Северное тайное общество

Се́верное та́йное о́бщество (1822—1825) — декабристское общество, образовавшееся в Петербурге после роспуска «Союза благоденствия». Его члены подняли известное восстание 14 декабря 1825 года.

Устройство и члены

Северное тайное общество образовалось в Петербурге в 1822 году из двух декабристских групп во главе с Н. М. Муравьёвым и Н. И. Тургеневым. При роспуске Союза благоденствия на Московском съезде его руководителей (январь 1821) было принято решение о создании новой организации с четырьмя управами: в Москве, Петербурге, Смоленске и Тульчине. Однако ни одна из них не была создана. Часть будущих декабристов, во главе которых стоял Пестель, не признала решения Московского съезда и вошла в Южное тайное общество (март 1821). В Петербурге же появилось Северное общество, а его организационная структура сформировалась в 1822 году. Члены общества делились на «убежденных» (полноправных) и «согласных» (неполноправных). Руководящим органом являлась «Верховная дума» из трёх человек (первоначально Н. М. Муравьёв, Н. И. Тургенев и Е. П. Оболенский, позже — С. П. Трубецкой, К. Ф. Рылеев, А. И. Одоевский, и А. А. Бестужев (Марлинский)). В начале 1825 года К. Ф. Рылеев привлёк в общество П. Г. Каховского, настроенного крайне отрицательно по отношению к императорской власти и требовавшего истребить всю царскую семью.

Деятельное участие в Северном тайном обществе принимали гвардейские офицеры И. Н. Горсткин, М. М. Нарышкин, морские офицеры Н. А. Чижов, братья Б. А. и М. А. Бодиско.

Политические воззрения

Программным документом «северян» была «Конституция» Н. М. Муравьёва.

Северное общество по целям было умереннее Южного. Однако влиятельное радикальное крыло, возглавляемое К. Ф. Рылеевым, А. А. Бестужевым, Е. П. Оболенским, И. И. Пущиным, разделяло положения «Русской правды» П. И. Пестеля. В 1824 году последний сам приехал в Петербург, чтобы добиться признания своей программы как общей для обоих обществ, что вызвало оживление в радикальном крыле «северян». Тайно от умеренных лидеров Северного общества был образован петербургский филиал Южного общества. В результате развернулась активная дискуссия, приведшая к тому, что и те, и другие пошли на уступки: «северяне» согласились на установление после переворота республики, а «южане» — на созыв Учредительного собрания.

Краевед Якутии Н.С. Щукин в очерке «Александр Бестужев в Якутске» приводит высказывание последнего: «…целью нашего заговора было изменение правительства, одни желали республику по образу США; другие конституционного царя, как в Англии; третьи желали, сами не зная чего, но пропагандировали чужие мысли. Этих людей мы называли руками, солдатами и принимали их в общество только для числа. Главою петербургского заговора был Рылеев».

Преобразования, предусмотренные «Конституцией»

Государственное устройство

· Введение конституционной монархии.

· Образование федерации из 15 «держав» на основе не национальных, а экономических особенностей регионов. «Державы» привязывались к морям или крупным судоходным рекам.

· Разделение властей на законодательную, исполнительную и судебную.

· Создание двухпалатного «Народного веча», избираемого на основе большого имущественного ценза и состоящего из «Верховной думы» (верхняя палата) и «Палаты представителей народных» (нижняя палата). Депутаты в обе палаты должны были избираться на 6 лет, и каждые два года треть депутатов переизбиралась. В верхнюю палату избирали по 3 депутата от каждой державы и по два от «областей». В нижнюю — по одному депутату от 50 000 жителей мужского пола.

· В «державах» избирались «Державные веча», депутаты которых избирались на 4 года и четверть их ежегодно переизбиралась.

· Исполнительная власть принадлежала императору, бывшему также Верховным главнокомандующим, назначавшим с согласия «Верховной думы» послов, консулов, судей верховных судебных палат и министров. Император считался «первым чиновником государства» и получал большое жалованье — от 8 до 10 млн рублей серебром в год. император мог содержать свой двор, однако придворные в таком случае лишались избирательных прав, так как находились «в услужении».

Крепостное право

· Отменялось крепостное право, однако владения помещиков оставались за старыми хозяевами.

