Северная семилетняя война

Северная семилетняя война
Фредерик II атакует Эльвсборг, 1563.
Дата	1563—1570
Место	Скандинавия
Причина	Недовольство Дании развалом Кальмарской унии
Итог	Статус-кво
Противники
Дания, Любек, Польша Швеция
Командующие
Фредерик II Эрик XIV, Юхан III
Силы сторон
неизвестно неизвестно
Потери
неизвестно неизвестно

Северная семилетняя война (также Скандинавская семилетняя война) (1563—1570) — война между Швецией и коалицией Дании, Любека и Польши. Военные действия продолжались до истощения сил противников. Штеттинский мир восстановил положение, предшествующее началу войны, ни одна из сторон не приобрела новых территорий.

Международная обстановка накануне войны

Кальмарская уния, оформленная с 1397 году и ликвидированная в 1523 году, распалась в результате восстания Швеции против датского господства. Успешные восстания в 1471 году под руководством представителей дворянских родов Стуре и Бунде привели к восстановлению независимости Швеции к 1503 году. Но в 1520 году датский король Кристиан II с легкостью вернул Швецию под власть Дании и устроил кровавую расправу над повстанцами. Около ста дворян и видных горожан Стокгольма были казнены в ходе событий так называемой Стокгольмской кровавой бани 1520 года, а тело скончавшегося незадолго до этого регента Стена Стуре Младшего было выкопано и сожжено (он был обвинен в ереси). Неоправданную жестокость осудил папа римский, она вызвала отвращение даже у датчан, и по возвращении на родину Кристиан II был свергнут с трона датскими дворянами. На его место возвели Фредерика I, он был коронован в марте 1523 года.

В Швеции вакуум власти в сочетании с мятежом в Дании против Кристиана II дал возможность Густаву Вазе при поддержке крестьян и ганзейских городов Любек и Данциг укрепить контроль над страной и получить трон в июне 1523 года.

Швеция в 1523 году была ещё слаба, доступ на запад был фактически блокирован Данией и Норвегией, продолжавшими входить в Кальмарскую унию, доступ к Северному морю был ограничен 20-километровой полосой у пролива Каттегат около крепости Эльвсборг (швед. Älvsborg, недалеко от современного Гётеборга), Балтийское море находилось под контролем Дании, что ограничивало возможности шведского флота.

Густав Ваза изменил военную структуру в Швеции, что поначалу не дало немедленных результатов, но оказало серьёзное влияние на последующее развитие событий. В 1544 году он использовал для создания первой европейской постоянной армии старинное право набрать в случае чрезвычайной ситуации группу мужчин от каждого округа. Военные были в резерве, находясь в мирное время дома, но были обязаны участвовать в военных сборах и тренировках. Эта система позже была расширена. К 1560 году, когда Густав Ваза умер, каждые десять крестьян предоставили одного человека для службы и участия в военных кампаниях как дома, так и за границей.

Предпосылки

Причины начала войны приписываются главным образом недовольству Дании развалом Кальмарской унии. Это недовольство проявилось несколько раз во время правления Густава Вазы, например, датский король Кристиан III включил традиционный шведский знак отличия в виде трех корон в свой собственных герб. В Швеции это рассматривалось как ещё одно притязание со стороны Дании.

Это и другие события создали значительные трения между странами, особенно после смерти Густава Вазы и Кристиана III. В обеих странах на престол взошли молодые и целеустремлённые монархи — Эрик XIV в Швеции и Фредерик II в Дании.

Эрик XIV в начале своего правления препятствовал планам Дании завоевать Эстонию. В феврале 1563 года представители Эрика отправились в Гессен для переговоров о браке с принцессой Кристиной. Посланцы были задержаны в Копенгагене. Эрик XIV добавил отличительные знаки Дании и Норвегии в свой собственный герб и отклонил требования убрать их. Любек, недовольный ограничениями, которые ввел Эрик XIV для препятствия торговле с Русским царством и возвращения торговых привилегий, присоединился к Дании в качестве союзника. Вскоре в войну вступила Польша, стремившаяся получить контроль над торговлей в Балтийском море.

