Северный полюс

Се́верный по́люс, или Географи́ческий Северный полюс — точка пересечения оси вращения Земли с её поверхностью в Северном полушарии. Находится в центральной части Северного Ледовитого океана. Северный полюс не следует путать с Северным магнитным полюсом.

Северный полюс диаметрально противоположен Южному полюсу, расположенному на суше. Любая другая точка поверхности Земли находится всегда в южном направлении по отношению к Северному полюсу. Географические координаты Северного полюса 90°00′00″ северной широты. Долготы полюс не имеет, так как является точкой схождения всех меридианов. Северный полюс также не относится к какому-либо часовому поясу. Полярный день, как и полярная ночь, здесь продолжается приблизительно по полгода.

Глубина океана на Северном полюсе составляет 4 261 метр (по измерениям глубоководного аппарата «Мир» в 2007 году) или 4087 метров (по измерениям американской подводной лодки «Наутилус» в 1958 году).

Ближайшим участком суши к Северному полюсу считается либо остров Каффеклуббен, либо остров ATOW1996; а ближайшим населённым пунктом — поселение Алерт на острове Элсмир (территория Нунавут, Канада) в 817 километрах от Северного полюса.

Средняя температура на Северном полюсе зимой — около −40 °C, летом преимущественно около 0 °C.

История покорения

Во множестве античных культур Земля считалась плоской, однако уже древнегреческие философы, в частности Пифагор, в VI веке до нашей эры начали высказывать предположения о сферической форме Земли. В IV веке до нашей эры два представителя пифагорейской школы — Гикет и Экфант, первыми объяснили суточное вращение небосвода вращением Земли вокруг своей оси.

Термин Северный полюс для обозначения точки, в которой ось вращения Земли пересекает её поверхность в Северном полушарии, впервые встречается в середине XV века. До этого, в конце XIV века, письменные источники упоминали её как Арктический полюс (Polus Arcticus).

Уже в XV веке Мартин Бехайм и другие географы правильно полагали, что Северный полюс расположен в море. Некоторые географы, например Герард Меркатор, в XVI веке даже составляли карты арктического региона на основании имеющихся у них представлений, с указанием Северного полюса в центре.

До 1900 года

Проблема достижения Северного полюса впервые возникла в XVII веке, в связи с необходимостью найти кратчайший путь из Европы в Китай. Тогда же возникла легенда о том, что во время полярного дня в районе Северного полюса существует свободное ото льда море. Первую попытку достигнуть это море совершил в 1607 году английский мореплаватель Генри Гудзон, экспедицию которого финансировала «Московская компания». Добравшись до восточного берега Гренландии, Гудзон был остановлен льдами. Пробираясь вдоль кромки пака на восток, команда достигла Шпицбергена, но не смогла продвинуться севернее 80°23' с. ш.

Михаил Ломоносов теоретически обосновал возможность достижения Северного полюса морским путём. Из поморских легенд он сделал вывод, что сильные ветра отгоняют ледовые поля от северного побережья Шпицбергена, и открывают свободное море. По указу Екатерины II в 1765 и 1766 годах адмирал Василий Чичагов дважды пытался продвинуться севернее Шпицбергена, но достиг только 80°30' с. ш..

В 1773 году британская экспедиция барона Константина Фиппса у Шпицбергена достигла 80°48' с. ш. В 1818 году отряд британских кораблей, одним из которых командовал Джон Франклин, не сумел преодолеть отметки 80°34' с. ш. После этого на долгое время идея достижения Северного полюса на корабле была оставлена.

Одной из первых экспедиций, попытавшейся достичь Северного полюса, используя другие методы, стала британская экспедиция Уильяма Парри в 1827 году. Получив необходимые средства от Британского Адмиралтейства, экспедиция Парри в марте 1827 года отплыла из Англии на судне «Хекла» (Hecla), доставившем её на Шпицберген. Отсюда отряд Парри на двух лодках, снабжённых полозьями для передвижения по льду, отправился на север и 23 июля достиг 82°45' с. ш., установив рекорд, продержавшийся следующие полвека. Одним из членов отряда Парри был Джеймс Росс, будущий первооткрыватель Северного магнитного полюса.

Другой попыткой достижения Северного полюса стала Британская арктическая экспедиция 1875—1876 годов, под руководством Джорджа Нэрса, которая двигалась к полюсу со стороны пролива Смита на кораблях «Алерт» (Alert) и «Дискавери» (Discovery). Часть экспедиции, на санях, в которые были впряжены люди, под руководством Альберта Маркема (Albert Markham) 12 мая 1876 года достигла рекордных 83°20’26" с. ш., прежде чем повернуть назад.

Американская экспедиция Джорджа Де-Лонга 8 июля 1879 года отплыла на барке «Жаннетта» (Jeannette) из Сан-Франциско с намерением достичь Северного полюса через Берингов пролив. Однако, недалеко от острова Врангеля в Северном Ледовитом океане, их корабль был окружён льдами. Следующий 21 месяц вмёрзший в лёд корабль дрейфовал на северо-запад, постепенно приближаясь к Северному полюсу. 12 июня 1881 года «Жаннетта» не выдержала давление льда, дала течь и затонула на 77°15′ с. ш. 154°59′ в. д.77.250° с. ш. 154.983° в. д. / 77.250; 154.983    Команда сумела спастись и, таща на санях по льду шлюпки с продовольствием, достигла Новосибирских островов. Оттуда 12 сентября 1881 года команда попыталась на трёх шлюпках доплыть до материка. В результате шторма одна шлюпка с экипажем затонула. Две другие добрались до берега, но были разделены штормом. Экипаж шлюпки под командой судового механика Джорджа Мельвилля был подобран местными якутами в устье реки Лены. Группа Де-Лонга, высадившаяся на другом берегу устья, попыталась найти поселение, отправившись в долгий путь по тундре вглубь материка, но лишь двое из 14 человек смогли добраться до людей. Остальные, включая Де-Лонга, умерли, один за другим, от голода и измождения.

В 1884 году остатки снаряжения с «Жаннетты» были найдены вмерзшими в лёд в окрестностях Какортока на юге Гренландии, в тысячах километрах от места крушения. Метеоролог Хенрик Мон на основании этой находки высказал предположение о существовании течения в Северном Ледовитом океане, которое переносит лёд с востока на запад, от сибирского побережья к американскому. Норвежский исследователь Фритьоф Нансен заинтересовался идеей достичь Северного полюса с помощью этого течения на вмёрзшем в лёд корабле. Для этого Нансен организовал Норвежскую полярную экспедицию на корабле «Фрам». «Фрам» был построен, по заказу Нансена, специально для дрейфа во льдах — его корпус был укреплён и в поперечном сечении был округлым, как яйцо. Таким образом, лёд, сдавливая «Фрам» по бокам, не ломал судно, а постепенно выжимал его наверх, на поверхность. 24 июня 1893 года «Фрам» покинул Кристианию. Пройдя по Северному морскому пути, 28 сентября корабль достиг ледового поля у Новосибирских островов и лёг в дрейф. 14 марта 1895 года, когда «Фрам» достиг 84°4' с. ш., Нансен и Ялмар Йохансен покинули корабль, решив продолжить путь к Северному полюсу на лыжах. Нансен рассчитывал преодолеть 660 км до полюса за 50 дней, а оттуда направиться к Земле Франца-Иосифа. Провизию на 120 дней пути они загрузили на три собачьи упряжки. Первоначально лёд был довольно ровный, и исследователи могли быстро передвигаться вперёд. Но постепенно ландшафт становился всё более неровным, значительно замедляя скорость их продвижения. 7 апреля пара достигла 86°14' с. ш. Дальнейший путь, насколько они могли его видеть, состоял из нагромождений льда. Осознавая, что им не хватит продовольствия, чтобы достигнуть Северного полюса и вернуться обратно, пара отказалась от дальнейшей попытки и повернула на юг, в конечном счёте достигнув Земли Франца-Иосифа.

Итальянская арктическая экспедиция принца Савойского Луиджи Амедео в 1899 году отплыла на переоборудованном китобойном судне «Полярная Звезда» из Норвегии. Они планировали достичь Земли Франца-Иосифа, разбить там лагерь, провести в нём полярную зиму, а в конце её — отправиться по льду на собачьих упряжках к Северному полюсу. Во время зимовки в лагере, в результате обморожения, принц потерял два пальца и поэтому уже не мог лично участвовать в походе на полюс. 11 марта 1900 года группа под руководством капитана Умберто Каньи направилась к Северному полюсу. Из-за больших трудностей (включая гибель трёх человек из вспомогательной партии) четверо полярников отряда Каньи начали осознавать, что не смогут достичь полюса. Всё, что они могли сделать, — лишь пройти как можно дальше на север, установить флаг и повернуть назад, когда количество пищи в их распоряжении будет едва хватать на обратный путь. 25 апреля группа Каньи достигла рекордных 86°34' с. ш., что было на 35 км севернее рекорда Нансена и Йохансена, и с трудом смогла вернуться обратно к кораблю два месяца спустя, 23 июня, через двенадцать дней после того, как у них должны были закончиться все продукты.

