Северное наречие украинского языка

Поделись знанием:
Перейти к: навигация, поиск

Северное наречие (укр. Північне наріччя) известное также, как Полесское наречие (укр. Поліське наріччя) — одно из трёх основных наречий украинского языка. Распространено на севере Украины, юге Белоруссии и Польши, в западных районах Брянской области в России. К этому наречию традиционно относят три основных диалекта на территории Украины (Восточнополесский говор, Среднеполесский говор и Западнополесский говор) и ещё один, полностью находящийся в Польше, Подляский говор. Исторически данный диалект формировался в соседстве с белорусским языком. Нередко к Северному наречию украинского языка причисляют отдельные говоры северо-восточного диалекта. Однако эта трактовка не соответствует сложившимся взглядам на вопрос.

На основе западнополесских говоров Белоруссии в 1980—1990-е гг. рядом полесских филологов и литераторов предпринималась попытка создания кодифицированного литературного языка — полесского микроязыка.





Особенности

Фонетика

Говоры северного наречия отличаются целым рядом пережиточных элементов. Главнейшие из них таковы:

  • наличие дифтонгов |уо| (с вариантами |уи|, |уі| и др.), |іе| в закрытых слогах под ударением вместо |і|, возникшего из старых |о| и |е|: |куостка|, |куонь|, |піеч|, но |костки́|, |о́сень|; южноукр. и в литературном языке — |кістка|, |кінь|, |піч|, |кістки|, |о́сінь|;
  • наличие дифтонга |іе| под ударением вместо |і|, возникшего из |ѣ|: |діед|, |ліес|, |стіенка|, но |дедо́к|, |лесо́к|, |стена́|; южноукр. и в литературном языке — |дід|, |ліс|, |стінка|, |дідо́к|, |лісо́к|, |стіна́|;
  • окончание -є вместо -я после долгого (на письме удвоенного) согласного: |життє|, |весіллє|, |зіллє| южноукр.; в большинстве говоров и в литературном языке — |життя|, |весілля|, |зілля|;
  • окончание -и вместо -і в именительном падеже мн. ч. имен прилагательных: |добри|, |здорови|, |гарни|; в южноукраинском и в литературном языке — |добрі|, |здорові|, |гарні|.

Лексика и морфология

В северо-восточном диалекте немало терминов, сходных с польским и белорусским языком. Вышеуказанные языки формировались в соседстве с северо-восточными говорами.

На морфологическом уровне главным отличием от украинского литературного языка является другая система склонения прилагательных, аналогичная белорусской.

На лексическо-семантическом уровне каждый говор выделяется своими специфическими особенностями. Например, слово болото в значении трясины, дрягвы на западнополесском говоре звучит, как |морóчн’а|, |стýбла|, |чáква|, |тлан’|; на среднеполесском — |здвіж|, |ствíга|, |драгá|; на восточнополесском — |тóпкайе|, |балóта|.

Напишите отзыв о статье "Северное наречие украинского языка"

Литература

  • Никончук M. В. Мат-ли до лекс. атласу української мови. — Киев, 1979. — (Правобережне Полісся).
  • Бевзенко С. П. Укр. діалектологія. — Киев: АУМ, 1980.
  • Назарова Т. В. Лінгв. атлас ниж. Прип'яті. — Киев, 1985.
  • Никончук М. В. Лекс. атлас правобереж. Полісся. — Киев — Житомир, 1994.

Отрывок, характеризующий Северное наречие украинского языка

– Да, это было счастье, – сказала она тихим грудным голосом, – для меня наверное это было счастье. – Она помолчала. – И он… он… он говорил, что он желал этого, в ту минуту, как я пришла к нему… – Голос Наташи оборвался. Она покраснела, сжала руки на коленах и вдруг, видимо сделав усилие над собой, подняла голову и быстро начала говорить:
– Мы ничего не знали, когда ехали из Москвы. Я не смела спросить про него. И вдруг Соня сказала мне, что он с нами. Я ничего не думала, не могла представить себе, в каком он положении; мне только надо было видеть его, быть с ним, – говорила она, дрожа и задыхаясь. И, не давая перебивать себя, она рассказала то, чего она еще никогда, никому не рассказывала: все то, что она пережила в те три недели их путешествия и жизни в Ярославль.
Пьер слушал ее с раскрытым ртом и не спуская с нее своих глаз, полных слезами. Слушая ее, он не думал ни о князе Андрее, ни о смерти, ни о том, что она рассказывала. Он слушал ее и только жалел ее за то страдание, которое она испытывала теперь, рассказывая.
Княжна, сморщившись от желания удержать слезы, сидела подле Наташи и слушала в первый раз историю этих последних дней любви своего брата с Наташей.
Этот мучительный и радостный рассказ, видимо, был необходим для Наташи.
Она говорила, перемешивая ничтожнейшие подробности с задушевнейшими тайнами, и, казалось, никогда не могла кончить. Несколько раз она повторяла то же самое.
За дверью послышался голос Десаля, спрашивавшего, можно ли Николушке войти проститься.
– Да вот и все, все… – сказала Наташа. Она быстро встала, в то время как входил Николушка, и почти побежала к двери, стукнулась головой о дверь, прикрытую портьерой, и с стоном не то боли, не то печали вырвалась из комнаты.
Пьер смотрел на дверь, в которую она вышла, и не понимал, отчего он вдруг один остался во всем мире.
Княжна Марья вызвала его из рассеянности, обратив его внимание на племянника, который вошел в комнату.
Лицо Николушки, похожее на отца, в минуту душевного размягчения, в котором Пьер теперь находился, так на него подействовало, что он, поцеловав Николушку, поспешно встал и, достав платок, отошел к окну. Он хотел проститься с княжной Марьей, но она удержала его.
– Нет, мы с Наташей не спим иногда до третьего часа; пожалуйста, посидите. Я велю дать ужинать. Подите вниз; мы сейчас придем.
Прежде чем Пьер вышел, княжна сказала ему:
– Это в первый раз она так говорила о нем.


Пьера провели в освещенную большую столовую; через несколько минут послышались шаги, и княжна с Наташей вошли в комнату. Наташа была спокойна, хотя строгое, без улыбки, выражение теперь опять установилось на ее лице. Княжна Марья, Наташа и Пьер одинаково испытывали то чувство неловкости, которое следует обыкновенно за оконченным серьезным и задушевным разговором. Продолжать прежний разговор невозможно; говорить о пустяках – совестно, а молчать неприятно, потому что хочется говорить, а этим молчанием как будто притворяешься. Они молча подошли к столу. Официанты отодвинули и пододвинули стулья. Пьер развернул холодную салфетку и, решившись прервать молчание, взглянул на Наташу и княжну Марью. Обе, очевидно, в то же время решились на то же: у обеих в глазах светилось довольство жизнью и признание того, что, кроме горя, есть и радости.