Начало войны

Первые военные действия начались в мае 1563 года. Датский флот под командованием Якоба Брокенхуса (дат. Jakob Brockenhuus) вошёл в Балтийское море. Хотя война не была официально объявлена, около острова Борнхольм он атаковал шведскую флотилию под командой Якоба Багге (швед. Jakob Bagge). Победу одержала шведская сторона.

В Росток для проведения мирных переговоров отправились немецкие эмиссары, но шведская делегация не явилась на встречу. 13 августа 1563 года Дания и Любек объявили войну Швеции. В этом же месяце Фредерик II атаковал Эльвсборг. В начале войны датчане выдвинулись из области Халланд с 25-тысячной армией профессиональных наёмников и 4 сентября, после трех дней бомбардировки и шестичасового штурма, захватили Эльвсборг.

Благодаря захвату Дания отрезала Швецию от Северного моря, блокируя крайне важные поставки соли. Эрик XIV атаковал Хальмстад, но безрезультатно — шведская контратака была отбита профессиональной датской армией.

После морского сражения 11 сентября около острова Эланд наступило временное затишье.

Действия на суше

В 1564 году Швеция захватила норвежские провинции Емтланд, Херьедален и Трёнделаг, включая город Тронхейм. Плохое обращение с местными жителями повлекло изменение отношения к шведам, им стали оказывать сопротивление. Изгнанные из Трённелага (норв. Trøndelag), шведы продолжали удерживать Емтланд и Херьедален. Эти провинции позже были возвращены норвежскими силами.

Датская наемная армия превосходила шведскую крестьянскую армию во всех отношениях, кроме одного — они сражались только тогда, когда им платили. Так как только часть датской армии была готова идти в бой, Дания отказалась от планов захватить крепость Кальмар и сосредоточилась на атаке на Стокгольм. В августе Эрик XIV напал и оккупировал датскую провинцию Блекинге, но датчанам удалось возвратить её.

Новые сражения

30 мая произошла битва между шведским и датским флотами между островами Готланд и Эланд. Датским флотом командовал адмирал Герлуф Тролле. Шведский командующий Якоб Багге попал в плен, но явный победитель не был выявлен. Новым командующим стал адмирал Август Клас Кристерссон Горн (ок. 1517—1565), и 14 августа он разбил датский флот у северной оконечности острова Эланд.

Горн атаковал провинции Халланд и Сконе в 1565 и сделал несколько попыток атаки на провинцию Бохуслен и город Уддевалла. Датчане подожгли Старый Лёдёсе в провинции Вестергётланд. Впервые Эрик XIV взял командование армии на себя, но снова передал его другому человеку, Нильсу Бойе, который 28 августа захватил Варберг. Датская армия под командованием Даниеля Рантцау 20 октября разбила шведскую армию у Аксторны (швед. Axtorna).

На море дела у шведов шли лучше. Горн оттеснил датско-любекский флот к побережью Германии, где большая часть его была уничтожена. Несколько позже он одержал вверх в сражении у побережья Мекленбурга, и 4 июля у острова Борнхольм. Эти победы обеспечили преимущество шведов в Балтийском море.

В январе 1566 года шведы неудачно осадили крепость Бохус в провинции Бохуслен. Даниель Рантцау перебросил свои силы в Вестергётланд. В море господствовали шведы, и Горн вернулся к сбору податей на Балтике без какого-либо вмешательства датчан. Ещё одна морская битва произошла 26 июля около Эланда. Датский флот был полностью уничтожен во время шторма, и Горн был призван командовать войсками на суше, где он умер 9 сентября.