Экспедиции к Северному полюсу приобрели такую большую известность, что в английском языке даже появился термин Farthest North, означавший самую северную широту, достигнутую экспедициями в их пути к Северному полюсу. Однако, помимо экспедиций к Северному полюсу, в Арктику также отправлялись и экспедиции, ставившие перед собой другие цели — например, пройти по Северо-Западному проходу или по Северному морскому пути. Опыт, приобретённый в результате этих экспедиций, оказался очень полезен и для экспедиций к Северному полюсу.

1900—1940 годы

Американский исследователь Фредерик Кук заявил о том, что первым достиг Северного полюса 21 апреля 1908 года, вместе с двумя эскимосами Авелой (Ahwellah) и Этукишуком (Etukishook), двигаясь на собачьих упряжках. Однако он не смог представить убедительных доказательств, и его заявления не были широко приняты общественностью.

Покорение Северного полюса долгое время приписывалось американскому инженеру Роберту Пири, который заявлял, что достиг Северного полюса 6 апреля 1909 года, в сопровождении афроамериканца Мэтью Хенсона (Matthew Henson) и четырёх эскимосов Ута (Ootah), Эгингва (Egingwah), Сиглу (Seegloo) и Укеа (Ooqueah). Однако позже заявление Пири также было подвергнуто сомнению. Так, некоторые исследователи отметили, что в отряде, отобранном Пири для последнего отрезка пути до Северного полюса (246 км), не было никого, помимо него, обладавшего навигационными навыками и способного независимо подтвердить (или опровергнуть) утверждения Пири. Также вызывал сомнение хронометраж похода. Средняя скорость экспедиции Пири от континента до лагеря Бартлетт составляла 17 км в день, а, по утверждениям Пири, после выхода из лагеря Бартлетт его отряд смог преодолеть 246 км до Северного полюса за пять дней, преодолевая ежедневно в среднем по 50 км, что в три раза превышало среднюю скорость, с которой экспедиция двигалась до сих пор. На обратный путь у них ушло ещё меньше — три дня, то есть отряд Пири должен был двигаться с полюса со скоростью более 80 км в день, что многие исследователи посчитали невероятным.

Сомнения в достижениях Кука и Пири побудили Руаля Амундсена в его экспедиции к Южному полюсу в 1911 году включить в финальную партию из пяти человек четырёх профессиональных навигаторов, проводивших тщательные и независимые друг от друга наблюдения с помощью компаса, секстантов и теодолитов.

Первой русской экспедицией к Северному полюсу считается экспедиция Георгия Седова в 1912—1914 годах. Плохо подготовленная экспедиция была вынуждена провести две зимовки в Арктике на борту шхуны «Михаил Суворин» («Святой великомученик Фока»). 2 февраля 1914 года больной цингой Седов, вместе с матросами Григорием Линником и Александром Пустошным, на трёх собачьих упряжках вышли по льду из бухты Тихой к полюсу. Уже через неделю Седов не мог идти дальше, но приказал привязать себя к нартам, чтобы продолжить поход. 20 февраля, пройдя чуть более ста из более чем двух тысяч километров до полюса, Седов скончался среди льдов вблизи острова Рудольфа. Его спутники похоронили тело на острове и отправились в обратный путь. Одна из собак Седова, по кличке Фрам, осталась на могиле хозяина.

21 мая 1937 года при помощи самолёта в районе Северного полюса (в момент высадки примерно в 30 километрах) была организована первая научно-исследовательская дрейфующая станция «Северный полюс-1» (СССР) под руководством Ивана Папанина. Участники экспедиции океанограф Петр Ширшов, метеоролог Евгений Федоров, радист Эрнст Кренкель и руководитель Иван Папанин в течение девяти месяцев вели научные наблюдения на станции. За это время она прошла в результате дрейфа 2850 км до восточного побережья Гренландии, откуда 19 февраля 1938 года полярников сняли ледоколы «Таймыр» и «Мурман».

1940—2000 годы

Первыми людьми, достигшими Северного полюса (чьё достижение не было подвергнуто сомнению), стали участники советской Высокоширотной воздушной экспедиции «Север-2» под руководством начальника Главсевморпути Александра Кузнецова и в составе Павла Гордиенко, Павла Сенько, Михаила Сомова, Михаила Острекина и других. 23 апреля 1948 года, вылетев на трёх самолётах с о. Котельный, они приземлились (приледнились) в 16:44 (моск. вр.) практически на точку 90°00’00" северной широты. Они установили временный лагерь на Северном полюсе и в течение следующих двух дней вели научные наблюдения. 26 апреля исследователи вылетели обратно на континент.

Через год, 9 мая 1949 года, два советских учёных, Виталий Волович и Андрей Медведев, совершили первый прыжок с парашютом на Северный полюс.

3 августа 1958 года атомная подводная лодка «Nautilus» (США) стала первым кораблём, достигшим Северного полюса (под водой). Другая американская атомная подводная лодка, «Skate», всплыла на полюсе 17 марта 1959 года, став первым кораблём на поверхности воды на Северном полюсе. 17 июля 1962 года советская атомная подводная лодка «Ленинский комсомол» стала первой советской подлодкой, достигшей Северного полюса.

Первыми людьми, совершившими доказанное путешествие по суше от континента до Северного полюса, стали участники американской экспедиции Ральфа Плейстеда (Ralph Plaisted), в которую входили Уолтер Педерсон (Walter Pederson), Джеральд Пицзл (Gerald Pitzl) и Жан-Люк Бомбардье (Jean-Luc Bombardier). Они достигли Северного полюса на усовершенствованных Плейстедом снегоходах фирмы Bombardier 19 апреля 1968 года. Их экспедиция, от старта на одном из островов вблизи о. Элсмир (Канада) до финиша на Северном полюсе, заняла 42 дня. По пути топливо и припасы им сбрасывались с самолёта.

Первыми, достигшими Северного полюса без использования моторного транспорта, стали участники Британской трансарктической экспедиции под руководством Уолтера Герберта. Он, вместе с Роем Кёрнером (Roy Koerner), Алланом Джиллом (Allan Gill) и Кеннетом Хеджесом (Kenneth Hedges) достиг Северного полюса 6 апреля 1969 года, используя собачьи упряжки, а также припасы, сбрасываемые с самолётов. Всего их экспедиция преодолела более 5600 км от мыса Барроу до о. Западный Шпицберген через Северный полюс. Экспедиция началась 21 февраля 1968 года. В июле, пройдя 1900 км по дрейфующим льдам, участники экспедиции разбили лагерь, в котором вынуждены были остановиться из-за начавшегося таяния льдов. 4 сентября они возобновили путь, но вскоре вынуждены были вновь остановиться из-за травмы позвоночника, полученной Джиллом. Только в феврале следующего года, в конце полярной зимы, они смогли продолжить свой путь, достигнув наконец Северного полюса через Полюс недоступности, и продолжили свой путь к Шпицбергену. Экспедиция завершилась 29 мая 1969 года и продолжалась 476 дней.

17 августа 1977 года советский атомный ледокол «Арктика» впервые в истории мореплавания достиг Северного полюса в надводном плавании.

Первым человеком, достигшим Северного полюса в одиночку, в 1978 году стал японский путешественник Наоми Уэмура, преодолевший за 57 дней 725 км на собачьих упряжках, используя припасы, сбрасываемые с вертолёта. Его путешествие продолжалось с 7 марта по 1 мая 1978 года, а началось с о. Элсмир (Канада).

Первыми, кто добрался до Северного полюса на лыжах, стали участники советской экспедиции Дмитрия Шпаро, в которую также входили Юрий Хмелевский, Владимир Леденев, Вадим Давыдов, Анатолий Мельников, Владимир Рахманов и Василий Шишкарев. Их поход продолжался 77 дней, с 16 марта по 31 мая 1979 года. За это время они преодолели 1500 км.

Первой экспедицией, добравшейся до полюса без внешней поддержки (то есть без сбрасываемых с самолёта или вертолёта припасов), стала Международная полярная экспедиция Уилла Стегера (Will Steger) в 1986 году. Экспедиция, в которую также входили Пол Шерк (Paul Schurke), Брент Бодди (Brent Boddy), Ричард Вебер (Richard Weber), Джофф Кэрролл (Geoff Carroll) и Энн Бэнкрофт (Ann Bancroft), достигла Северного полюса на собачьих упряжках 1 мая 1986 года. Энн Бэнкрофт стала первой женщиной, совершившей поход до Северного полюса.

Первым, кто добрался до Северного полюса на лыжах и в одиночку, стал француз Жан-Луи Этьенн (Jean-Louis Étienne) 11 мая 1986 года. Ему потребовалось 63 дня на это путешествие. Припасы ему сбрасывали с самолёта.

