Себастьян I

Себастьян Sebastião «o Desejado»<tr><td colspan="2" style="text-align: center; border-top: solid darkgray 1px;"></td></tr> <tr><td colspan="2" style="text-align: center; border-top: solid darkgray 1px;"></td></tr>
Король Португалии
11 июня 1557 — 4 августа 1578
Коронация:	16 июня 1557
Предшественник:	Жуан III
Преемник:	Энрике
Рождение:	20 января 1554(1554-01-20) дворец Ribeira, Лиссабон
Смерть:	4 августа 1578(1578-08-04) (24 года) Поле трёх королей близ Эль-Ксар-эль-Кебир, Марокко
Род:	Ависская династия
Отец:	Жуан Мануэль, принц Португальский
Мать:	Хуана Австрийская
Супруга:	нет
Дети:	нет

Себастьян I Желанный (порт. Sebastião «o Desejado»; 20 января 1554, Лиссабон — 4 августа 1578, поле битвы трёх королей близ Эль-Ксар-эль-Кебир, теперь Марокко) — король Португалии из Ависской династии.

Начало царствования

Сын Жуана Мануэля и Хуаны Австрийской. Внук португальского короля Жуана III, взошедший на португальский престол после его смерти. Отец Себастьяна умер от туберкулёза 2 января 1554 года незадолго до его рождения. Его мать покинула Лиссабон 17 мая 1554 года и вернулась в Испанию, доверив воспитание своего новорождённого сына свекрови, Екатерине Австрийской и с тех пор сына больше не видела, но поддерживала с ним переписку и регулярно получала из Португалии его портреты.

Когда умер его дед, Себастьяну было всего три года и до его совершеннолетия регентшей была сначала его бабка Екатерина, вдова Жуана, а потом кардинал Энрике, архиепископ Лиссабона, брат Жуана III. В 1568 году, будучи пятнадцати лет от роду, Себастьян перенял государственные дела. Его правление имело для Португалии катастрофические последствия.

Крестовый поход и гибель

Себастьян жил в вымышленном мире, наполненном средневековыми рыцарскими идеалами. Его главной целью было завоевание для Португалии колоний в северной Африке. Воспользовавшись борьбой за престол в султанате Фес, он решил, считая себя наследником крестоносцев, освободить Марокко от мусульман.

В 1574 году он предпринял экспедицию в Танжер, где безуспешно боролся с маврами. Когда в Марокко возникла борьба за престол, Себастьян явился на помощь изгнанному Абу Абдалле Мохаммеду. Его войско состояло из португальцев, испанских, итальянских и немецких наёмников. При Эль-Ксар-эль-Кебире войско Себастьяна было разбито, сам король погиб, но тело его не было найдено.

Гибель юного неженатого короля привела к пресечению Ависской династии (последним бесспорным наследником стал пожилой бездетный двоюродный дед Себастьяна, кардинал Энрике) и к последующему объединению Португалии и Испании под скипетром короля Испании Филиппа II.

Себастьянистская легенда

Исчезновение короля создало вокруг имени Себастьяна легенду: ещё долгое время португальцы ждали, что он вернётся и спасёт Португалию от врагов (известный легендарный сюжет «Король под горой»). Чтобы развеять легенду, Филипп II, вступив в 1580 году на португальский трон, объявил, что получил из Марокко останки Себастьяна и похоронил их в монастыре Жеронимуш в Лиссабоне. Однако эта акция не имела ожидаемого успеха. Воспользовавшись «себастьянистскими» настроениями, в разное время появились четыре самозванца, выдававших себя за пропавшего короля. Среди них были «Король Пенамакора» (настоящее имя неизвестно), Матеуш Альвареш и другие.

Увлечение шахматами

Король был большим ценителем шахмат. В Португалии по его приглашению побывали два самых сильных шахматиста Италии этого времени Паоло Бои и Джованни Леонардо. Оба они играли в шахматы с королём и его лучшим придворным шахматистом по прозвищу «Мавр».

Отрывок, характеризующий Себастьян I

– Соня! Соня! – послышался опять первый голос. – Ну как можно спать! Да ты посмотри, что за прелесть! Ах, какая прелесть! Да проснись же, Соня, – сказала она почти со слезами в голосе. – Ведь этакой прелестной ночи никогда, никогда не бывало.
Соня неохотно что то отвечала.
– Нет, ты посмотри, что за луна!… Ах, какая прелесть! Ты поди сюда. Душенька, голубушка, поди сюда. Ну, видишь? Так бы вот села на корточки, вот так, подхватила бы себя под коленки, – туже, как можно туже – натужиться надо. Вот так!
– Полно, ты упадешь.
Послышалась борьба и недовольный голос Сони: «Ведь второй час».
– Ах, ты только всё портишь мне. Ну, иди, иди.
Опять всё замолкло, но князь Андрей знал, что она всё еще сидит тут, он слышал иногда тихое шевеленье, иногда вздохи.
– Ах… Боже мой! Боже мой! что ж это такое! – вдруг вскрикнула она. – Спать так спать! – и захлопнула окно.
«И дела нет до моего существования!» подумал князь Андрей в то время, как он прислушивался к ее говору, почему то ожидая и боясь, что она скажет что нибудь про него. – «И опять она! И как нарочно!» думал он. В душе его вдруг поднялась такая неожиданная путаница молодых мыслей и надежд, противоречащих всей его жизни, что он, чувствуя себя не в силах уяснить себе свое состояние, тотчас же заснул.


