег на диван и хотел заснуть, для того чтобы забыть всё, что было с ним, но он не мог этого сделать. Такая буря чувств, мыслей, воспоминаний вдруг поднялась в его душе, что он не только не мог спать, но не мог сидеть на месте и должен был вскочить с дивана и быстрыми шагами ходить по комнате. То ему представлялась она в первое время после женитьбы, с открытыми плечами и усталым, страстным взглядом, и тотчас же рядом с нею представлялось красивое, наглое и твердо насмешливое лицо Долохова, каким оно было на обеде, и то же лицо Долохова, бледное, дрожащее и страдающее, каким оно было, когда он повернулся и упал на снег.
«Что ж было? – спрашивал он сам себя. – Я убил любовника , да, убил любовника своей жены. Да, это было. Отчего? Как я дошел до этого? – Оттого, что ты женился на ней, – отвечал внутренний голос.
«Но в чем же я виноват? – спрашивал он. – В том, что ты женился не любя ее, в том, что ты обманул и себя и ее, – и ему живо представилась та минута после ужина у князя Василья, когда он сказал эти невыходившие из него слова: „Je vous aime“. [Я вас люблю.] Всё от этого! Я и тогда чувствовал, думал он, я чувствовал тогда, что это было не то, что я не имел на это права. Так и вышло». Он вспомнил медовый месяц, и покраснел при этом воспоминании. Особенно живо, оскорбительно и постыдно было для него воспоминание о том, как однажды, вскоре после своей женитьбы, он в 12 м часу дня, в шелковом халате пришел из спальни в кабинет, и в кабинете застал главного управляющего, который почтительно поклонился, поглядел на лицо Пьера, на его халат и слегка улыбнулся, как бы выражая этой улыбкой почтительное сочувствие счастию своего принципала.
«А сколько раз я гордился ею, гордился ее величавой красотой, ее светским тактом, думал он; гордился тем своим домом, в котором она принимала весь Петербург, гордился ее неприступностью и красотой. Так вот чем я гордился?! Я тогда думал, что не понимаю ее. Как часто, вдумываясь в ее характер, я говорил себе, что я виноват, что не понимаю ее, не понимаю этого всегдашнего спокойствия, удовлетворенности и отсутствия всяких пристрастий и желаний, а вся разгадка была в том страшном слове, что она развратная женщина: сказал себе это страшное слово, и всё стало ясно!