Первым человеком, достигшим Северного полюса на лыжах, в одиночку и без внешней поддержки, стал норвежец Борге Оусланд (Børge Ousland) в 1994 году. 2 марта он вышел с мыса Арктический в архипелаге Северная Земля и 22 апреля 1994 года, спустя 52 дня, достиг Северного полюса.

Первым водолазом на дрейфующем льду Арктики был Юрий Георгиевич Пыркин сотрудник Физического факультета МГУ, совершившим погружение 31 декабря 1958 г. на дрейфующей станции «СП-6». Погружения проводились для установки специального комплекса измерительной и регистрирующей аппаратуры для исследования дрейфа льдов и теплообмена в Центральном полярном бассейне. Это был первый случай проведения водолазных работ в Центральной Арктике. В этой экспедиции под лед спускались не профессионалы-водолазы, а специалисты-геофизики. Во время экспедиции погружения проводились регулярно, несколькими сотрудниками, на глубины 10-15 метров, при температуре воздуха минус 40 градусов и воды минус 1,8 градуса.

Обширные, планомерные подводные погружения в Центральной Арктике впервые выполнила группа Владимира Дмитриевича Грищенко, на «СП-18». 20 апреля 1967 года группа ученых из Арктического и Антарктического научно-исследовательского института совершила погружение в географической точке «Северный полюс». Погружения в ходе экспедиции проводились в основном на малые глубины, но так же был проведен один спуск на глубину 60 метров, погружение проводилось для ремонта акустической антенны.

В 1977 году на станции «Северный полюс-23» в течение пяти месяцев проводились подледные работы группой подводных исследований Арктического и Антарктического научно исследовательского института в составе: Владимира Грищенко, Геннадия Кадачигова, Николая Шестакова и Игоря Мельникова из Института океанологии АН СССР. Проводились наблюдения за формами подводного рельефа льда, процессами его образования и разрушения. Кроме того, подледные работы на «СП-23» были расширены за счет подводных киносъёмок. Также 8 сентября 1977 года подо льдом в качестве эксперимента был установлен подводный дом пневматической конструкции «Спрут».

22 апреля 1998 года российский спасатель и дайвер Андрей Рожков предпринял попытку погружения на Северном полюсе с аквалангом. Он пытался достичь глубины 50 метров, однако погиб в ходе погружения. На следующий год, 24 апреля 1999 года, международная команда дайверов в составе Майкла Вольфа (Michael Wolff) (Австрия), Бретта Кормика (Brett Cormick) (Великобритания) и Боба Васса (Bob Wass) (США) совершила удачное погружение на Северном полюсе с аквалангом.

XXI век

В последние годы путешествие на Северный полюс на ледоколах и самолётах стало довольно обыденным, хотя и дорогостоящим для туристов, и предлагается желающим несколькими туристическими компаниями в России и за рубежом. Самым молодым туристом, побывавшим на Северном полюсе, на сегодняшний день считается 8-летняя Алисия Хемплеман-Адамс (Alicia Hempleman-Adams) (Великобритания), а самым пожилым — 89-летняя Дороти Давенхилл Хирш (Dorothy Davenhill Hirsch) (США). C 2002 года на Северном полюсе ежегодно проводится международный марафон.

Согласно данным «Российской газеты», к 19 сентября 2007 года на полюсе побывало 66 ледоколов и специальных судов ледового класса, из которых

54 были под советским и российским флагом, 4 раза здесь работал шведский ледокол Oden, 1 раз канадский ледокол Louis S. St Laurent, 3 раза германский Polarstern, 3 раза американские ледоколы Healy и Polar Sea и норвежское буровое судно Vidar Viking.

2 августа 2007 года впервые было достигнуто океанское дно Северного полюса двумя глубоководными аппаратами «Мир», которые разместили на глубине 4 261 метр флаг России и взяли пробы грунта.

Первой экспедицией на Северный полюс во время полярной ночи стала экспедиция российских исследователей Матвея Шпаро и Бориса Смолина. Экспедиция началась 22 декабря 2007 года на мысе Арктический в архипелаге Северная Земля, а закончилась на Северном полюсе 14 марта 2008 года, за восемь дней до наступления полярного дня.

26 апреля 2009 года Северный полюс был впервые достигнут на колёсных автомобилях. Семеро участников российской Морской ледовой автомобильной экспедиции (Василий Елагин, Афанасий Маковнев, Владимир Обиход, Сергей Ларин, Алексей Шкрабкин, Алексей Ушаков и Николай Никульшин) за 38 суток проехали 2033 км на автомобилях-амфибиях «Емеля-1» и «Емеля-2» от архипелага Северная Земля до Северного полюса. В 2013 году аналогичная экспедиция впервые пересекла Арктику на колёсных автомобилях, побывав на Северном полюсе и затратив на пересечение Северного Ледовитого океана 55 дней.

Полёты над Северным полюсом

Первую документированную попытку проникнуть в воздушное пространство над Северным полюсом предприняли швед Саломон Андре и его два спутника — Нильс Стриндберг и Кнут Френкель. 11 июля 1897 года они отправились на воздушном шаре «Орёл» с острова Датский архипелага Шпицберген в сторону Северного полюса. Известно, что экспедиция преодолела 475 километров, из-за утечки водорода в воздушном шаре села 14 июля на льды, после чего была вынуждена отправиться обратно пешком. Им удалось добраться до острова Белый, где они и погибли. Известно об этом стало только в 1930 году, когда останки исследователей были случайно обнаружены.

21 мая 1925 года норвежец Руаль Амундсен с командой из шести человек попытался добраться до Северного полюса на двух гидросамолётах Dornier Do J N-24 и N-25. Однако и эта попытка не завершилась успехом — путешественники приземлились, израсходовав половину запасов топлива и достигнув 87° 43’ с. ш. (около 250 км до полюса). Следующие три недели команда занималась расчисткой ото льда взлётной полосы. Возвращаться им предстояло вшестером на одном самолёте, так как второй был повреждён. После нескольких неудачных попыток им, наконец, удалось взлететь и взять курс домой, где многие уже считали, что их экспедиция пропала навсегда.

9 мая 1926 года, за три дня до того, как Северного полюса достиг дирижабль «Норвегия», американец Ричард Бэрд вместе с пилотом Флойдом Беннеттом предпринял попытку достичь Северного полюса на самолёте Fokker F.VII. Они вылетели с аэродрома на о. Западный Шпицберген и вернулись туда же, заявив, что смогли первыми достигнуть полюса. Однако сразу же возникли сомнения в подлинности их достижения. В 1996 году в полётном журнале Бэрда были обнаружены стёртые, но всё ещё различимые данные, свидетельствовавшие о фальсификации Бэрдом данных, опубликованных официально. По мнению некоторых исследователей, преодолев 80 % пути до Северного полюса Бэрд был вынужден повернуть обратно из-за утечки масла в двигателе.

Первой доказанной удачной попыткой полёта над Северным полюсом стала в 1926 году экспедиция Руаля Амундсена на дирижабле «Норвегия». В экспедиции было 16 участников, включая создателя и пилота дирижабля итальянца Умберто Нобиле, американского полярного исследователя и спонсора экспедиции Линкольна Эллсворта, полярного исследователя Оскара Вистинга, ставшего рулевым дирижабля, штурмана Яльмара Рисер-Ларсена, метеоролога Финна Мальмгрена и других исследователей, а также собака Нобиле по кличке Титина (Titina), ставшая талисманом экспедиции. Полёт начался на Шпицбергене, 12 мая 1926 года дирижабль достиг Северного полюса, откуда проследовал до Аляски.

В 1928 году Умберто Нобиле предпринял ещё одну попытку полёта над Северным полюсом, на этот раз на дирижабле «Италия». 24 мая дирижабль достиг Северного полюса, но на обратном пути потерпел крушение. Из 16 участников экспедиции выжили только восемь, семерых из них спас советский ледокол «Красин».

3 августа 1935 года советский лётчик Сигизмунд Леваневский в команде со вторым пилотом Георгием Байдуковым и штурманом Виктором Левченко на одномоторном самолёте АНТ-25 предпринял попытку перелёта из Москвы в Сан-Франциско через Северный полюс. Из-за неполадок с маслопроводом полёт был прерван над Баренцевым морем. Самолёт приземлился на аэродроме Кречевицы в Новгородской области.

Первый полёт над Северным полюсом на самолёте совершил экипаж ледового разведчика КР-6 (АНТ-7) Н-166 под командованием Павла Головина в ходе экспедиции «Северный полюс-1». В состав экипажа входили: А. С. Волков — штурман, Н. Л. Кекушев, В. Д. Терентьев — бортмеханики. Вылетев из базы экспедиции на о. Рудольфа 5 мая 1937 года, в 16 часов 32 минуты, экипаж совершил разворот над точкой Полюса.

