Себа, Альберт

Поделись знанием:
Перейти к: навигация, поиск
Альберт Себа
нем. Albertus Seba
Дата рождения:

12 мая 1665(1665-05-12)

Место рождения:

Этцель (нем. Etzel) под Фридебургом, Восточная Фризия

Дата смерти:

2 мая 1736(1736-05-02) (70 лет)

Место смерти:

Амстердам

Страна:

Голландия

Научная сфера:

Зоология

Альберт Себа (16651736) — нидерландский аптекарь нижненемецкого происхождения, натуралист и собиратель коллекций. С ранней юности он увлекался собиранием минералов, растений, раковин и других произведений природы. Это увлечение не покидало его всю жизнь, и именно оно и связало его имя с развитием зоологической систематики.





Биография

Альберт Себа родился в семье фермера.

Школьные учителя видели способности мальчика и давали ему дополнительные уроки по латыни и естественным наукам. По окончании местной школы, в 19 лет он поступил учеником в аптекарскую лавку Абрахама Крамера, находящуюся в Нейштадт-Годене (нем. Neustadtgödens). Позднее переехал в Амстердам, где поступил в ученики к фармацевту Николаю Эрдвину Думбсторфу. Сменив ещё несколько учителей в разных городах Голландии, он возвратился в Амстердам. Здесь в 1697 году, сдав экзамены на звание аптекаря, он основал собственную торговлю аптекарскими товарами.

Женившись в 1698 году на дочери своего коллеги, в феврале 1700 он купил просторный дом недалеко от гавани на Харлемской насыпи (нидерл. Haarlemmerdijk), этот дом сохранился и поныне. В доме находились: магазин, семья хозяина, а также подмастерья и ученики, работавшие в аптеке. В этом доме, позднее размещались и его знаменитые коллекции, ставшие вскоре одной из достопримечательностей Амстердама.

На обогащение и организацию своего музея Себа не жалел средств. Широкие торговые связи с крупнейшими торговыми компаниями того времени и, в первую очередь, с Ост- и Вест-Индской, в значительной мере способствовали росту его музея. Есть данные, что Себа совершил одно или несколько путешествий в Вест-Индию, хотя сам он нигде не упоминает об этом. Себа вел оживленный обмен с другими нидерландскими коллекционерами: Николаем Витсеном (1641−1715), Левинусом Винцентом (1658—1727), Теодором Гюйгенсом (годы жизни не известны).

Он был лично знаком и вел активную переписку с рядом выдающихся натуралистов и врачей того времени: Фридериком Рюйшем, Германом Бургаве, Иоганном Линком (1674—1734), Якобом Теодором Клейном (1685—1750), Гансом Слоаном (1660—1753), Якобом Шойхцером (нем. Johannes Scheuchzer) и другими. 15/28 июня 1731 года музей Себа посетил великий Линней. Себа хотел привлечь его к обработке и систематизации экспонатов своей коллекции для третьего тома своих «Тезавров», но, занятый рядом ботанических работ, Линней отказался и рекомендовал вместо себя своего друга Петра Артеди, только что закончившего свой обобщающий труд по ихтиологии, позднее изданный Линнеем. Артеди определил всех рыб из собрания Себа и сделал их описание, но трагическая смерть (он утонул в городском канале, оступившись при возвращении домой в ночное время) прервала его работу. Во время своего второго посещения Голландии в 1716—1717 годах музей Себа посетил Петр I.

В 1722 году Себа избирается членом Болонского института, в 1727 — членом знаменитой Академии естественных курьезов в Швейнфурте, в 1728 — Королевского общества в Лондоне. По-видимому, поняв все значение своей коллекции, окруженный почетом и вниманием, Себа решил составить описание своего собрания и сопроводить его изображениями всех экспонатов. Это грандиозное сочинение «Locupletissimi rerum naturalium thesauri» («Богатейший клад природного царства») увидело свет в 1734—1765 годах в виде огромных (48,5 × 33 см) четырёх томов с 449 великолепно исполненными таблицами. Последние два тома вышли уже после смерти Себа.

2 мая 1736 года Себа скончался. Через 16 лет (14 апреля 1752 года) после его смерти наследники устроили аукцион его собрания. С этой целью ими был издан каталог, который был разослан по научным учреждениям Европы, а также многим коллекционерам. В результате вся коллекция была продана за 24 440 голландских гульденов.

Итоги научной деятельности

Будучи учёным-дилетантом, Себа оставил после себя немного трудов. Основной труд — это его знаменитые «Thesauri», навсегда вошедшие в историю систематической зоологии. Помимо этого, им опубликовано ещё три небольших статьи: о коричном дереве и торговле корицей, об экзотических лекарственных средствах и о препаровке растений.

Отдавая должное заслугам Себа перед систематической зоологией, специалисты разных её разделов увековечили его имя во многих названиях животных, используя его фамилию в качестве видового названия. Известный номенклатурный справочник Ч. Д. Шерборна (1861—1942) приводит 39 видовых названий животных разных классов, названных в честь Альберта Себа.

Библиография

  • Юрьев К. Б. АН СССР Труды Зоологическго ин-та, Том 101. — Л.: 1981. — С. 109—120.

