Северный комитет РСДРП

Поделись знанием:
Перейти к: навигация, поиск

Северный рабочий союз, позднее Северный комитет РСДРП (1900—1905) — областное объединение социал-демократических организаций Владимирской, Костромской, Ярославской (с февраля по август 1903 также Тверской) губерний. Центром был Ярославль.



История

Северный рабочий союз возник в 1900—1901 годах в Воронеже по инициативе высланных сюда из Ярославля и Иваново-Вознесенска О. А. Варенцовой, В. А. Носкова и других. В Кинешме в августе 1901 года прошло совещание представителей социал-демократических комитетов и групп Иваново-Вознесенска, Ярославля, Костромы и Владимира, после чего Союз активизировал свою деятельность. На съезде Союза в Воронеже 1—5 (14—18) января 1902 года был избран ЦК (М. А. Багаев, О. А. Варенцова, Н. Н. Панин и др.) и принята программа, которую Ленин раскритиковал за следы «экономизма». 23 апреля 1902 года организация была практически уничтожена «охранкой» в результате сложной жандармской операции во Владимире, Иваново-Вознесенске и Ярославле[1].

В открытом письме в № 34 «Искры» (февраль 1903) Союз заявил о полной солидарности с программой «Искры» и «Зари» и книгой Ленина «Что делать?», признал «Искру» и «Зарю» руководящими органами РСДРП. Его представители (В. А. Носков, Ф. И. Щеколдин, А. М. Стопани, А. И. Любимов) участвовали в подготовке II съезда РСДРП (июль — август 1903). Делегаты Союза Л. М. Книпович и А. М. Стопани примкнули на этом съезде к «большевикам».

Союз вскоре был преобразован в Северный комитет РСДРП (возглавил его А. М. Стопани), а местные комитеты — в его группы. Северный комитет составлялся путём кооптации, группы таким же способом организовывались агентами комитета, которые постоянно жили в том или другом городе и являлись представителями группы города в Северном комитете. Центр комитета составляло бюро, на котором лежала текущая, объединяющая отдельные группы работа, сношения с центрами партии и техника.

После II съезда партии к комитету присоединилась группа А. А. Вановского «Воля», имевшая расположенную на окраине Ярославля в небольшом особняке качественную подпольную типографию, в том числе с паспортным бюро. Однако 8 декабря 1903 года она была выявлена, её сотрудники арестованы, имущество продано, ликвидирован третий, оказавшийся последним, номер «Листка Северного комитета РСДРП»[1][2].

Политическая работа в массах в канун Революции 1905—1907 годов фактически велась только в крупных городах: Ярославле, Иваново-Вознесенске, Костроме, Рыбинске, Шуе и Ростове, также некоторое время во Владимире. Реальная отдача появилась только в 1904 году. На массовки в Ярославле и Костроме собиралось тогда по 80—150, в Иваново-Вознесенске — по 200—300 человек. Наиболее восприимчивыми оказались рабочие Иваново-Вознесенска, более других симпатизировавшие идее вооруженных демонстраций и выражавшие готовность примкнуть к всеобщей забастовке по требованию партии.

В июле 1905 года на конференции северных организаций РСДРП в Костроме Северный комитет РСДРП был упразднён, сам Северный комитет превратился в Ярославский комитет, образованы самостоятельные Костромской и Иваново-Вознесенский комитеты.

В разное время в Союзе работали М. С. Кедров, В. Р. Менжинский, Н. И. Подвойский, Я. М. Свердлов, М. В. Фрунзе и др.

Напишите отзыв о статье "Северный комитет РСДРП"

Примечания

  1. 1 2 Чукарев А. Г. [www.yaroslavl.fsb.ru/book/gl25.html Розыскные органы Ярославской губернии] // Верой и правдой
  2. Вановская, Вера Владимировна // Деятели революционного движения в России: Биобиблиографический словарь:От предшественников декабристов до падения царизма: [В 5 т.]. — М.: Изд-во Всесоюзного общества политических каторжан и ссыльно-поселенцев, 1927—1934.