Валерий Чкалов совершил первый удачный межконтинентальный перелёт через Северный полюс на самолёте. 18 июня 1937 года он вылетел из Москвы на самолёте АНТ-25 в команде со вторым пилотом Георгием Байдуковым и штурманом Александром Беляковым. 20 июня, через 63 часа 16 минут полёта, преодолев 8504 км, их самолёт приземлился в г. Ванкувер (США). Месяц спустя (12—14 июля 1937 года) экипаж в составе командира Михаила Громова, второго пилота Андрея Юмашева и штурмана Сергея Данилина перелетел на АНТ-25 из Москвы через Северный полюс до г. Сан-Джасинто (Калифорния), преодолев за 62 часа 17 минут 10 148 км.

В настоящее время маршруты многих трансконтинентальных пассажирских полётов пролегают над Северным полюсом.

Дрейфующие станции

Так как на Северном полюсе нет суши, то на нём невозможно создание постоянной полярной станции, как на Южном полюсе. Однако СССР, а позже Россия, начиная с 1937 года, создали более 30 дрейфующих станций, некоторые из которых проходили в ходе дрейфа через Северный полюс или очень близко к нему. Идея создания подобных станций принадлежала полярному исследователю Владимиру Визе.

Дрейфующие станции обычно функционируют от двух до трёх лет, пока льдина не приблизится к Гренландии. Иногда, в случае угрозы разрушения льдины, на которой размещена станция, её приходится эвакуировать досрочно. Смена полярников на станциях производится ежегодно. Обычный размер команды на современной дрейфующей станции — около 15 человек. За всю историю станций «Северный полюс» на них работало более 800 исследователей. Все дрейфующие станции организуются Арктическим и антарктическим научно-исследовательским институтом. С 1950 по 1991 годы в Арктике непрерывно работали по две, а порой и по три советских дрейфующих станции. Первая российская дрейфующая станция была открыта в апреле 2003 года.

Последней открытой, на сегодняшний день, дрейфующей станцией, является «Северный полюс-39» в составе 16 человек, созданная в октябре 2011 года.

День и ночь

На Северном полюсе полярный день продолжается около 186 суток и 10 часов, приблизительно с 18 марта по 26 сентября, но фактически, вследствие рефракции света, день продолжается около 193 суток. Полярная ночь продолжается 178 суток и 14 часов, но фактически, вследствие той же рефракции света, — около 172 суток. Незадолго до дня весеннего равноденствия (20 или 21 марта) Солнце выходит из-за горизонта, затем в течение трёх месяцев поднимается с каждым днём всё выше, достигая наибольшей высоты в день летнего солнцестояния (20 или 21 июня). В течение следующих трёх месяцев Солнце опускается, пока не уйдёт за горизонт вскоре после дня осеннего равноденствия (22 или 23 сентября). В течение суток Солнце ходит по небосводу горизонтальными кругами, а точнее по пологой спирали. В течение 15—16 суток до восхода и после заката наблюдаются белые ночи. День и ночь на Северном полюсе сменяются только за счёт обращения Земли вокруг Солнца, а не вокруг своей оси.

Смена дня и ночи на Северном полюсе в течение года:

• 31 января — 18 февраля (19 суток) — астрономические сумерки (не видны самые слабые звёзды)
• 19 февраля — 6 марта (17 суток) — навигационные сумерки (можно различить горизонт)
• 7—17 марта (11 суток) — гражданские сумерки (белые ночи, видны самые крупные звёзды)
• 19 марта — 24 сентября (190 суток) — полярный день
• 26 сентября — 9 октября (14 суток) — гражданские сумерки (при полном отсутствии облачности можно читать и писать, работать без искусственного освещения)
• 10 октября — 25 октября (16 суток) — навигационные сумерки (видны звёзды средней величины, можно отличить небо от земли)
• 26 октября — 13 ноября (19 суток) — астрономические сумерки (солнечный свет не даёт увидеть самые слабые звёзды).
• 14 ноября — 30 января (78 суток) — полная полярная ночь, в течение которой нельзя зафиксировать или увидеть малейшее количество солнечного света

Хотя полярная ночь продолжается 176 суток, но время, когда нельзя заметить никакого признака солнечного света в любой точке неба, длится менее 3 месяцев, меньше половины того времени, когда солнце находится под горизонтом.

Время

В большинстве мест на Земле местное время определяется долготой. Таким образом, время дня определяется положением Солнца на небесной сфере (например, в полдень Солнце находится приблизительно на максимальном возвышении над горизонтом). Однако подобная система не работает на Северном полюсе, где Солнце встаёт и садится только раз в году, и все линии долготы сходятся в одной точке. Так как на Северном полюсе люди не проживают постоянно, то Северный полюс не был отнесён к какому-либо определённому часовому поясу. Полярные экспедиции используют любое время по своему усмотрению, например, среднее время по Гринвичу или стандартное время той страны, откуда они прибыли.

Климат

Северный полюс значительно теплее, чем Южный полюс, потому что он находится на уровне моря в середине океана (который действует как хранилище тепла), а не на высоте в центре континента.

Зимняя температура на Северном полюсе колеблется от −43 °C до −26 °C, в среднем приблизительно −40 °C. Летняя температура колеблется около 0 °C, в отдельные дни повышаясь до + 2 °C. Самая высокая зафиксированная температура на Северном полюсе + 5 °C, что гораздо теплее самой высокой температуры на Южном полюсе −12,3 °C. Осадков в среднем за год выпадает в районе от 100 до 250 мм.

Толщина льда на Северном полюсе составляет обычно 2—3 метра, хотя бывают значительные изменения. Территория океана, покрываемая льдами, летом почти в два раза меньше, чем зимой. Иногда, из-за передвижений масс льда, на Северном полюсе обнажается поверхность океана. Исследования показали, что площадь покрытия и средняя толщина льда в Арктике уменьшились в последние десятилетия, что многие связывают с последствиями глобального потепления. В сентябре 2007 года на Северном полюсе был зафиксирован рекордно низкий уровень льда. Некоторые исследователи предсказывают, что через несколько десятилетий Северный Ледовитый океан будет полностью освобождаться ото льда на летние месяцы. Таяние льдов может привести со временем к повышению уровня моря и другим глобальным климатическим изменениям.

Флора и фауна

Хотя считается, что белые медведи из-за недостатка пищи редко забредают за 82° с. ш., но их следы были обнаружены в окрестностях Северного полюса, а экспедиция «Гринпис» в 2006 году сообщила о белом медведе, замеченном в полутора километрах от полюса. Кольчатая нерпа также была замечена на Северном полюсе (в 1992 году), а песца видели в 60 км от него.

На Северном полюсе или в непосредственной близости от него замечали некоторых птиц: пуночку (1987), глупыша (1991, 1992, 2001) и обыкновенную моевку (1992). Хотя, возможно, птицы залетали в этот район вслед за ледоколами, охотясь на рыбу в кильватере судна.

В водах Северного полюса замечали небольших (5—8 см) рыб. Участники экспедиции Арктика-2007 в ходе погружения на Северном полюсе обнаружили на океанском дне актиний, офиур, креветок, морских лилий и водоросли.

Территориальная принадлежность

Согласно международному праву, Северный полюс и прилегающий к нему регион Северного Ледовитого океана в настоящее время не принадлежат ни одной стране. Пять окружающих этот регион арктических стран — Россия, Канада, Норвегия, Дания (через Гренландию) и США — обладают правами на 370-километровую исключительную экономическую зону у своих берегов, а территория за ней находится в ведении агентства ООН International Seabed Authority.

После ратификации Конвенции ООН по морскому праву страны имеют десятилетний период на предъявление требований по расширению своей 370-километровой зоны. Страны, ратифицировавшие конвенцию (Норвегия в 1996 году, Россия в 1997 году, Канада в 2003 году и Дания в 2004 году), уже запустили проекты для обоснования своих претензий о принадлежности некоторых секторов Арктики к их территории.

В 1907 году Канада заявляла о «секторальном принципе» для признания суверенитета над сектором, простирающимся от её берегов до Северного полюса. Хотя от этого принципа не отказались, но также не было активных попыток добиться его утверждения.

Астрономические особенности

• Максимальная высота Солнца над горизонтом на Северном полюсе не превышает склонения Солнца в день летнего солнцестояния: ≈23°26′,что чуть более четверти зенита. Это относительно немного, примерно на такой высоте Солнце находится на широте Москвы в полдень 21 февраля или 21 октября.
• Видимое движение Луны по небосводу на полюсе напоминает таковое для Солнца с той разницей, что полный цикл занимает не год, а тропический месяц (приблизительно 27,32 суток). Луна выходит из-под горизонта, в течение недели по пологой спиральной траектории поднимается до высшей точки, в течение следующей недели опускается, а затем почти две недели находится под горизонтом. Наибольшая возможная высота Луны над горизонтом на полюсе равна 28°43′.
• Видимая фаза Луны на Северном полюсе зависит от времени года:

• Зимой Луна восходит в первой четверти, проходит высшую точку в полнолуние и заходит в последней четверти.
• Весной Луна восходит в новолуние (рядом с Солнцем), проходит высшую точку в первой четверти и заходит в полнолуние.
• Летом Луна восходит в последней четверти, проходит высшую точку в новолуние и заходит в первой четверти.
• Осенью Луна восходит в полнолуние, проходит высшую точку в последней четверти и заходит в новолуние.