Действия шведов

Шведы вторглись в долину Эстердаль (норв. Østerdal), пересекли Хедмарк и оккупировали норвежскую территорию. Они опустошили сельскую местность, сожгли Сарпсборг и вырезали военные гарнизоны.

В 1567 году шведы продолжили нападения на Норвегию, окружили замок Акерсхус (норв. Akershus) в Осло. Когда они были разбиты, то вернулись на север в Хедмарк и Оппланн, сожгли собор и разрушили замок Хамархус (норв. Hamarhus) в городе Хамар.

Действия датчан

По наступлению весны здоровье Эрика XIV ухудшилось — у него развилась шизофрения. Это парализовало шведские вооружённые силы. Датчане был изнурены и не осуществляли крупных атак до октября, когда Рантцау вторгся в Смоланд и Эстергётланд с армией, насчитывающей около 8500 человек. Где только мог, он сжег все поля и дома, уничтожил весь скот. Попытка отрезать пути его отступления через леса Холаведен провалились и в середине февраля 1568 года он вернулся в Халланд. В этом же году Эрик был свергнут с престола, и в войне наступил перерыв.

В течение этих лет были попытки достичь мирного соглашения между воюющими сторонами. В качестве посредников выступали герцоги Померании, французский посланник и императоры Фердинанд I и Максимилиан II. Но Эрик XIV и Фредерик II не стремились к заключению мира, поэтому все усилия были безрезультатны.

В 1568 году шведский король Юхан III, сменивший брата на престоле, начал переговоры с Данией и 18 ноября 1568 года в Роскилле был заключен мир. Но шведы отвергли соглашение, и в 1569 году война возобновилась. Датчане атаковали Варберг и 13 ноября захватили его. С другой стороны шведы не имели особого успеха в долинах Сконе (швед. Skåne).

Мирные переговоры

К 1570 году обе армии были истощены, и это привело к возобновлению мирных переговоров. В сентябре 1570 года начались переговоры в Штеттине и 13 декабря 1570 года был заключен Штеттинский мир. Шведский король отказывался от притязаний на Норвегию, Сконе, Халланд, Блекинге и Готланд, а датчане полностью отказались от претензий к Швеции. Кроме того, Кальмарская уния объявлялась аннулированной.

Швеция за выкуп в 150 000 риксталеров получала обратно Эльвсборг.

Последствия

Возможно, самым важным следствием войны было учреждение постоянной армии в Швеции. Эта война, после которой Швеция в следующем веке почти непрерывно участвовала в других войнах, создала военную мощь, сделавшую Швецию на определённый период величайшей военной державой в северной Европе.

Война, с её ужасными разрушениями и бессмысленными человеческими жертвами, усилила неприязнь между шведами и датчанами, превратила двойственное до этого отношение норвежцев к шведам в чувство страха и спровоцировала сопротивление шведскому влиянию в Норвегии.

Литература

• The Northern Wars, 1558—1721 (2000) — Robert I. Frost; Longman, Harlow, England; ISBN 0-582-06429-5
• Sweden and the Baltic, 1523—1721 (1992) — Andrina Stiles, Hodder & Stoughton, ISBN 0-340-54644-1
• Sweden — The Nation’s History (1988) — Franklin D. Scott; Southern Illinois University Press; ISBN 0-8093-1489-4
• The Struggle for Supremacy in the Baltic: 1600—1725 (1967) — Jill Lisk; Funk & Wagnalls, New York
• A History of Sweden (1956) — Ingvar Andersson; Frederick A. Praeger
• East Norway and its Frontier (1956) — Frank Noel Stagg, George Allen & Unwin, Ltd
• The Heart of Norway (1953) — Frank Noel Stagg, George Allen & Unwin, Ltd
• Fra Bondeoppbud til Legdshær (1952) — Trygve Mathisen, Guldendal Norsk Forlag
• History of the Norwegian People (1915) — Knut Gjerset, The MacMillan Company, Volumes I & II
• Naval Battles in the Baltic 1553—1850 (1910) — R. C. Anderson