Напишите отзыв о статье "Себа, Альберт"

Ссылки

  • [www.taschen.com/pages/en/catalogue/classics/all/01661/facts.albertus_sebas_cabinet_of_natural_curiosities.htm TASCHEN Books: Albertus Seba’s Cabinet of Natural Curiosities]


Отрывок, характеризующий Себа, Альберт

Тотчас после ухода настоятеля Нашата взяла за руку свою подругу и пошла с ней в пустую комнату.
– Соня, да? он будет жив? – сказала она. – Соня, как я счастлива и как я несчастна! Соня, голубчик, – все по старому. Только бы он был жив. Он не может… потому что, потому… что… – И Наташа расплакалась.
– Так! Я знала это! Слава богу, – проговорила Соня. – Он будет жив!
Соня была взволнована не меньше своей подруги – и ее страхом и горем, и своими личными, никому не высказанными мыслями. Она, рыдая, целовала, утешала Наташу. «Только бы он был жив!» – думала она. Поплакав, поговорив и отерев слезы, обе подруги подошли к двери князя Андрея. Наташа, осторожно отворив двери, заглянула в комнату. Соня рядом с ней стояла у полуотворенной двери.
Князь Андрей лежал высоко на трех подушках. Бледное лицо его было покойно, глаза закрыты, и видно было, как он ровно дышал.
– Ах, Наташа! – вдруг почти вскрикнула Соня, хватаясь за руку своей кузины и отступая от двери.
– Что? что? – спросила Наташа.
– Это то, то, вот… – сказала Соня с бледным лицом и дрожащими губами.
Наташа тихо затворила дверь и отошла с Соней к окну, не понимая еще того, что ей говорили.
– Помнишь ты, – с испуганным и торжественным лицом говорила Соня, – помнишь, когда я за тебя в зеркало смотрела… В Отрадном, на святках… Помнишь, что я видела?..
– Да, да! – широко раскрывая глаза, сказала Наташа, смутно вспоминая, что тогда Соня сказала что то о князе Андрее, которого она видела лежащим.
– Помнишь? – продолжала Соня. – Я видела тогда и сказала всем, и тебе, и Дуняше. Я видела, что он лежит на постели, – говорила она, при каждой подробности делая жест рукою с поднятым пальцем, – и что он закрыл глаза, и что он покрыт именно розовым одеялом, и что он сложил руки, – говорила Соня, убеждаясь, по мере того как она описывала виденные ею сейчас подробности, что эти самые подробности она видела тогда. Тогда она ничего не видела, но рассказала, что видела то, что ей пришло в голову; но то, что она придумала тогда, представлялось ей столь же действительным, как и всякое другое воспоминание. То, что она тогда сказала, что он оглянулся на нее и улыбнулся и был покрыт чем то красным, она не только помнила, но твердо была убеждена, что еще тогда она сказала и видела, что он был покрыт розовым, именно розовым одеялом, и что глаза его были закрыты.
– Да, да, именно розовым, – сказала Наташа, которая тоже теперь, казалось, помнила, что было сказано розовым, и в этом самом видела главную необычайность и таинственность предсказания.
– Но что же это значит? – задумчиво сказала Наташа.
– Ах, я не знаю, как все это необычайно! – сказала Соня, хватаясь за голову.
Через несколько минут князь Андрей позвонил, и Наташа вошла к нему; а Соня, испытывая редко испытанное ею волнение и умиление, осталась у окна, обдумывая всю необычайность случившегося.
В этот день был случай отправить письма в армию, и графиня писала письмо сыну.
– Соня, – сказала графиня, поднимая голову от письма, когда племянница проходила мимо нее. – Соня, ты не напишешь Николеньке? – сказала графиня тихим, дрогнувшим голосом, и во взгляде ее усталых, смотревших через очки глаз Соня прочла все, что разумела графиня этими словами. В этом взгляде выражались и мольба, и страх отказа, и стыд за то, что надо было просить, и готовность на непримиримую ненависть в случае отказа.
Соня подошла к графине и, став на колени, поцеловала ее руку.
– Я напишу, maman, – сказала она.
Соня была размягчена, взволнована и умилена всем тем, что происходило в этот день, в особенности тем таинственным совершением гаданья, которое она сейчас видела. Теперь, когда она знала, что по случаю возобновления отношений Наташи с князем Андреем Николай не мог жениться на княжне Марье, она с радостью почувствовала возвращение того настроения самопожертвования, в котором она любила и привыкла жить. И со слезами на глазах и с радостью сознания совершения великодушного поступка она, несколько раз прерываясь от слез, которые отуманивали ее бархатные черные глаза, написала то трогательное письмо, получение которого так поразило Николая.


На гауптвахте, куда был отведен Пьер, офицер и солдаты, взявшие его, обращались с ним враждебно, но вместе с тем и уважительно. Еще чувствовалось в их отношении к нему и сомнение о том, кто он такой (не очень ли важный человек), и враждебность вследствие еще свежей их личной борьбы с ним.
Но когда, в утро другого дня, пришла смена, то Пьер почувствовал, что для нового караула – для офицеров и солдат – он уже не имел того смысла, который имел для тех, которые его взяли. И действительно, в этом большом, толстом человеке в мужицком кафтане караульные другого дня уже не видели того живого человека, который так отчаянно дрался с мародером и с конвойными солдатами и сказал торжественную фразу о спасении ребенка, а видели только семнадцатого из содержащихся зачем то, по приказанию высшего начальства, взятых русских. Ежели и было что нибудь особенное в Пьере, то только его неробкий, сосредоточенно задумчивый вид и французский язык, на котором он, удивительно для французов, хорошо изъяснялся. Несмотря на то, в тот же день Пьера соединили с другими взятыми подозрительными, так как отдельная комната, которую он занимал, понадобилась офицеру.