• Небесный экватор на Северном полюсе совпадает с линией горизонта. Все звёзды к северу от небесного экватора не заходят, а все южные — не восходят, так как нет изменений высоты звёзд над горизонтом. В зените находится Полярная звезда (а точнее — Северный полюс мира), в надире — Южный полюс мира. Высота звёзд над горизонтом постоянна и равна их склонению (если пренебречь рефракцией).

См. также

• Южный полюс
• Северный магнитный полюс
• Полюс недоступности

Литература

• Полюсы Земли // Энциклопедический словарь Брокгауза и Ефрона : в 86 т. (82 т. и 4 доп.). — СПб., 1890—1907.
• Калверт Дж. [militera.lib.ru/memo/usa/kalvert_j/index.html Подо льдом к полюсу] = Surface at the Pole / Сокращенный перевод с английского Н. Г. Кузнецова. — М.: Воениздат, 1962. — 208 с. — 15 000 экз.
• Корякин В. С. Фредерик Альберт Кук. — М.: Наука, 2002. — 248 с. — (Научно-биографическая литература). — ISBN 5-02-022730-7.
• Лактионов А. Ф. Северный полюс. — 3-е изд., перераб. и доп. — М.: Морской транспорт, 1960. — 525 с. — 9000 экз.
• Нансен Ф. [www.lithub.ru/read/138782/ «Фрам» в полярном море] = Fram over Polhavet / Перевод с норвежского А. Филиппова, А. Крубера. — М.: Дрофа, 2008. — 992 с. — (Библиотека путешествий). — 3000 экз. — ISBN 978-5-358-05627-5.
• Папанин И. Д. [www.ozon.ru/context/detail/id/2456828/ Жизнь на льдине]. — М.: Мысль, 1977. — 312 с. — 80 000 экз.
• Шпаро Д. И., Шумилов А. В. [antarctic.su/books/item/f00/s00/z0000011/index.shtml К полюсу]. — М.: Молодая гвардия, 1987. — 367 с. — 100 000 экз.

Ссылки

• [www.youtube.com/watch?v=TLWYJCsVmTw Видеозапись] с веб-камеры, установленной на Северном полюсе с апреля по сентябрь 2010 года.

География   Арктика

Отрывок, характеризующий Северный полюс

Что значат эти упреки?
Те самые поступки, за которые историки одобряют Александра I, – как то: либеральные начинания царствования, борьба с Наполеоном, твердость, выказанная им в 12 м году, и поход 13 го года, не вытекают ли из одних и тех же источников – условий крови, воспитания, жизни, сделавших личность Александра тем, чем она была, – из которых вытекают и те поступки, за которые историки порицают его, как то: Священный Союз, восстановление Польши, реакция 20 х годов?
В чем же состоит сущность этих упреков?
В том, что такое историческое лицо, как Александр I, лицо, стоявшее на высшей возможной ступени человеческой власти, как бы в фокусе ослепляющего света всех сосредоточивающихся на нем исторических лучей; лицо, подлежавшее тем сильнейшим в мире влияниям интриг, обманов, лести, самообольщения, которые неразлучны с властью; лицо, чувствовавшее на себе, всякую минуту своей жизни, ответственность за все совершавшееся в Европе, и лицо не выдуманное, а живое, как и каждый человек, с своими личными привычками, страстями, стремлениями к добру, красоте, истине, – что это лицо, пятьдесят лет тому назад, не то что не было добродетельно (за это историки не упрекают), а не имело тех воззрений на благо человечества, которые имеет теперь профессор, смолоду занимающийся наукой, то есть читанном книжек, лекций и списыванием этих книжек и лекций в одну тетрадку.
Но если даже предположить, что Александр I пятьдесят лет тому назад ошибался в своем воззрении на то, что есть благо народов, невольно должно предположить, что и историк, судящий Александра, точно так же по прошествии некоторого времени окажется несправедливым, в своем воззрении на то, что есть благо человечества. Предположение это тем более естественно и необходимо, что, следя за развитием истории, мы видим, что с каждым годом, с каждым новым писателем изменяется воззрение на то, что есть благо человечества; так что то, что казалось благом, через десять лет представляется злом; и наоборот. Мало того, одновременно мы находим в истории совершенно противоположные взгляды на то, что было зло и что было благо: одни данную Польше конституцию и Священный Союз ставят в заслугу, другие в укор Александру.
Про деятельность Александра и Наполеона нельзя сказать, чтобы она была полезна или вредна, ибо мы не можем сказать, для чего она полезна и для чего вредна. Если деятельность эта кому нибудь не нравится, то она не нравится ему только вследствие несовпадения ее с ограниченным пониманием его о том, что есть благо. Представляется ли мне благом сохранение в 12 м году дома моего отца в Москве, или слава русских войск, или процветание Петербургского и других университетов, или свобода Польши, или могущество России, или равновесие Европы, или известного рода европейское просвещение – прогресс, я должен признать, что деятельность всякого исторического лица имела, кроме этих целей, ещь другие, более общие и недоступные мне цели.
Но положим, что так называемая наука имеет возможность примирить все противоречия и имеет для исторических лиц и событий неизменное мерило хорошего и дурного.
Положим, что Александр мог сделать все иначе. Положим, что он мог, по предписанию тех, которые обвиняют его, тех, которые профессируют знание конечной цели движения человечества, распорядиться по той программе народности, свободы, равенства и прогресса (другой, кажется, нет), которую бы ему дали теперешние обвинители. Положим, что эта программа была бы возможна и составлена и что Александр действовал бы по ней. Что же сталось бы тогда с деятельностью всех тех людей, которые противодействовали тогдашнему направлению правительства, – с деятельностью, которая, по мнению историков, хороша и полезна? Деятельности бы этой не было; жизни бы не было; ничего бы не было.
Если допустить, что жизнь человеческая может управляться разумом, – то уничтожится возможность жизни.


Если допустить, как то делают историки, что великие люди ведут человечество к достижению известных целей, состоящих или в величии России или Франции, или в равновесии Европы, или в разнесении идей революции, или в общем прогрессе, или в чем бы то ни было, то невозможно объяснить явлений истории без понятий о случае и о гении.
Если цель европейских войн начала нынешнего столетия состояла в величии России, то эта цель могла быть достигнута без всех предшествовавших войн и без нашествия. Если цель – величие Франции, то эта цель могла быть достигнута и без революции, и без империи. Если цель – распространение идей, то книгопечатание исполнило бы это гораздо лучше, чем солдаты. Если цель – прогресс цивилизации, то весьма легко предположить, что, кроме истребления людей и их богатств, есть другие более целесообразные пути для распространения цивилизации.
Почему же это случилось так, а не иначе?
Потому что это так случилось. «Случай сделал положение; гений воспользовался им», – говорит история.
Но что такое случай? Что такое гений?
Слова случай и гений не обозначают ничего действительно существующего и потому не могут быть определены. Слова эти только обозначают известную степень понимания явлений. Я не знаю, почему происходит такое то явление; думаю, что не могу знать; потому не хочу знать и говорю: случай. Я вижу силу, производящую несоразмерное с общечеловеческими свойствами действие; не понимаю, почему это происходит, и говорю: гений.
Для стада баранов тот баран, который каждый вечер отгоняется овчаром в особый денник к корму и становится вдвое толще других, должен казаться гением. И то обстоятельство, что каждый вечер именно этот самый баран попадает не в общую овчарню, а в особый денник к овсу, и что этот, именно этот самый баран, облитый жиром, убивается на мясо, должно представляться поразительным соединением гениальности с целым рядом необычайных случайностей.
Но баранам стоит только перестать думать, что все, что делается с ними, происходит только для достижения их бараньих целей; стоит допустить, что происходящие с ними события могут иметь и непонятные для них цели, – и они тотчас же увидят единство, последовательность в том, что происходит с откармливаемым бараном. Ежели они и не будут знать, для какой цели он откармливался, то, по крайней мере, они будут знать, что все случившееся с бараном случилось не нечаянно, и им уже не будет нужды в понятии ни о случае, ни о гении.
Только отрешившись от знаний близкой, понятной цели и признав, что конечная цель нам недоступна, мы увидим последовательность и целесообразность в жизни исторических лиц; нам откроется причина того несоразмерного с общечеловеческими свойствами действия, которое они производят, и не нужны будут нам слова случай и гений.
Стоит только признать, что цель волнений европейских народов нам неизвестна, а известны только факты, состоящие в убийствах, сначала во Франции, потом в Италии, в Африке, в Пруссии, в Австрии, в Испании, в России, и что движения с запада на восток и с востока на запад составляют сущность и цель этих событий, и нам не только не нужно будет видеть исключительность и гениальность в характерах Наполеона и Александра, но нельзя будет представить себе эти лица иначе, как такими же людьми, как и все остальные; и не только не нужно будет объяснять случайностию тех мелких событий, которые сделали этих людей тем, чем они были, но будет ясно, что все эти мелкие события были необходимы.
Отрешившись от знания конечной цели, мы ясно поймем, что точно так же, как ни к одному растению нельзя придумать других, более соответственных ему, цвета и семени, чем те, которые оно производит, точно так же невозможно придумать других двух людей, со всем их прошедшим, которое соответствовало бы до такой степени, до таких мельчайших подробностей тому назначению, которое им предлежало исполнить.