· Освобождённые крестьяне получали до 2 десятин пахотной земли на двор.

Права граждан

· Равенство всех граждан перед законом.

· Свобода слова, печати, вероисповеданий.

Вопрос о земле

Члены общества полагали, что земля должна разделиться на:

• общественную — (крестьянская, казенная, монастырская и наполовину помещичья) передается крестьянам бесплатно, но без права купли-продажи;
• частную — находится в рыночном обращении.

Литература

• Мемуары декабристов. Северное общество / Ред. В. А. Фёдоров. — Москва: МГУ, 1981.

Отрывок, характеризующий Северное тайное общество

– Вот где Бог привел свидеться, – сказал маленький человек. – Тушин, Тушин, помните довез вас под Шенграбеном? А мне кусочек отрезали, вот… – сказал он, улыбаясь, показывая на пустой рукав халата. – Василья Дмитриевича Денисова ищете? – сожитель! – сказал он, узнав, кого нужно было Ростову. – Здесь, здесь и Тушин повел его в другую комнату, из которой слышался хохот нескольких голосов.
«И как они могут не только хохотать, но жить тут»? думал Ростов, всё слыша еще этот запах мертвого тела, которого он набрался еще в солдатском госпитале, и всё еще видя вокруг себя эти завистливые взгляды, провожавшие его с обеих сторон, и лицо этого молодого солдата с закаченными глазами.
Денисов, закрывшись с головой одеялом, спал не постели, несмотря на то, что был 12 й час дня.
– А, Г'остов? 3до'ово, здо'ово, – закричал он всё тем же голосом, как бывало и в полку; но Ростов с грустью заметил, как за этой привычной развязностью и оживленностью какое то новое дурное, затаенное чувство проглядывало в выражении лица, в интонациях и словах Денисова.
Рана его, несмотря на свою ничтожность, все еще не заживала, хотя уже прошло шесть недель, как он был ранен. В лице его была та же бледная опухлость, которая была на всех гошпитальных лицах. Но не это поразило Ростова; его поразило то, что Денисов как будто не рад был ему и неестественно ему улыбался. Денисов не расспрашивал ни про полк, ни про общий ход дела. Когда Ростов говорил про это, Денисов не слушал.
Ростов заметил даже, что Денисову неприятно было, когда ему напоминали о полке и вообще о той, другой, вольной жизни, которая шла вне госпиталя. Он, казалось, старался забыть ту прежнюю жизнь и интересовался только своим делом с провиантскими чиновниками. На вопрос Ростова, в каком положении было дело, он тотчас достал из под подушки бумагу, полученную из комиссии, и свой черновой ответ на нее. Он оживился, начав читать свою бумагу и особенно давал заметить Ростову колкости, которые он в этой бумаге говорил своим врагам. Госпитальные товарищи Денисова, окружившие было Ростова – вновь прибывшее из вольного света лицо, – стали понемногу расходиться, как только Денисов стал читать свою бумагу. По их лицам Ростов понял, что все эти господа уже не раз слышали всю эту успевшую им надоесть историю. Только сосед на кровати, толстый улан, сидел на своей койке, мрачно нахмурившись и куря трубку, и маленький Тушин без руки продолжал слушать, неодобрительно покачивая головой. В середине чтения улан перебил Денисова.
– А по мне, – сказал он, обращаясь к Ростову, – надо просто просить государя о помиловании. Теперь, говорят, награды будут большие, и верно простят…
– Мне просить государя! – сказал Денисов голосом, которому он хотел придать прежнюю энергию и горячность, но который звучал бесполезной раздражительностью. – О чем? Ежели бы я был разбойник, я бы просил милости, а то я сужусь за то, что вывожу на чистую воду разбойников. Пускай судят, я никого не боюсь: я честно служил царю, отечеству и не крал! И меня разжаловать, и… Слушай, я так прямо и пишу им, вот я пишу: «ежели бы я был казнокрад…
– Ловко написано, что и говорить, – сказал Тушин. Да не в том дело, Василий Дмитрич, – он тоже обратился к Ростову, – покориться надо, а вот Василий Дмитрич не хочет. Ведь аудитор говорил вам, что дело ваше плохо.
– Ну пускай будет плохо, – сказал Денисов. – Вам написал аудитор просьбу, – продолжал Тушин, – и надо подписать, да вот с ними и отправить. У них верно (он указал на Ростова) и рука в штабе есть. Уже лучше случая не найдете.
– Да ведь я сказал, что подличать не стану, – перебил Денисов и опять продолжал чтение своей бумаги.
Ростов не смел уговаривать Денисова, хотя он инстинктом чувствовал, что путь, предлагаемый Тушиным и другими офицерами, был самый верный, и хотя он считал бы себя счастливым, ежели бы мог оказать помощь Денисову: он знал непреклонность воли Денисова и его правдивую горячность.
Когда кончилось чтение ядовитых бумаг Денисова, продолжавшееся более часа, Ростов ничего не сказал, и в самом грустном расположении духа, в обществе опять собравшихся около него госпитальных товарищей Денисова, провел остальную часть дня, рассказывая про то, что он знал, и слушая рассказы других. Денисов мрачно молчал в продолжение всего вечера.
Поздно вечером Ростов собрался уезжать и спросил Денисова, не будет ли каких поручений?
– Да, постой, – сказал Денисов, оглянулся на офицеров и, достав из под подушки свои бумаги, пошел к окну, на котором у него стояла чернильница, и сел писать.
– Видно плетью обуха не пег'ешибешь, – сказал он, отходя от окна и подавая Ростову большой конверт. – Это была просьба на имя государя, составленная аудитором, в которой Денисов, ничего не упоминая о винах провиантского ведомства, просил только о помиловании.
– Передай, видно… – Он не договорил и улыбнулся болезненно фальшивой улыбкой.


