Северный Казахстан

Северный Казахстан — экономико-географический регион в составе Республики Казахстан, до этого ― в Казахской ССР. В настоящее время в его состав входят: Северо-Казахстанская область, Костанайская область, Павлодарская область, Акмолинская область и столица страны — город Астана. Ранее здесь находилась также и Кокчетавская область (Административно-территориальная реформа в Казахстане (1997)). Все регионы, кроме Акмолинской области и города Астана, граничат с РФ.

Характеристика

Отличается довольно суровым резко континентальным климатом с жарким летом и морозной зимой. Значительную его часть занимают равнинные степи, хотя в центре выделяется более холмистый регион, покрытый сосновыми лесами. Речная сеть развита лучше, чем на юге страны, но и она в целом не отличается многоводностью, много бессточных озёр. Крупнейшие реки — Иртыш, Ишим и Тобол, на юге его ограничивает Казахский мелкосопочник. Долгое время регион оставался слабонаселённым и отставал в хозяйственно-экономическом плане. Во времена советской власти началось планомерное освоение целины, а вместе с ним и заселение региона. Здесь получили развитие зерновое хозяйство, добыча железной руды и каменного угля, машиностроение, производство нефтепродуктов и ферросплавов, а также энергетика.

Административное деление

В состав Северного Казахстана входят 4 области.

Город	Площадь, км²	Население, чел. (на 2014 г.)
Астана	710	818 330

Область	Административный центр	Площадь, км²	Население, чел. (на 2013 г.)
Акмолинская область	Кокшетау	146 219	731 398
Костанайская область	Костанай	196 001	880 326
Павлодарская область	Павлодар	124 755	752 100
Северо-Казахстанская область	Петропавловск	97 993	578 400

Города региона по численности населения

В двух областных центрах этого региона, в Петропавловске и Костанае, преобладает русское население (63,67 % и 46,71 % соответственно). В Павлодаре доля казахов и русских примерно одинаковая (42,8 % казахов и 45 % русских), а в Кокшетау преобладают казахи (55,37 %). Казахи также составляют 3/4 населения Астаны, крупнейшего города региона.

• Астана — 818 330
• Павлодар — 336 606
• Костанай — 221 970
• Петропавловск — 203 803
• Кокшетау — 154 036
• Экибастуз — 138 178
• Рудный — 128 190
• Степногорск — 59 455
• Щучинск — 45 253
• Аксу — 42 421
• Лисаковск — 36 704
• Житикара — 35 049
• Атбасар — 29 909
• Аркалык — 28 247
• Макинск — 16 902
• Акколь — 13 612
• Тайынша — 11 647
• Ерейментау — 11 221
• Есиль — 11 121
• Булаево — 9 166
• Сергеевка — 7 343
• Мамлютка — 7 320
• Державинск — 6 294
• Степняк — 4 800

Курорты и достопримечательности

• Баянаул
• Бурабай
• Наурзумский заповедник

Население

Население Северного Казахстана — 3727656 человек. В языковом плане Северный Казахстан — самый русский регион страны. В регионе представлено два основных этноса — казахи и русские. В регионе отмечается один самых низких приростов населения.

Северный Казахстан является местом происхождения и проживания казахов Среднего жуза. Многие видные казахские деятели культуры и науки являлись уроженцами северного Казахстана (Бухар жырау, Султанмахмут Торайгыров, Чокан Валиханов, Ыбырай Алтынсарин и др.). Наряду с Восточным Казахстаном, Северный Казахстан пострадал сильнее всех от голода 1932 −33 гг. Доля казахов в регионе сократилась более чем в два раза (52,3 %), сделав их вторым по численности этносом в регионе. Доля казахов оставалась довольно низкой до 1990-х, когда их численность стала возрастать за счет внутренней миграции и репатриации оралманов.

Русские начали переселяться в Северный Казахстан в 19 веке (позже, чем в Западный Казахстан, куда русские начали переселяться еще в 18 веке, так как младший жуз был захвачен Россией раньше). Доля русских резко возросла в советское время за счет внутренней миграции из РСФСР и УССР, которая достигла своей кульминации во время освоения целины. Начиная с 1991 года, доля русских неуклонно сокращается за счет эмиграции в Россию.

В данный момент общая численность казахов в четырёх областях Северного Казахстана уже превышает общую численность русских (Акмолинская область: казахов — 310 835, русских — 283 052; Костанайская область: казахов — 317 762, русских — 360 976; Северо-Казахстанская область: казахов — 218 039, русских — 310 371; Павлодарская область: казахов — 364 900, русских — 283 400; Астана: казахов — 592 884; русских — 141 706). Итого: казахов — 1 880 090, русских — 1 324 589. Суммарная численность представителей других национальностей составляет 574 365. Доля казахов в регионе составляет уже большинство (50 %), а русских ― 35 %.