Основной, существенный смысл европейских событий начала нынешнего столетия есть воинственное движение масс европейских народов с запада на восток и потом с востока на запад. Первым зачинщиком этого движения было движение с запада на восток. Для того чтобы народы запада могли совершить то воинственное движение до Москвы, которое они совершили, необходимо было: 1) чтобы они сложились в воинственную группу такой величины, которая была бы в состоянии вынести столкновение с воинственной группой востока; 2) чтобы они отрешились от всех установившихся преданий и привычек и 3) чтобы, совершая свое воинственное движение, они имели во главе своей человека, который, и для себя и для них, мог бы оправдывать имеющие совершиться обманы, грабежи и убийства, которые сопутствовали этому движению.
И начиная с французской революции разрушается старая, недостаточно великая группа; уничтожаются старые привычки и предания; вырабатываются, шаг за шагом, группа новых размеров, новые привычки и предания, и приготовляется тот человек, который должен стоять во главе будущего движения и нести на себе всю ответственность имеющего совершиться.
Человек без убеждений, без привычек, без преданий, без имени, даже не француз, самыми, кажется, странными случайностями продвигается между всеми волнующими Францию партиями и, не приставая ни к одной из них, выносится на заметное место.
Невежество сотоварищей, слабость и ничтожество противников, искренность лжи и блестящая и самоуверенная ограниченность этого человека выдвигают его во главу армии. Блестящий состав солдат итальянской армии, нежелание драться противников, ребяческая дерзость и самоуверенность приобретают ему военную славу. Бесчисленное количество так называемых случайностей сопутствует ему везде. Немилость, в которую он впадает у правителей Франции, служит ему в пользу. Попытки его изменить предназначенный ему путь не удаются: его не принимают на службу в Россию, и не удается ему определение в Турцию. Во время войн в Италии он несколько раз находится на краю гибели и всякий раз спасается неожиданным образом. Русские войска, те самые, которые могут разрушить его славу, по разным дипломатическим соображениям, не вступают в Европу до тех пор, пока он там.
По возвращении из Италии он находит правительство в Париже в том процессе разложения, в котором люди, попадающие в это правительство, неизбежно стираются и уничтожаются. И сам собой для него является выход из этого опасного положения, состоящий в бессмысленной, беспричинной экспедиции в Африку. Опять те же так называемые случайности сопутствуют ему. Неприступная Мальта сдается без выстрела; самые неосторожные распоряжения увенчиваются успехом. Неприятельский флот, который не пропустит после ни одной лодки, пропускает целую армию. В Африке над безоружными почти жителями совершается целый ряд злодеяний. И люди, совершающие злодеяния эти, и в особенности их руководитель, уверяют себя, что это прекрасно, что это слава, что это похоже на Кесаря и Александра Македонского и что это хорошо.
Тот идеал славы и величия, состоящий в том, чтобы не только ничего не считать для себя дурным, но гордиться всяким своим преступлением, приписывая ему непонятное сверхъестественное значение, – этот идеал, долженствующий руководить этим человеком и связанными с ним людьми, на просторе вырабатывается в Африке. Все, что он ни делает, удается ему. Чума не пристает к нему. Жестокость убийства пленных не ставится ему в вину. Ребячески неосторожный, беспричинный и неблагородный отъезд его из Африки, от товарищей в беде, ставится ему в заслугу, и опять неприятельский флот два раза упускает его. В то время как он, уже совершенно одурманенный совершенными им счастливыми преступлениями, готовый для своей роли, без всякой цели приезжает в Париж, то разложение республиканского правительства, которое могло погубить его год тому назад, теперь дошло до крайней степени, и присутствие его, свежего от партий человека, теперь только может возвысить его.
Он не имеет никакого плана; он всего боится; но партии ухватываются за него и требуют его участия.
Он один, с своим выработанным в Италии и Египте идеалом славы и величия, с своим безумием самообожания, с своею дерзостью преступлений, с своею искренностью лжи, – он один может оправдать то, что имеет совершиться.
Он нужен для того места, которое ожидает его, и потому, почти независимо от его воли и несмотря на его нерешительность, на отсутствие плана, на все ошибки, которые он делает, он втягивается в заговор, имеющий целью овладение властью, и заговор увенчивается успехом.
Его вталкивают в заседание правителей. Испуганный, он хочет бежать, считая себя погибшим; притворяется, что падает в обморок; говорит бессмысленные вещи, которые должны бы погубить его. Но правители Франции, прежде сметливые и гордые, теперь, чувствуя, что роль их сыграна, смущены еще более, чем он, говорят не те слова, которые им нужно бы было говорить, для того чтоб удержать власть и погубить его.
Случайность, миллионы случайностей дают ему власть, и все люди, как бы сговорившись, содействуют утверждению этой власти. Случайности делают характеры тогдашних правителей Франции, подчиняющимися ему; случайности делают характер Павла I, признающего его власть; случайность делает против него заговор, не только не вредящий ему, но утверждающий его власть. Случайность посылает ему в руки Энгиенского и нечаянно заставляет его убить, тем самым, сильнее всех других средств, убеждая толпу, что он имеет право, так как он имеет силу. Случайность делает то, что он напрягает все силы на экспедицию в Англию, которая, очевидно, погубила бы его, и никогда не исполняет этого намерения, а нечаянно нападает на Мака с австрийцами, которые сдаются без сражения. Случайность и гениальность дают ему победу под Аустерлицем, и случайно все люди, не только французы, но и вся Европа, за исключением Англии, которая и не примет участия в имеющих совершиться событиях, все люди, несмотря на прежний ужас и отвращение к его преступлениям, теперь признают за ним его власть, название, которое он себе дал, и его идеал величия и славы, который кажется всем чем то прекрасным и разумным.
Как бы примериваясь и приготовляясь к предстоящему движению, силы запада несколько раз в 1805 м, 6 м, 7 м, 9 м году стремятся на восток, крепчая и нарастая. В 1811 м году группа людей, сложившаяся во Франции, сливается в одну огромную группу с серединными народами. Вместе с увеличивающейся группой людей дальше развивается сила оправдания человека, стоящего во главе движения. В десятилетний приготовительный период времени, предшествующий большому движению, человек этот сводится со всеми коронованными лицами Европы. Разоблаченные владыки мира не могут противопоставить наполеоновскому идеалу славы и величия, не имеющего смысла, никакого разумного идеала. Один перед другим, они стремятся показать ему свое ничтожество. Король прусский посылает свою жену заискивать милости великого человека; император Австрии считает за милость то, что человек этот принимает в свое ложе дочь кесарей; папа, блюститель святыни народов, служит своей религией возвышению великого человека. Не столько сам Наполеон приготовляет себя для исполнения своей роли, сколько все окружающее готовит его к принятию на себя всей ответственности того, что совершается и имеет совершиться. Нет поступка, нет злодеяния или мелочного обмана, который бы он совершил и который тотчас же в устах его окружающих не отразился бы в форме великого деяния. Лучший праздник, который могут придумать для него германцы, – это празднование Иены и Ауерштета. Не только он велик, но велики его предки, его братья, его пасынки, зятья. Все совершается для того, чтобы лишить его последней силы разума и приготовить к его страшной роли. И когда он готов, готовы и силы.
Нашествие стремится на восток, достигает конечной цели – Москвы. Столица взята; русское войско более уничтожено, чем когда нибудь были уничтожены неприятельские войска в прежних войнах от Аустерлица до Ваграма. Но вдруг вместо тех случайностей и гениальности, которые так последовательно вели его до сих пор непрерывным рядом успехов к предназначенной цели, является бесчисленное количество обратных случайностей, от насморка в Бородине до морозов и искры, зажегшей Москву; и вместо гениальности являются глупость и подлость, не имеющие примеров.
Нашествие бежит, возвращается назад, опять бежит, и все случайности постоянно теперь уже не за, а против него.
Совершается противодвижение с востока на запад с замечательным сходством с предшествовавшим движением с запада на восток. Те же попытки движения с востока на запад в 1805 – 1807 – 1809 годах предшествуют большому движению; то же сцепление и группу огромных размеров; то же приставание серединных народов к движению; то же колебание в середине пути и та же быстрота по мере приближения к цели.
Париж – крайняя цель достигнута. Наполеоновское правительство и войска разрушены. Сам Наполеон не имеет больше смысла; все действия его очевидно жалки и гадки; но опять совершается необъяснимая случайность: союзники ненавидят Наполеона, в котором они видят причину своих бедствий; лишенный силы и власти, изобличенный в злодействах и коварствах, он бы должен был представляться им таким, каким он представлялся им десять лет тому назад и год после, – разбойником вне закона. Но по какой то странной случайности никто не видит этого. Роль его еще не кончена. Человека, которого десять лет тому назад и год после считали разбойником вне закона, посылают в два дня переезда от Франции на остров, отдаваемый ему во владение с гвардией и миллионами, которые платят ему за что то.