Вернувшись в полк и передав командиру, в каком положении находилось дело Денисова, Ростов с письмом к государю поехал в Тильзит.
13 го июня, французский и русский императоры съехались в Тильзите. Борис Друбецкой просил важное лицо, при котором он состоял, о том, чтобы быть причислену к свите, назначенной состоять в Тильзите.
– Je voudrais voir le grand homme, [Я желал бы видеть великого человека,] – сказал он, говоря про Наполеона, которого он до сих пор всегда, как и все, называл Буонапарте.
– Vous parlez de Buonaparte? [Вы говорите про Буонапарта?] – сказал ему улыбаясь генерал.
Борис вопросительно посмотрел на своего генерала и тотчас же понял, что это было шуточное испытание.
– Mon prince, je parle de l'empereur Napoleon, [Князь, я говорю об императоре Наполеоне,] – отвечал он. Генерал с улыбкой потрепал его по плечу.
– Ты далеко пойдешь, – сказал он ему и взял с собою.
Борис в числе немногих был на Немане в день свидания императоров; он видел плоты с вензелями, проезд Наполеона по тому берегу мимо французской гвардии, видел задумчивое лицо императора Александра, в то время как он молча сидел в корчме на берегу Немана, ожидая прибытия Наполеона; видел, как оба императора сели в лодки и как Наполеон, приставши прежде к плоту, быстрыми шагами пошел вперед и, встречая Александра, подал ему руку, и как оба скрылись в павильоне. Со времени своего вступления в высшие миры, Борис сделал себе привычку внимательно наблюдать то, что происходило вокруг него и записывать. Во время свидания в Тильзите он расспрашивал об именах тех лиц, которые приехали с Наполеоном, о мундирах, которые были на них надеты, и внимательно прислушивался к словам, которые были сказаны важными лицами. В то самое время, как императоры вошли в павильон, он посмотрел на часы и не забыл посмотреть опять в то время, когда Александр вышел из павильона. Свидание продолжалось час и пятьдесят три минуты: он так и записал это в тот вечер в числе других фактов, которые, он полагал, имели историческое значение. Так как свита императора была очень небольшая, то для человека, дорожащего успехом по службе, находиться в Тильзите во время свидания императоров было делом очень важным, и Борис, попав в Тильзит, чувствовал, что с этого времени положение его совершенно утвердилось. Его не только знали, но к нему пригляделись и привыкли. Два раза он исполнял поручения к самому государю, так что государь знал его в лицо, и все приближенные не только не дичились его, как прежде, считая за новое лицо, но удивились бы, ежели бы его не было.