В регионе также проживает значительное число украинцев, немцев, поляков, татар и белорусов.

Национальный состав

Национальный состав Северного Казахстана на 2014 год (в %):

Район	Казахи	Русские	Украинцы
Астана	74,3 %	16,2 %	1,7 %
Акмолинская область	49,2 %	34,5 %	4,7 %
Павлодарская область	49,8 %	37,3 %	4,8 %
Костанайская область	38,8 %	42,1 %	8,9 %
Северо-Казахстанская область	34,2 %	49,9 %	4,5 %

Литература

• Ярмухамедов, Мухтамид Шамухамедович. География экономических районов Казахстана: пособие для естеств.- геогр. фак. пед. ин- тов / М. Ш. Ярмухамедов.- Алма- Ата: Мектеп, 1972.- 200 с.: ил.
• Страны и народы. Республики Закавказья. Республики Средней Азии. Казахстан. — 1984. — С. 365—380. — 382 с. — 180 000 экз.

Отрывок, характеризующий Северный Казахстан

Разбуженный человек зевал и тянулся.
– Будить то мне его не хочется, – сказал он, ощупывая что то. – Больнёшенек! Может, так, слухи.
– Вот донесение, – сказал Болховитинов, – велено сейчас же передать дежурному генералу.
– Постойте, огня зажгу. Куда ты, проклятый, всегда засунешь? – обращаясь к денщику, сказал тянувшийся человек. Это был Щербинин, адъютант Коновницына. – Нашел, нашел, – прибавил он.
Денщик рубил огонь, Щербинин ощупывал подсвечник.
– Ах, мерзкие, – с отвращением сказал он.
При свете искр Болховитинов увидел молодое лицо Щербинина со свечой и в переднем углу еще спящего человека. Это был Коновницын.
Когда сначала синим и потом красным пламенем загорелись серники о трут, Щербинин зажег сальную свечку, с подсвечника которой побежали обгладывавшие ее прусаки, и осмотрел вестника. Болховитинов был весь в грязи и, рукавом обтираясь, размазывал себе лицо.
– Да кто доносит? – сказал Щербинин, взяв конверт.
– Известие верное, – сказал Болховитинов. – И пленные, и казаки, и лазутчики – все единогласно показывают одно и то же.
– Нечего делать, надо будить, – сказал Щербинин, вставая и подходя к человеку в ночном колпаке, укрытому шинелью. – Петр Петрович! – проговорил он. Коновницын не шевелился. – В главный штаб! – проговорил он, улыбнувшись, зная, что эти слова наверное разбудят его. И действительно, голова в ночном колпаке поднялась тотчас же. На красивом, твердом лице Коновницына, с лихорадочно воспаленными щеками, на мгновение оставалось еще выражение далеких от настоящего положения мечтаний сна, но потом вдруг он вздрогнул: лицо его приняло обычно спокойное и твердое выражение.
– Ну, что такое? От кого? – неторопливо, но тотчас же спросил он, мигая от света. Слушая донесение офицера, Коновницын распечатал и прочел. Едва прочтя, он опустил ноги в шерстяных чулках на земляной пол и стал обуваться. Потом снял колпак и, причесав виски, надел фуражку.
– Ты скоро доехал? Пойдем к светлейшему.
Коновницын тотчас понял, что привезенное известие имело большую важность и что нельзя медлить. Хорошо ли, дурно ли это было, он не думал и не спрашивал себя. Его это не интересовало. На все дело войны он смотрел не умом, не рассуждением, а чем то другим. В душе его было глубокое, невысказанное убеждение, что все будет хорошо; но что этому верить не надо, и тем более не надо говорить этого, а надо делать только свое дело. И это свое дело он делал, отдавая ему все свои силы.
Петр Петрович Коновницын, так же как и Дохтуров, только как бы из приличия внесенный в список так называемых героев 12 го года – Барклаев, Раевских, Ермоловых, Платовых, Милорадовичей, так же как и Дохтуров, пользовался репутацией человека весьма ограниченных способностей и сведений, и, так же как и Дохтуров, Коновницын никогда не делал проектов сражений, но всегда находился там, где было труднее всего; спал всегда с раскрытой дверью с тех пор, как был назначен дежурным генералом, приказывая каждому посланному будить себя, всегда во время сраженья был под огнем, так что Кутузов упрекал его за то и боялся посылать, и был так же, как и Дохтуров, одной из тех незаметных шестерен, которые, не треща и не шумя, составляют самую существенную часть машины.
Выходя из избы в сырую, темную ночь, Коновницын нахмурился частью от головной усилившейся боли, частью от неприятной мысли, пришедшей ему в голову о том, как теперь взволнуется все это гнездо штабных, влиятельных людей при этом известии, в особенности Бенигсен, после Тарутина бывший на ножах с Кутузовым; как будут предлагать, спорить, приказывать, отменять. И это предчувствие неприятно ему было, хотя он и знал, что без этого нельзя.
Действительно, Толь, к которому он зашел сообщить новое известие, тотчас же стал излагать свои соображения генералу, жившему с ним, и Коновницын, молча и устало слушавший, напомнил ему, что надо идти к светлейшему.