Движение народов начинает укладываться в свои берега. Волны большого движения отхлынули, и на затихшем море образуются круги, по которым носятся дипломаты, воображая, что именно они производят затишье движения.
Но затихшее море вдруг поднимается. Дипломатам кажется, что они, их несогласия, причиной этого нового напора сил; они ждут войны между своими государями; положение им кажется неразрешимым. Но волна, подъем которой они чувствуют, несется не оттуда, откуда они ждут ее. Поднимается та же волна, с той же исходной точки движения – Парижа. Совершается последний отплеск движения с запада; отплеск, который должен разрешить кажущиеся неразрешимыми дипломатические затруднения и положить конец воинственному движению этого периода.
Человек, опустошивший Францию, один, без заговора, без солдат, приходит во Францию. Каждый сторож может взять его; но, по странной случайности, никто не только не берет, но все с восторгом встречают того человека, которого проклинали день тому назад и будут проклинать через месяц.
Человек этот нужен еще для оправдания последнего совокупного действия.
Действие совершено. Последняя роль сыграна. Актеру велено раздеться и смыть сурьму и румяны: он больше не понадобится.
И проходят несколько лет в том, что этот человек, в одиночестве на своем острове, играет сам перед собой жалкую комедию, мелочно интригует и лжет, оправдывая свои деяния, когда оправдание это уже не нужно, и показывает всему миру, что такое было то, что люди принимали за силу, когда невидимая рука водила им.
Распорядитель, окончив драму и раздев актера, показал его нам.
– Смотрите, чему вы верили! Вот он! Видите ли вы теперь, что не он, а Я двигал вас?
Но, ослепленные силой движения, люди долго не понимали этого.
Еще большую последовательность и необходимость представляет жизнь Александра I, того лица, которое стояло во главе противодвижения с востока на запад.
Что нужно для того человека, который бы, заслоняя других, стоял во главе этого движения с востока на запад?
Нужно чувство справедливости, участие к делам Европы, но отдаленное, не затемненное мелочными интересами; нужно преобладание высоты нравственной над сотоварищами – государями того времени; нужна кроткая и привлекательная личность; нужно личное оскорбление против Наполеона. И все это есть в Александре I; все это подготовлено бесчисленными так называемыми случайностями всей его прошедшей жизни: и воспитанием, и либеральными начинаниями, и окружающими советниками, и Аустерлицем, и Тильзитом, и Эрфуртом.
Во время народной войны лицо это бездействует, так как оно не нужно. Но как скоро является необходимость общей европейской войны, лицо это в данный момент является на свое место и, соединяя европейские народы, ведет их к цели.
Цель достигнута. После последней войны 1815 года Александр находится на вершине возможной человеческой власти. Как же он употребляет ее?
Александр I, умиротворитель Европы, человек, с молодых лет стремившийся только к благу своих народов, первый зачинщик либеральных нововведений в своем отечестве, теперь, когда, кажется, он владеет наибольшей властью и потому возможностью сделать благо своих народов, в то время как Наполеон в изгнании делает детские и лживые планы о том, как бы он осчастливил человечество, если бы имел власть, Александр I, исполнив свое призвание и почуяв на себе руку божию, вдруг признает ничтожность этой мнимой власти, отворачивается от нее, передает ее в руки презираемых им и презренных людей и говорит только:
– «Не нам, не нам, а имени твоему!» Я человек тоже, как и вы; оставьте меня жить, как человека, и думать о своей душе и о боге.

Как солнце и каждый атом эфира есть шар, законченный в самом себе и вместе с тем только атом недоступного человеку по огромности целого, – так и каждая личность носит в самой себе свои цели и между тем носит их для того, чтобы служить недоступным человеку целям общим.
Пчела, сидевшая на цветке, ужалила ребенка. И ребенок боится пчел и говорит, что цель пчелы состоит в том, чтобы жалить людей. Поэт любуется пчелой, впивающейся в чашечку цветка, и говорит, цель пчелы состоит во впивании в себя аромата цветов. Пчеловод, замечая, что пчела собирает цветочную пыль к приносит ее в улей, говорит, что цель пчелы состоит в собирании меда. Другой пчеловод, ближе изучив жизнь роя, говорит, что пчела собирает пыль для выкармливанья молодых пчел и выведения матки, что цель ее состоит в продолжении рода. Ботаник замечает, что, перелетая с пылью двудомного цветка на пестик, пчела оплодотворяет его, и ботаник в этом видит цель пчелы. Другой, наблюдая переселение растений, видит, что пчела содействует этому переселению, и этот новый наблюдатель может сказать, что в этом состоит цель пчелы. Но конечная цель пчелы не исчерпывается ни тою, ни другой, ни третьей целью, которые в состоянии открыть ум человеческий. Чем выше поднимается ум человеческий в открытии этих целей, тем очевиднее для него недоступность конечной цели.
Человеку доступно только наблюдение над соответственностью жизни пчелы с другими явлениями жизни. То же с целями исторических лиц и народов.


