Севастьянова, Александра Александровна

Поделись знанием:
Перейти к: навигация, поиск

Александра Севастьянова (1874 — 7 декабря 1907) — русская эсерка-террористка, участница революционного движения в Российской империи в начале ХХ века.



Биография

Родилась в 1874 году. По профессии была фельдшерицей. В 1901 году за участие в издании газеты «Революционная Россия» была сослана, но бежала с поселения. Вступила в Боевую организацию партии социалистов-революционеров, а после временно прекращения деятельности этой организации в 1906 году вошла в состав Центрального боевого отряда. Сведения об этом периоде её жизни содержатся в воспоминаниях Валентины Поповой «[www.nnre.ru/istorija/_zhenshiny_terroristki_rossii_beskorystnye_ubiicy/p3.php Динамитные мастерские 1906—1907 гг. и провокатор Азеф]». Севастьянова работала в тайной динамитной мастерской, расположенной на даче в Териоках. Там ей приходилось в конспиративных целях играть роль прислуги, а также заниматься хозяйством, например, готовкой. Незадолго до работы в мастерской в Териоках, Севастьянова работала в динамитной мастерской Веры Штольтерфорт и Друганова в Петербурге, где она жила тоже в качестве прислуги. При аресте петербургской мастерской ей удалось благополучно покинуть её. Пользовалась партийной кличкой «Аннушка». Попова описывает её как первого человека, встретившего её после вступления в Боевую организацию:

Быстро вышла немолодая женщина монашеского вида, повязанная платком. Своим внешним видом она удачно имитировала прислугу; думаю, что и более опытный взгляд, чем мой, не уловил бы ничего подозрительного в её облике. На желтоватом и изможденном лице выделялись и обращали внимание большие темные глаза, глаза человека, ушедшего в себя. Немножко согбенная, худенькая фигура, темное, старушечье платье, мягкие движения послушницы.

Как пишет Попова, Евно Азеф «по целому ряду причин, которые трудно учесть, не выдавал, до поры до времени даже оберегал» Севастьянову, но лишь до конца 1907 года.

21 ноября 1907 года Севастьянова бросила бомбу в московского генерал-губернатора и командующего Московским военным округом генерала С. К. Гершельмана. Покушение закончилось неудачей. Террористку судили военно-окружным судом и приговорили к смертной казни. Повешена 7 декабря. Севастьянова до конца не назвала своего имени и погибла, как «неизвестная женщина». О её судьбе в своих мемуарах упоминает не только Валентина Попова, но и Борис Савинков.

О ней написал писатель Юрий Владимирович Давыдов в книге «[www.e-reading.me/book.php?book=17959 Соломенная сторожка]»:

«Я вижу склоненную русую голову Сашеньки Севастьяновой, – совсем немного до того дня, когда она метнет бомбу в московского генерал-губернатора, у него лишь кокарду сорвет, а она рухнет на мостовую с выбитым глазом и проломленным черепом; её перевяжут в Басманной больнице и поволокут на шаткий, наспех сколоченный помост – повесят «неизвестную»: она не назовет своего имени, оберегая от провала товарищей».

Напишите отзыв о статье "Севастьянова, Александра Александровна"

Ссылки000

  • [profismart.org/web/bookreader-107971-63.php Женщины-террористки России. Бескорыстные убийцы]
  • «[www.e-reading.me/book.php?book=17959 Соломенная сторожка]» Давыдов Ю.В.

Отрывок, характеризующий Севастьянова, Александра Александровна

Князь Андрей стоял прямо против Кутузова; но по выражению единственного зрячего глаза главнокомандующего видно было, что мысль и забота так сильно занимали его, что как будто застилали ему зрение. Он прямо смотрел на лицо своего адъютанта и не узнавал его.
– Ну, что, кончил? – обратился он к Козловскому.
– Сию секунду, ваше высокопревосходительство.
Багратион, невысокий, с восточным типом твердого и неподвижного лица, сухой, еще не старый человек, вышел за главнокомандующим.
– Честь имею явиться, – повторил довольно громко князь Андрей, подавая конверт.
– А, из Вены? Хорошо. После, после!
Кутузов вышел с Багратионом на крыльцо.
– Ну, князь, прощай, – сказал он Багратиону. – Христос с тобой. Благословляю тебя на великий подвиг.
Лицо Кутузова неожиданно смягчилось, и слезы показались в его глазах. Он притянул к себе левою рукой Багратиона, а правой, на которой было кольцо, видимо привычным жестом перекрестил его и подставил ему пухлую щеку, вместо которой Багратион поцеловал его в шею.
– Христос с тобой! – повторил Кутузов и подошел к коляске. – Садись со мной, – сказал он Болконскому.
– Ваше высокопревосходительство, я желал бы быть полезен здесь. Позвольте мне остаться в отряде князя Багратиона.
– Садись, – сказал Кутузов и, заметив, что Болконский медлит, – мне хорошие офицеры самому нужны, самому нужны.
Они сели в коляску и молча проехали несколько минут.
– Еще впереди много, много всего будет, – сказал он со старческим выражением проницательности, как будто поняв всё, что делалось в душе Болконского. – Ежели из отряда его придет завтра одна десятая часть, я буду Бога благодарить, – прибавил Кутузов, как бы говоря сам с собой.
Князь Андрей взглянул на Кутузова, и ему невольно бросились в глаза, в полуаршине от него, чисто промытые сборки шрама на виске Кутузова, где измаильская пуля пронизала ему голову, и его вытекший глаз. «Да, он имеет право так спокойно говорить о погибели этих людей!» подумал Болконский.
– От этого я и прошу отправить меня в этот отряд, – сказал он.
Кутузов не ответил. Он, казалось, уж забыл о том, что было сказано им, и сидел задумавшись. Через пять минут, плавно раскачиваясь на мягких рессорах коляски, Кутузов обратился к князю Андрею. На лице его не было и следа волнения. Он с тонкою насмешливостью расспрашивал князя Андрея о подробностях его свидания с императором, об отзывах, слышанных при дворе о кремском деле, и о некоторых общих знакомых женщинах.


Кутузов чрез своего лазутчика получил 1 го ноября известие, ставившее командуемую им армию почти в безвыходное положение. Лазутчик доносил, что французы в огромных силах, перейдя венский мост, направились на путь сообщения Кутузова с войсками, шедшими из России. Ежели бы Кутузов решился оставаться в Кремсе, то полуторастатысячная армия Наполеона отрезала бы его от всех сообщений, окружила бы его сорокатысячную изнуренную армию, и он находился бы в положении Мака под Ульмом. Ежели бы Кутузов решился оставить дорогу, ведшую на сообщения с войсками из России, то он должен был вступить без дороги в неизвестные края Богемских
гор, защищаясь от превосходного силами неприятеля, и оставить всякую надежду на сообщение с Буксгевденом. Ежели бы Кутузов решился отступать по дороге из Кремса в Ольмюц на соединение с войсками из России, то он рисковал быть предупрежденным на этой дороге французами, перешедшими мост в Вене, и таким образом быть принужденным принять сражение на походе, со всеми тяжестями и обозами, и имея дело с неприятелем, втрое превосходившим его и окружавшим его с двух сторон.