Отрывок, характеризующий Северная семилетняя война

В 5 часов утра еще было совсем темно. Войска центра, резервов и правый фланг Багратиона стояли еще неподвижно; но на левом фланге колонны пехоты, кавалерии и артиллерии, долженствовавшие первые спуститься с высот, для того чтобы атаковать французский правый фланг и отбросить его, по диспозиции, в Богемские горы, уже зашевелились и начали подниматься с своих ночлегов. Дым от костров, в которые бросали всё лишнее, ел глаза. Было холодно и темно. Офицеры торопливо пили чай и завтракали, солдаты пережевывали сухари, отбивали ногами дробь, согреваясь, и стекались против огней, бросая в дрова остатки балаганов, стулья, столы, колеса, кадушки, всё лишнее, что нельзя было увезти с собою. Австрийские колонновожатые сновали между русскими войсками и служили предвестниками выступления. Как только показывался австрийский офицер около стоянки полкового командира, полк начинал шевелиться: солдаты сбегались от костров, прятали в голенища трубочки, мешочки в повозки, разбирали ружья и строились. Офицеры застегивались, надевали шпаги и ранцы и, покрикивая, обходили ряды; обозные и денщики запрягали, укладывали и увязывали повозки. Адъютанты, батальонные и полковые командиры садились верхами, крестились, отдавали последние приказания, наставления и поручения остающимся обозным, и звучал однообразный топот тысячей ног. Колонны двигались, не зная куда и не видя от окружавших людей, от дыма и от усиливающегося тумана ни той местности, из которой они выходили, ни той, в которую они вступали.
Солдат в движении так же окружен, ограничен и влеком своим полком, как моряк кораблем, на котором он находится. Как бы далеко он ни прошел, в какие бы странные, неведомые и опасные широты ни вступил он, вокруг него – как для моряка всегда и везде те же палубы, мачты, канаты своего корабля – всегда и везде те же товарищи, те же ряды, тот же фельдфебель Иван Митрич, та же ротная собака Жучка, то же начальство. Солдат редко желает знать те широты, в которых находится весь корабль его; но в день сражения, Бог знает как и откуда, в нравственном мире войска слышится одна для всех строгая нота, которая звучит приближением чего то решительного и торжественного и вызывает их на несвойственное им любопытство. Солдаты в дни сражений возбужденно стараются выйти из интересов своего полка, прислушиваются, приглядываются и жадно расспрашивают о том, что делается вокруг них.
Туман стал так силен, что, несмотря на то, что рассветало, не видно было в десяти шагах перед собою. Кусты казались громадными деревьями, ровные места – обрывами и скатами. Везде, со всех сторон, можно было столкнуться с невидимым в десяти шагах неприятелем. Но долго шли колонны всё в том же тумане, спускаясь и поднимаясь на горы, минуя сады и ограды, по новой, непонятной местности, нигде не сталкиваясь с неприятелем. Напротив того, то впереди, то сзади, со всех сторон, солдаты узнавали, что идут по тому же направлению наши русские колонны. Каждому солдату приятно становилось на душе оттого, что он знал, что туда же, куда он идет, то есть неизвестно куда, идет еще много, много наших.
– Ишь ты, и курские прошли, – говорили в рядах.
– Страсть, братец ты мой, что войски нашей собралось! Вечор посмотрел, как огни разложили, конца краю не видать. Москва, – одно слово!
Хотя никто из колонных начальников не подъезжал к рядам и не говорил с солдатами (колонные начальники, как мы видели на военном совете, были не в духе и недовольны предпринимаемым делом и потому только исполняли приказания и не заботились о том, чтобы повеселить солдат), несмотря на то, солдаты шли весело, как и всегда, идя в дело, в особенности в наступательное. Но, пройдя около часу всё в густом тумане, большая часть войска должна была остановиться, и по рядам пронеслось неприятное сознание совершающегося беспорядка и бестолковщины. Каким образом передается это сознание, – весьма трудно определить; но несомненно то, что оно передается необыкновенно верно и быстро разливается, незаметно и неудержимо, как вода по лощине. Ежели бы русское войско было одно, без союзников, то, может быть, еще прошло бы много времени, пока это сознание беспорядка сделалось бы общею уверенностью; но теперь, с особенным удовольствием и естественностью относя причину беспорядков к бестолковым немцам, все убедились в том, что происходит вредная путаница, которую наделали колбасники.