На другой день простившись только с одним графом, не дождавшись выхода дам, князь Андрей поехал домой.
Уже было начало июня, когда князь Андрей, возвращаясь домой, въехал опять в ту березовую рощу, в которой этот старый, корявый дуб так странно и памятно поразил его. Бубенчики еще глуше звенели в лесу, чем полтора месяца тому назад; всё было полно, тенисто и густо; и молодые ели, рассыпанные по лесу, не нарушали общей красоты и, подделываясь под общий характер, нежно зеленели пушистыми молодыми побегами.
Целый день был жаркий, где то собиралась гроза, но только небольшая тучка брызнула на пыль дороги и на сочные листья. Левая сторона леса была темна, в тени; правая мокрая, глянцовитая блестела на солнце, чуть колыхаясь от ветра. Всё было в цвету; соловьи трещали и перекатывались то близко, то далеко.
«Да, здесь, в этом лесу был этот дуб, с которым мы были согласны», подумал князь Андрей. «Да где он», подумал опять князь Андрей, глядя на левую сторону дороги и сам того не зная, не узнавая его, любовался тем дубом, которого он искал. Старый дуб, весь преображенный, раскинувшись шатром сочной, темной зелени, млел, чуть колыхаясь в лучах вечернего солнца. Ни корявых пальцев, ни болячек, ни старого недоверия и горя, – ничего не было видно. Сквозь жесткую, столетнюю кору пробились без сучков сочные, молодые листья, так что верить нельзя было, что этот старик произвел их. «Да, это тот самый дуб», подумал князь Андрей, и на него вдруг нашло беспричинное, весеннее чувство радости и обновления. Все лучшие минуты его жизни вдруг в одно и то же время вспомнились ему. И Аустерлиц с высоким небом, и мертвое, укоризненное лицо жены, и Пьер на пароме, и девочка, взволнованная красотою ночи, и эта ночь, и луна, – и всё это вдруг вспомнилось ему.
«Нет, жизнь не кончена в 31 год, вдруг окончательно, беспеременно решил князь Андрей. Мало того, что я знаю всё то, что есть во мне, надо, чтобы и все знали это: и Пьер, и эта девочка, которая хотела улететь в небо, надо, чтобы все знали меня, чтобы не для одного меня шла моя жизнь, чтоб не жили они так независимо от моей жизни, чтоб на всех она отражалась и чтобы все они жили со мною вместе!»

Возвратившись из своей поездки, князь Андрей решился осенью ехать в Петербург и придумал разные причины этого решенья. Целый ряд разумных, логических доводов, почему ему необходимо ехать в Петербург и даже служить, ежеминутно был готов к его услугам. Он даже теперь не понимал, как мог он когда нибудь сомневаться в необходимости принять деятельное участие в жизни, точно так же как месяц тому назад он не понимал, как могла бы ему притти мысль уехать из деревни. Ему казалось ясно, что все его опыты жизни должны были пропасть даром и быть бессмыслицей, ежели бы он не приложил их к делу и не принял опять деятельного участия в жизни. Он даже не понимал того, как на основании таких же бедных разумных доводов прежде очевидно было, что он бы унизился, ежели бы теперь после своих уроков жизни опять бы поверил в возможность приносить пользу и в возможность счастия и любви. Теперь разум подсказывал совсем другое. После этой поездки князь Андрей стал скучать в деревне, прежние занятия не интересовали его, и часто, сидя один в своем кабинете, он вставал, подходил к зеркалу и долго смотрел на свое лицо. Потом он отворачивался и смотрел на портрет покойницы Лизы, которая с взбитыми a la grecque [по гречески] буклями нежно и весело смотрела на него из золотой рамки. Она уже не говорила мужу прежних страшных слов, она просто и весело с любопытством смотрела на него. И князь Андрей, заложив назад руки, долго ходил по комнате, то хмурясь, то улыбаясь, передумывая те неразумные, невыразимые словом, тайные как преступление мысли, связанные с Пьером, с славой, с девушкой на окне, с дубом, с женской красотой и любовью, которые изменили всю его жизнь. И в эти то минуты, когда кто входил к нему, он бывал особенно сух, строго решителен и в особенности неприятно логичен.