Северилов, Николай Семёнович

Николай Семёнович Северилов
Дата рождения	5 января 1923(1923-01-05)
Место рождения	Новосибирск
Дата смерти	30 августа 1988(1988-08-30) (65 лет)
Принадлежность	СССР СССР
Род войск	пехота
Годы службы	1941—1945
Звание
Сражения/войны	Великая Отечественная война
Награды и премии	, лишён всех остальных званий и наград в связи с осуждением.

Николай Семёнович Северилов (1923—1988) — старший лейтенант Рабоче-крестьянской Красной Армии, участник Великой Отечественной войны, Герой Советского Союза (1945), лишён всех званий и наград в связи с осуждением.

Биография

Николай Северилов родился 5 января 1923 года в городе Новониколаевск (ныне — Новосибирск). В 1940 году окончил десять классов средней школы, после чего работал слесарем на авиазаводе имени Чкалова.

В октябре 1941 года Северилов был призван на службу в Рабоче-крестьянскую Красную Армию Заельцовским районными военным комиссариатом города Новосибирска. С декабря 1941 года — красноармеец 114-й стрелковой дивизии Карельского фронта. Как получивший полное среднее образование, Северилов был направлен в Белоцерковское военное пехотное училище, эвакуированное в Томск, но учёбу не закончил, так как в январе 1943 года курсанты училища были подняты по тревоге и спешно отправлены на фронт.

С февраля 1943 года воевал на Западном фронте на должности командира отделения в 85-й стрелковой дивизии. В апреле-июле 1943 года болел, после излечения Северилов был направлен в 1231-й стрелковый полк 371-й стрелковой дивизии и назначен помощником командира стрелкового взвода. В боях за освобождение городов Ярцево и Спас-Деменск, уже на должности командира взвода автоматчиков, старший сержант Северилов лично уничтожил пулемётный расчёт и 14 немецких солдат, за что был впоследствии (12 сентября 1943 года) награждён медалью «За отвагу». 8 сентября 1943 года был легко ранен в голову. После непродолжительного лечения в октябре 1943 года Северилов был направлен на курсы младших лейтенантов при 33-й армии. В конце января 1944 года, получив офицерское звание, вернулся в свой полк и стал командовать сначала взводом, а впоследствии ротой. 25 января 1944 года был награждён второй медалью «За отвагу». 11 февраля 1944 года был вторично ранен, на сей раз в правую ногу.

После выздоровления лейтенант Северилов был направлен на должность командира роты в 190-м стрелковом полку 5-й стрелковой Орловской Краснознамённой орденов Суворова и Кутузова дивизии 3-й армии 3-го Белорусского фронта, 24 августа вступил в должность. Принимал участие в боях за освобождение Белорусской ССР, форсировании реки Нарев. За эти бои 8 октября 1944 года был награждён орденом Отечественной войны 2-й степени. В 1944 году вступил в ВКП(б).

Особенно отличился Северилов во время боёв в Восточной Пруссии весной 1945 года. 16 марта 1945 года рота лейтенанта Северилова получила боевую задачу занять населённый пункт Вальтерсдорф юго-западнее Кёнигсберга (ныне — Пенцишево Варминско-Мазурского воеводства Польши). После артиллерийской подготовки, несмотря на численное превосходство вражеских сил, рота начала атаку. Северилов находился в первых рядах. Рота прорвала немецкую оборону и ворвалась на окраину Вальтерсдорфа. В ходе штурма Северилов получил тяжёлое ранение в обе ноги и правую руку, но продолжил руководство боем и продвижение вперёд, пока не потерял сознание. В бою рота понесла незначительные потери, уничтожив при этом до 100 вражеских солдат и офицеров. Своими действиями рота обеспечила продвижение вперёд своей дивизии на 5-6 километров.

29 июня 1945 года Указом Президиума Верховного Совета СССР за «образцовое выполнение боевых заданий командования на фронте борьбы с немецко-фашистскими захватчиками и проявленные при этом мужество и героизм» старший лейтенант Николай Северилов был удостоен высокого звания Героя Советского Союза с вручением ордена Ленина и медали «Золотая Звезда» за номером 7640.

На фронт Северилов больше не вернулся, так как в госпитале врачи ампутировали ему ногу. 31 августа 1945 года он был уволен в запас по ранению, после чего вернулся в Новосибирск. В 1952 году Северилов окончил авиационный техникум в Новосибирске, после чего работал конструктором на авиазаводе имени Чкалова.

В 1963 году совершил преступление, предусмотренное статьёй 119 Уголовного кодекса РСФСР (половое сношение или удовлетворение половой страсти в извращенных формах с лицом, не достигшим половой зрелости). 19 июля 1963 года Указом Президиума Верховного Совета СССР Северилов был лишён всех званий и наград.

После освобождения из мест лишения свободы проживал в Новосибирске. В 1985 году Северилов был награждён орденом Отечественной войны 2-й степени. Скончался 30 августа 1988 года.

Литература

• Конев В. Н. Прокляты и забыты. Отверженные Герои СССР. — М.: Яуза, 2010.

