Севастократор

Поделись знанием:
Перейти к: навигация, поиск

Севастократор (греч. σεβαστοκράτωρ, болг. и серб. Севастократор) — высший придворный титул в поздней Византийской империи и ряде соседних государств, в частности в Втором Болгарском царстве и в Сербском царстве. Жены севастократоров именовались севастократориссами (σεβαστοκρατόρισσα) либо (в славянских землях) севастократицами.

Титул состоит из двух греческих основ и дословно переводится как «благородный владетель».

Ввел титул византийский император Алексей Комнин для своего старшего брата Исаака Комнина[1]. Согласно Анне Комнине, титул обозначал ранг выше цезаря (каковым был зять Алексея Никифор Мелиссин) и рассматривался как второй император[2].

Напишите отзыв о статье "Севастократор"



Примечания

  1. Oxford Dictionary of Byzantium. — Oxford University Press, 1991. — P. 1862. — ISBN 978-0-19-504652-6.
  2. Анна Комнина. Алексиада. — III.4


Отрывок, характеризующий Севастократор

– Что можно сказать или подумать в утешенье? – сказал Пьер. – Ничего. Зачем было умирать такому славному, полному жизни мальчику?
– Да, в наше время трудно жить бы было без веры… – сказала княжна Марья.
– Да, да. Вот это истинная правда, – поспешно перебил Пьер.
– Отчего? – спросила Наташа, внимательно глядя в глаза Пьеру.
– Как отчего? – сказала княжна Марья. – Одна мысль о том, что ждет там…
Наташа, не дослушав княжны Марьи, опять вопросительно поглядела на Пьера.
– И оттого, – продолжал Пьер, – что только тот человек, который верит в то, что есть бог, управляющий нами, может перенести такую потерю, как ее и… ваша, – сказал Пьер.
Наташа раскрыла уже рот, желая сказать что то, но вдруг остановилась. Пьер поспешил отвернуться от нее и обратился опять к княжне Марье с вопросом о последних днях жизни своего друга. Смущение Пьера теперь почти исчезло; но вместе с тем он чувствовал, что исчезла вся его прежняя свобода. Он чувствовал, что над каждым его словом, действием теперь есть судья, суд, который дороже ему суда всех людей в мире. Он говорил теперь и вместе с своими словами соображал то впечатление, которое производили его слова на Наташу. Он не говорил нарочно того, что бы могло понравиться ей; но, что бы он ни говорил, он с ее точки зрения судил себя.