Кутузов, как и все старые люди, мало спал по ночам. Он днем часто неожиданно задремывал; но ночью он, не раздеваясь, лежа на своей постели, большею частию не спал и думал.
Так он лежал и теперь на своей кровати, облокотив тяжелую, большую изуродованную голову на пухлую руку, и думал, открытым одним глазом присматриваясь к темноте.
С тех пор как Бенигсен, переписывавшийся с государем и имевший более всех силы в штабе, избегал его, Кутузов был спокойнее в том отношении, что его с войсками не заставят опять участвовать в бесполезных наступательных действиях. Урок Тарутинского сражения и кануна его, болезненно памятный Кутузову, тоже должен был подействовать, думал он.
«Они должны понять, что мы только можем проиграть, действуя наступательно. Терпение и время, вот мои воины богатыри!» – думал Кутузов. Он знал, что не надо срывать яблоко, пока оно зелено. Оно само упадет, когда будет зрело, а сорвешь зелено, испортишь яблоко и дерево, и сам оскомину набьешь. Он, как опытный охотник, знал, что зверь ранен, ранен так, как только могла ранить вся русская сила, но смертельно или нет, это был еще не разъясненный вопрос. Теперь, по присылкам Лористона и Бертелеми и по донесениям партизанов, Кутузов почти знал, что он ранен смертельно. Но нужны были еще доказательства, надо было ждать.
«Им хочется бежать посмотреть, как они его убили. Подождите, увидите. Все маневры, все наступления! – думал он. – К чему? Все отличиться. Точно что то веселое есть в том, чтобы драться. Они точно дети, от которых не добьешься толку, как было дело, оттого что все хотят доказать, как они умеют драться. Да не в том теперь дело.
И какие искусные маневры предлагают мне все эти! Им кажется, что, когда они выдумали две три случайности (он вспомнил об общем плане из Петербурга), они выдумали их все. А им всем нет числа!»
Неразрешенный вопрос о том, смертельна или не смертельна ли была рана, нанесенная в Бородине, уже целый месяц висел над головой Кутузова. С одной стороны, французы заняли Москву. С другой стороны, несомненно всем существом своим Кутузов чувствовал, что тот страшный удар, в котором он вместе со всеми русскими людьми напряг все свои силы, должен был быть смертелен. Но во всяком случае нужны были доказательства, и он ждал их уже месяц, и чем дальше проходило время, тем нетерпеливее он становился. Лежа на своей постели в свои бессонные ночи, он делал то самое, что делала эта молодежь генералов, то самое, за что он упрекал их. Он придумывал все возможные случайности, в которых выразится эта верная, уже свершившаяся погибель Наполеона. Он придумывал эти случайности так же, как и молодежь, но только с той разницей, что он ничего не основывал на этих предположениях и что он видел их не две и три, а тысячи. Чем дальше он думал, тем больше их представлялось. Он придумывал всякого рода движения наполеоновской армии, всей или частей ее – к Петербургу, на него, в обход его, придумывал (чего он больше всего боялся) и ту случайность, что Наполеон станет бороться против него его же оружием, что он останется в Москве, выжидая его. Кутузов придумывал даже движение наполеоновской армии назад на Медынь и Юхнов, но одного, чего он не мог предвидеть, это того, что совершилось, того безумного, судорожного метания войска Наполеона в продолжение первых одиннадцати дней его выступления из Москвы, – метания, которое сделало возможным то, о чем все таки не смел еще тогда думать Кутузов: совершенное истребление французов. Донесения Дорохова о дивизии Брусье, известия от партизанов о бедствиях армии Наполеона, слухи о сборах к выступлению из Москвы – все подтверждало предположение, что французская армия разбита и сбирается бежать; но это были только предположения, казавшиеся важными для молодежи, но не для Кутузова. Он с своей шестидесятилетней опытностью знал, какой вес надо приписывать слухам, знал, как способны люди, желающие чего нибудь, группировать все известия так, что они как будто подтверждают желаемое, и знал, как в этом случае охотно упускают все противоречащее. И чем больше желал этого Кутузов, тем меньше он позволял себе этому верить. Вопрос этот занимал все его душевные силы. Все остальное было для него только привычным исполнением жизни. Таким привычным исполнением и подчинением жизни были его разговоры с штабными, письма к m me Stael, которые он писал из Тарутина, чтение романов, раздачи наград, переписка с Петербургом и т. п. Но погибель французов, предвиденная им одним, было его душевное, единственное желание.