Литература

Отрывок, характеризующий Северный комитет РСДРП

– А! полноте пожалуйста, – сказал другой.
Пьер, растерянными, близорукими глазами, не повинуясь, оглянулся вокруг себя, и вдруг на него нашло сомнение. «Где я? Что я делаю? Не смеются ли надо мной? Не будет ли мне стыдно вспоминать это?» Но сомнение это продолжалось только одно мгновение. Пьер оглянулся на серьезные лица окружавших его людей, вспомнил всё, что он уже прошел, и понял, что нельзя остановиться на половине дороги. Он ужаснулся своему сомнению и, стараясь вызвать в себе прежнее чувство умиления, повергся к вратам храма. И действительно чувство умиления, еще сильнейшего, чем прежде, нашло на него. Когда он пролежал несколько времени, ему велели встать и надели на него такой же белый кожаный фартук, какие были на других, дали ему в руки лопату и три пары перчаток, и тогда великий мастер обратился к нему. Он сказал ему, чтобы он старался ничем не запятнать белизну этого фартука, представляющего крепость и непорочность; потом о невыясненной лопате сказал, чтобы он трудился ею очищать свое сердце от пороков и снисходительно заглаживать ею сердце ближнего. Потом про первые перчатки мужские сказал, что значения их он не может знать, но должен хранить их, про другие перчатки мужские сказал, что он должен надевать их в собраниях и наконец про третьи женские перчатки сказал: «Любезный брат, и сии женские перчатки вам определены суть. Отдайте их той женщине, которую вы будете почитать больше всех. Сим даром уверите в непорочности сердца вашего ту, которую изберете вы себе в достойную каменьщицу». И помолчав несколько времени, прибавил: – «Но соблюди, любезный брат, да не украшают перчатки сии рук нечистых». В то время как великий мастер произносил эти последние слова, Пьеру показалось, что председатель смутился. Пьер смутился еще больше, покраснел до слез, как краснеют дети, беспокойно стал оглядываться и произошло неловкое молчание.
Молчание это было прервано одним из братьев, который, подведя Пьера к ковру, начал из тетради читать ему объяснение всех изображенных на нем фигур: солнца, луны, молотка. отвеса, лопаты, дикого и кубического камня, столба, трех окон и т. д. Потом Пьеру назначили его место, показали ему знаки ложи, сказали входное слово и наконец позволили сесть. Великий мастер начал читать устав. Устав был очень длинен, и Пьер от радости, волнения и стыда не был в состоянии понимать того, что читали. Он вслушался только в последние слова устава, которые запомнились ему.
«В наших храмах мы не знаем других степеней, – читал „великий мастер, – кроме тех, которые находятся между добродетелью и пороком. Берегись делать какое нибудь различие, могущее нарушить равенство. Лети на помощь к брату, кто бы он ни был, настави заблуждающегося, подними упадающего и не питай никогда злобы или вражды на брата. Будь ласков и приветлив. Возбуждай во всех сердцах огнь добродетели. Дели счастье с ближним твоим, и да не возмутит никогда зависть чистого сего наслаждения. Прощай врагу твоему, не мсти ему, разве только деланием ему добра. Исполнив таким образом высший закон, ты обрящешь следы древнего, утраченного тобой величества“.
Кончил он и привстав обнял Пьера и поцеловал его. Пьер, с слезами радости на глазах, смотрел вокруг себя, не зная, что отвечать на поздравления и возобновления знакомств, с которыми окружили его. Он не признавал никаких знакомств; во всех людях этих он видел только братьев, с которыми сгорал нетерпением приняться за дело.
Великий мастер стукнул молотком, все сели по местам, и один прочел поучение о необходимости смирения.
Великий мастер предложил исполнить последнюю обязанность, и важный сановник, который носил звание собирателя милостыни, стал обходить братьев. Пьеру хотелось записать в лист милостыни все деньги, которые у него были, но он боялся этим выказать гордость, и записал столько же, сколько записывали другие.
Заседание было кончено, и по возвращении домой, Пьеру казалось, что он приехал из какого то дальнего путешествия, где он провел десятки лет, совершенно изменился и отстал от прежнего порядка и привычек жизни.


На другой день после приема в ложу, Пьер сидел дома, читая книгу и стараясь вникнуть в значение квадрата, изображавшего одной своей стороною Бога, другою нравственное, третьею физическое и четвертою смешанное. Изредка он отрывался от книги и квадрата и в воображении своем составлял себе новый план жизни. Вчера в ложе ему сказали, что до сведения государя дошел слух о дуэли, и что Пьеру благоразумнее бы было удалиться из Петербурга. Пьер предполагал ехать в свои южные имения и заняться там своими крестьянами. Он радостно обдумывал эту новую жизнь, когда неожиданно в комнату вошел князь Василий.
– Мой друг, что ты наделал в Москве? За что ты поссорился с Лёлей, mon сher? [дорогой мoй?] Ты в заблуждении, – сказал князь Василий, входя в комнату. – Я всё узнал, я могу тебе сказать верно, что Элен невинна перед тобой, как Христос перед жидами. – Пьер хотел отвечать, но он перебил его. – И зачем ты не обратился прямо и просто ко мне, как к другу? Я всё знаю, я всё понимаю, – сказал он, – ты вел себя, как прилично человеку, дорожащему своей честью; может быть слишком поспешно, но об этом мы не будем судить. Одно ты помни, в какое положение ты ставишь ее и меня в глазах всего общества и даже двора, – прибавил он, понизив голос. – Она живет в Москве, ты здесь. Помни, мой милый, – он потянул его вниз за руку, – здесь одно недоразуменье; ты сам, я думаю, чувствуешь. Напиши сейчас со мною письмо, и она приедет сюда, всё объяснится, а то я тебе скажу, ты очень легко можешь пострадать, мой милый.