– Что стали то? Аль загородили? Или уж на француза наткнулись?
– Нет не слыхать. А то палить бы стал.
– То то торопили выступать, а выступили – стали без толку посереди поля, – всё немцы проклятые путают. Эки черти бестолковые!
– То то я бы их и пустил наперед. А то, небось, позади жмутся. Вот и стой теперь не емши.
– Да что, скоро ли там? Кавалерия, говорят, дорогу загородила, – говорил офицер.
– Эх, немцы проклятые, своей земли не знают, – говорил другой.
– Вы какой дивизии? – кричал, подъезжая, адъютант.
– Осьмнадцатой.
– Так зачем же вы здесь? вам давно бы впереди должно быть, теперь до вечера не пройдете.
– Вот распоряжения то дурацкие; сами не знают, что делают, – говорил офицер и отъезжал.
Потом проезжал генерал и сердито не по русски кричал что то.
– Тафа лафа, а что бормочет, ничего не разберешь, – говорил солдат, передразнивая отъехавшего генерала. – Расстрелял бы я их, подлецов!
– В девятом часу велено на месте быть, а мы и половины не прошли. Вот так распоряжения! – повторялось с разных сторон.
И чувство энергии, с которым выступали в дело войска, начало обращаться в досаду и злобу на бестолковые распоряжения и на немцев.
Причина путаницы заключалась в том, что во время движения австрийской кавалерии, шедшей на левом фланге, высшее начальство нашло, что наш центр слишком отдален от правого фланга, и всей кавалерии велено было перейти на правую сторону. Несколько тысяч кавалерии продвигалось перед пехотой, и пехота должна была ждать.
Впереди произошло столкновение между австрийским колонновожатым и русским генералом. Русский генерал кричал, требуя, чтобы остановлена была конница; австриец доказывал, что виноват был не он, а высшее начальство. Войска между тем стояли, скучая и падая духом. После часовой задержки войска двинулись, наконец, дальше и стали спускаться под гору. Туман, расходившийся на горе, только гуще расстилался в низах, куда спустились войска. Впереди, в тумане, раздался один, другой выстрел, сначала нескладно в разных промежутках: тратта… тат, и потом всё складнее и чаще, и завязалось дело над речкою Гольдбахом.
Не рассчитывая встретить внизу над речкою неприятеля и нечаянно в тумане наткнувшись на него, не слыша слова одушевления от высших начальников, с распространившимся по войскам сознанием, что было опоздано, и, главное, в густом тумане не видя ничего впереди и кругом себя, русские лениво и медленно перестреливались с неприятелем, подвигались вперед и опять останавливались, не получая во время приказаний от начальников и адъютантов, которые блудили по туману в незнакомой местности, не находя своих частей войск. Так началось дело для первой, второй и третьей колонны, которые спустились вниз. Четвертая колонна, при которой находился сам Кутузов, стояла на Праценских высотах.
В низах, где началось дело, был всё еще густой туман, наверху прояснело, но всё не видно было ничего из того, что происходило впереди. Были ли все силы неприятеля, как мы предполагали, за десять верст от нас или он был тут, в этой черте тумана, – никто не знал до девятого часа.