Отрывок, характеризующий Северилов, Николай Семёнович

Когда человек видит умирающее животное, ужас охватывает его: то, что есть он сам, – сущность его, в его глазах очевидно уничтожается – перестает быть. Но когда умирающее есть человек, и человек любимый – ощущаемый, тогда, кроме ужаса перед уничтожением жизни, чувствуется разрыв и духовная рана, которая, так же как и рана физическая, иногда убивает, иногда залечивается, но всегда болит и боится внешнего раздражающего прикосновения.
После смерти князя Андрея Наташа и княжна Марья одинаково чувствовали это. Они, нравственно согнувшись и зажмурившись от грозного, нависшего над ними облака смерти, не смели взглянуть в лицо жизни. Они осторожно берегли свои открытые раны от оскорбительных, болезненных прикосновений. Все: быстро проехавший экипаж по улице, напоминание об обеде, вопрос девушки о платье, которое надо приготовить; еще хуже, слово неискреннего, слабого участия болезненно раздражало рану, казалось оскорблением и нарушало ту необходимую тишину, в которой они обе старались прислушиваться к незамолкшему еще в их воображении страшному, строгому хору, и мешало вглядываться в те таинственные бесконечные дали, которые на мгновение открылись перед ними.
Только вдвоем им было не оскорбительно и не больно. Они мало говорили между собой. Ежели они говорили, то о самых незначительных предметах. И та и другая одинаково избегали упоминания о чем нибудь, имеющем отношение к будущему.
Признавать возможность будущего казалось им оскорблением его памяти. Еще осторожнее они обходили в своих разговорах все то, что могло иметь отношение к умершему. Им казалось, что то, что они пережили и перечувствовали, не могло быть выражено словами. Им казалось, что всякое упоминание словами о подробностях его жизни нарушало величие и святыню совершившегося в их глазах таинства.
Беспрестанные воздержания речи, постоянное старательное обхождение всего того, что могло навести на слово о нем: эти остановки с разных сторон на границе того, чего нельзя было говорить, еще чище и яснее выставляли перед их воображением то, что они чувствовали.

Но чистая, полная печаль так же невозможна, как чистая и полная радость. Княжна Марья, по своему положению одной независимой хозяйки своей судьбы, опекунши и воспитательницы племянника, первая была вызвана жизнью из того мира печали, в котором она жила первые две недели. Она получила письма от родных, на которые надо было отвечать; комната, в которую поместили Николеньку, была сыра, и он стал кашлять. Алпатыч приехал в Ярославль с отчетами о делах и с предложениями и советами переехать в Москву в Вздвиженский дом, который остался цел и требовал только небольших починок. Жизнь не останавливалась, и надо было жить. Как ни тяжело было княжне Марье выйти из того мира уединенного созерцания, в котором она жила до сих пор, как ни жалко и как будто совестно было покинуть Наташу одну, – заботы жизни требовали ее участия, и она невольно отдалась им. Она поверяла счеты с Алпатычем, советовалась с Десалем о племяннике и делала распоряжения и приготовления для своего переезда в Москву.
Наташа оставалась одна и с тех пор, как княжна Марья стала заниматься приготовлениями к отъезду, избегала и ее.
Княжна Марья предложила графине отпустить с собой Наташу в Москву, и мать и отец радостно согласились на это предложение, с каждым днем замечая упадок физических сил дочери и полагая для нее полезным и перемену места, и помощь московских врачей.
– Я никуда не поеду, – отвечала Наташа, когда ей сделали это предложение, – только, пожалуйста, оставьте меня, – сказала она и выбежала из комнаты, с трудом удерживая слезы не столько горя, сколько досады и озлобления.
После того как она почувствовала себя покинутой княжной Марьей и одинокой в своем горе, Наташа большую часть времени, одна в своей комнате, сидела с ногами в углу дивана, и, что нибудь разрывая или переминая своими тонкими, напряженными пальцами, упорным, неподвижным взглядом смотрела на то, на чем останавливались глаза. Уединение это изнуряло, мучило ее; но оно было для нее необходимо. Как только кто нибудь входил к ней, она быстро вставала, изменяла положение и выражение взгляда и бралась за книгу или шитье, очевидно с нетерпением ожидая ухода того, кто помешал ей.
Ей все казалось, что она вот вот сейчас поймет, проникнет то, на что с страшным, непосильным ей вопросом устремлен был ее душевный взгляд.
В конце декабря, в черном шерстяном платье, с небрежно связанной пучком косой, худая и бледная, Наташа сидела с ногами в углу дивана, напряженно комкая и распуская концы пояса, и смотрела на угол двери.
Она смотрела туда, куда ушел он, на ту сторону жизни. И та сторона жизни, о которой она прежде никогда не думала, которая прежде ей казалась такою далекою, невероятною, теперь была ей ближе и роднее, понятнее, чем эта сторона жизни, в которой все было или пустота и разрушение, или страдание и оскорбление.
Она смотрела туда, где она знала, что был он; но она не могла его видеть иначе, как таким, каким он был здесь. Она видела его опять таким же, каким он был в Мытищах, у Троицы, в Ярославле.
Она видела его лицо, слышала его голос и повторяла его слова и свои слова, сказанные ему, и иногда придумывала за себя и за него новые слова, которые тогда могли бы быть сказаны.
Вот он лежит на кресле в своей бархатной шубке, облокотив голову на худую, бледную руку. Грудь его страшно низка и плечи подняты. Губы твердо сжаты, глаза блестят, и на бледном лбу вспрыгивает и исчезает морщина. Одна нога его чуть заметно быстро дрожит. Наташа знает, что он борется с мучительной болью. «Что такое эта боль? Зачем боль? Что он чувствует? Как у него болит!» – думает Наташа. Он заметил ее вниманье, поднял глаза и, не улыбаясь, стал говорить.