Было 9 часов утра. Туман сплошным морем расстилался по низу, но при деревне Шлапанице, на высоте, на которой стоял Наполеон, окруженный своими маршалами, было совершенно светло. Над ним было ясное, голубое небо, и огромный шар солнца, как огромный пустотелый багровый поплавок, колыхался на поверхности молочного моря тумана. Не только все французские войска, но сам Наполеон со штабом находился не по ту сторону ручьев и низов деревень Сокольниц и Шлапаниц, за которыми мы намеревались занять позицию и начать дело, но по сю сторону, так близко от наших войск, что Наполеон простым глазом мог в нашем войске отличать конного от пешего. Наполеон стоял несколько впереди своих маршалов на маленькой серой арабской лошади, в синей шинели, в той самой, в которой он делал итальянскую кампанию. Он молча вглядывался в холмы, которые как бы выступали из моря тумана, и по которым вдалеке двигались русские войска, и прислушивался к звукам стрельбы в лощине. В то время еще худое лицо его не шевелилось ни одним мускулом; блестящие глаза были неподвижно устремлены на одно место. Его предположения оказывались верными. Русские войска частью уже спустились в лощину к прудам и озерам, частью очищали те Праценские высоты, которые он намерен был атаковать и считал ключом позиции. Он видел среди тумана, как в углублении, составляемом двумя горами около деревни Прац, всё по одному направлению к лощинам двигались, блестя штыками, русские колонны и одна за другой скрывались в море тумана. По сведениям, полученным им с вечера, по звукам колес и шагов, слышанным ночью на аванпостах, по беспорядочности движения русских колонн, по всем предположениям он ясно видел, что союзники считали его далеко впереди себя, что колонны, двигавшиеся близ Працена, составляли центр русской армии, и что центр уже достаточно ослаблен для того, чтобы успешно атаковать его. Но он всё еще не начинал дела.
Нынче был для него торжественный день – годовщина его коронования. Перед утром он задремал на несколько часов и здоровый, веселый, свежий, в том счастливом расположении духа, в котором всё кажется возможным и всё удается, сел на лошадь и выехал в поле. Он стоял неподвижно, глядя на виднеющиеся из за тумана высоты, и на холодном лице его был тот особый оттенок самоуверенного, заслуженного счастья, который бывает на лице влюбленного и счастливого мальчика. Маршалы стояли позади его и не смели развлекать его внимание. Он смотрел то на Праценские высоты, то на выплывавшее из тумана солнце.
Когда солнце совершенно вышло из тумана и ослепляющим блеском брызнуло по полям и туману (как будто он только ждал этого для начала дела), он снял перчатку с красивой, белой руки, сделал ею знак маршалам и отдал приказание начинать дело. Маршалы, сопутствуемые адъютантами, поскакали в разные стороны, и через несколько минут быстро двинулись главные силы французской армии к тем Праценским высотам, которые всё более и более очищались русскими войсками, спускавшимися налево в лощину.


В 8 часов Кутузов выехал верхом к Працу, впереди 4 й Милорадовичевской колонны, той, которая должна была занять места колонн Пржебышевского и Ланжерона, спустившихся уже вниз. Он поздоровался с людьми переднего полка и отдал приказание к движению, показывая тем, что он сам намерен был вести эту колонну. Выехав к деревне Прац, он остановился. Князь Андрей, в числе огромного количества лиц, составлявших свиту главнокомандующего, стоял позади его. Князь Андрей чувствовал себя взволнованным, раздраженным и вместе с тем сдержанно спокойным, каким бывает человек при наступлении давно желанной минуты. Он твердо был уверен, что нынче был день его Тулона или его Аркольского моста. Как это случится, он не знал, но он твердо был уверен, что это будет. Местность и положение наших войск были ему известны, насколько они могли быть известны кому нибудь из нашей армии. Его собственный стратегический план, который, очевидно, теперь и думать нечего было привести в исполнение, был им забыт. Теперь, уже входя в план Вейротера, князь Андрей обдумывал могущие произойти случайности и делал новые соображения, такие, в которых могли бы потребоваться его быстрота соображения и решительность.