Свадьба Наташи, вышедшей в 13 м году за Безухова, было последнее радостное событие в старой семье Ростовых. В тот же год граф Илья Андреевич умер, и, как это всегда бывает, со смертью его распалась старая семья.
События последнего года: пожар Москвы и бегство из нее, смерть князя Андрея и отчаяние Наташи, смерть Пети, горе графини – все это, как удар за ударом, падало на голову старого графа. Он, казалось, не понимал и чувствовал себя не в силах понять значение всех этих событий и, нравственно согнув свою старую голову, как будто ожидал и просил новых ударов, которые бы его покончили. Он казался то испуганным и растерянным, то неестественно оживленным и предприимчивым.
Свадьба Наташи на время заняла его своей внешней стороной. Он заказывал обеды, ужины и, видимо, хотел казаться веселым; но веселье его не сообщалось, как прежде, а, напротив, возбуждало сострадание в людях, знавших и любивших его.
После отъезда Пьера с женой он затих и стал жаловаться на тоску. Через несколько дней он заболел и слег в постель. С первых дней его болезни, несмотря на утешения докторов, он понял, что ему не вставать. Графиня, не раздеваясь, две недели провела в кресле у его изголовья. Всякий раз, как она давала ему лекарство, он, всхлипывая, молча целовал ее руку. В последний день он, рыдая, просил прощения у жены и заочно у сына за разорение именья – главную вину, которую он за собой чувствовал. Причастившись и особоровавшись, он тихо умер, и на другой день толпа знакомых, приехавших отдать последний долг покойнику, наполняла наемную квартиру Ростовых. Все эти знакомые, столько раз обедавшие и танцевавшие у него, столько раз смеявшиеся над ним, теперь все с одинаковым чувством внутреннего упрека и умиления, как бы оправдываясь перед кем то, говорили: «Да, там как бы то ни было, а прекрасжейший был человек. Таких людей нынче уж не встретишь… А у кого ж нет своих слабостей?..»
Именно в то время, когда дела графа так запутались, что нельзя было себе представить, чем это все кончится, если продолжится еще год, он неожиданно умер.
Николай был с русскими войсками в Париже, когда к нему пришло известие о смерти отца. Он тотчас же подал в отставку и, не дожидаясь ее, взял отпуск и приехал в Москву. Положение денежных дел через месяц после смерти графа совершенно обозначилось, удивив всех громадностию суммы разных мелких долгов, существования которых никто и не подозревал. Долгов было вдвое больше, чем имения.
Родные и друзья советовали Николаю отказаться от наследства. Но Николай в отказе от наследства видел выражение укора священной для него памяти отца и потому не хотел слышать об отказе и принял наследство с обязательством уплаты долгов.
Кредиторы, так долго молчавшие, будучи связаны при жизни графа тем неопределенным, но могучим влиянием, которое имела на них его распущенная доброта, вдруг все подали ко взысканию. Явилось, как это всегда бывает, соревнование – кто прежде получит, – и те самые люди, которые, как Митенька и другие, имели безденежные векселя – подарки, явились теперь самыми требовательными кредиторами. Николаю не давали ни срока, ни отдыха, и те, которые, по видимому, жалели старика, бывшего виновником их потери (если были потери), теперь безжалостно накинулись на очевидно невинного перед ними молодого наследника, добровольно взявшего на себя уплату.
Ни один из предполагаемых Николаем оборотов не удался; имение с молотка было продано за полцены, а половина долгов оставалась все таки не уплаченною. Николай взял предложенные ему зятем Безуховым тридцать тысяч для уплаты той части долгов, которые он признавал за денежные, настоящие долги. А чтобы за оставшиеся долги не быть посаженным в яму, чем ему угрожали кредиторы, он снова поступил на службу.
Ехать в армию, где он был на первой вакансии полкового командира, нельзя было потому, что мать теперь держалась за сына, как за последнюю приманку жизни; и потому, несмотря на нежелание оставаться в Москве в кругу людей, знавших его прежде, несмотря на свое отвращение к статской службе, он взял в Москве место по статской части и, сняв любимый им мундир, поселился с матерью и Соней на маленькой квартире, на Сивцевом Вражке.
Наташа и Пьер жили в это время в Петербурге, не имея ясного понятия о положении Николая. Николай, заняв у зятя деньги, старался скрыть от него свое бедственное положение. Положение Николая было особенно дурно потому, что своими тысячью двумястами рублями жалованья он не только должен был содержать себя, Соню и мать, но он должен был содержать мать так, чтобы она не замечала, что они бедны. Графиня не могла понять возможности жизни без привычных ей с детства условий роскоши и беспрестанно, не понимая того, как это трудно было для сына, требовала то экипажа, которого у них не было, чтобы послать за знакомой, то дорогого кушанья для себя и вина для сына, то денег, чтобы сделать подарок сюрприз Наташе, Соне и тому же Николаю.
Соня вела домашнее хозяйство, ухаживала за теткой, читала ей вслух, переносила ее капризы и затаенное нерасположение и помогала Николаю скрывать от старой графини то положение нужды, в котором они находились. Николай чувствовал себя в неоплатном долгу благодарности перед Соней за все, что она делала для его матери, восхищался ее терпением и преданностью, но старался отдаляться от нее.
Он в душе своей как будто упрекал ее за то, что она была слишком совершенна, и за то, что не в чем было упрекать ее. В ней было все, за что ценят людей; но было мало того, что бы заставило его любить ее. И он чувствовал, что чем больше он ценит, тем меньше любит ее. Он поймал ее на слове, в ее письме, которым она давала ему свободу, и теперь держал себя с нею так, как будто все то, что было между ними, уже давным давно забыто и ни в каком случае не может повториться.
Положение Николая становилось хуже и хуже. Мысль о том, чтобы откладывать из своего жалованья, оказалась мечтою. Он не только не откладывал, но, удовлетворяя требования матери, должал по мелочам. Выхода из его положения ему не представлялось никакого. Мысль о женитьбе на богатой наследнице, которую ему предлагали его родственницы, была ему противна. Другой выход из его положения – смерть матери – никогда не приходила ему в голову. Он ничего не желал, ни на что не надеялся; и в самой глубине души испытывал мрачное и строгое наслаждение в безропотном перенесении своего положения. Он старался избегать прежних знакомых с их соболезнованием и предложениями оскорбительной помощи, избегал всякого рассеяния и развлечения, даже дома ничем не занимался, кроме раскладывания карт с своей матерью, молчаливыми прогулками по комнате и курением трубки за трубкой. Он как будто старательно соблюдал в себе то мрачное настроение духа, в котором одном он чувствовал себя в состоянии переносить свое положение.


В начале зимы княжна Марья приехала в Москву. Из городских слухов она узнала о положении Ростовых и о том, как «сын жертвовал собой для матери», – так говорили в городе.
«Я и не ожидала от него другого», – говорила себе княжна Марья, чувствуя радостное подтверждение своей любви к нему. Вспоминая свои дружеские и почти родственные отношения ко всему семейству, она считала своей обязанностью ехать к ним. Но, вспоминая свои отношения к Николаю в Воронеже, она боялась этого. Сделав над собой большое усилие, она, однако, через несколько недель после своего приезда в город приехала к Ростовым.
Николай первый встретил ее, так как к графине можно было проходить только через его комнату. При первом взгляде на нее лицо Николая вместо выражения радости, которую ожидала увидать на нем княжна Марья, приняло невиданное прежде княжной выражение холодности, сухости и гордости. Николай спросил о ее здоровье, проводил к матери и, посидев минут пять, вышел из комнаты.
Когда княжна выходила от графини, Николай опять встретил ее и особенно торжественно и сухо проводил до передней. Он ни слова не ответил на ее замечания о здоровье графини. «Вам какое дело? Оставьте меня в покое», – говорил его взгляд.
– И что шляется? Чего ей нужно? Терпеть не могу этих барынь и все эти любезности! – сказал он вслух при Соне, видимо не в силах удерживать свою досаду, после того как карета княжны отъехала от дома.
– Ах, как можно так говорить, Nicolas! – сказала Соня, едва скрывая свою радость. – Она такая добрая, и maman так любит ее.
Николай ничего не отвечал и хотел бы вовсе не говорить больше о княжне. Но со времени ее посещения старая графиня всякий день по нескольку раз заговаривала о ней.
Графиня хвалила ее, требовала, чтобы сын съездил к ней, выражала желание видеть ее почаще, но вместе с тем всегда становилась не в духе, когда она о ней говорила.
Николай старался молчать, когда мать говорила о княжне, но молчание его раздражало графиню.
– Она очень достойная и прекрасная девушка, – говорила она, – и тебе надо к ней съездить. Все таки ты увидишь кого нибудь; а то тебе скука, я думаю, с нами.
– Да я нисколько не желаю, маменька.
– То хотел видеть, а теперь не желаю. Я тебя, мой милый, право, не понимаю. То тебе скучно, то ты вдруг никого не хочешь видеть.
– Да я не говорил, что мне скучно.
– Как же, ты сам сказал, что ты и видеть ее не желаешь. Она очень достойная девушка и всегда тебе нравилась; а теперь вдруг какие то резоны. Всё от меня скрывают.
– Да нисколько, маменька.
– Если б я тебя просила сделать что нибудь неприятное, а то я тебя прошу съездить отдать визит. Кажется, и учтивость требует… Я тебя просила и теперь больше не вмешиваюсь, когда у тебя тайны от матери.
– Да я поеду, если вы хотите.
– Мне все равно; я для тебя желаю.
Николай вздыхал, кусая усы, и раскладывал карты, стараясь отвлечь внимание матери на другой предмет.
На другой, на третий и на четвертый день повторялся тот же и тот же разговор.
После своего посещения Ростовых и того неожиданного, холодного приема, сделанного ей Николаем, княжна Марья призналась себе, что она была права, не желая ехать первая к Ростовым.
«Я ничего и не ожидала другого, – говорила она себе, призывая на помощь свою гордость. – Мне нет никакого дела до него, и я только хотела видеть старушку, которая была всегда добра ко мне и которой я многим обязана».
Но она не могла успокоиться этими рассуждениями: чувство, похожее на раскаяние, мучило ее, когда она вспоминала свое посещение. Несмотря на то, что она твердо решилась не ездить больше к Ростовым и забыть все это, она чувствовала себя беспрестанно в неопределенном положении. И когда она спрашивала себя, что же такое было то, что мучило ее, она должна была признаваться, что это были ее отношения к Ростову. Его холодный, учтивый тон не вытекал из его чувства к ней (она это знала), а тон этот прикрывал что то. Это что то ей надо было разъяснить; и до тех пор она чувствовала, что не могла быть покойна.
В середине зимы она сидела в классной, следя за уроками племянника, когда ей пришли доложить о приезде Ростова. С твердым решением не выдавать своей тайны и не выказать своего смущения она пригласила m lle Bourienne и с ней вместе вышла в гостиную.
При первом взгляде на лицо Николая она увидала, что он приехал только для того, чтобы исполнить долг учтивости, и решилась твердо держаться в том самом тоне, в котором он обратится к ней.
Они заговорили о здоровье графини, об общих знакомых, о последних новостях войны, и когда прошли те требуемые приличием десять минут, после которых гость может встать, Николай поднялся, прощаясь.
Княжна с помощью m lle Bourienne выдержала разговор очень хорошо; но в самую последнюю минуту, в то время как он поднялся, она так устала говорить о том, до чего ей не было дела, и мысль о том, за что ей одной так мало дано радостей в жизни, так заняла ее, что она в припадке рассеянности, устремив вперед себя свои лучистые глаза, сидела неподвижно, не замечая, что он поднялся.
Николай посмотрел на нее и, желая сделать вид, что он не замечает ее рассеянности, сказал несколько слов m lle Bourienne и опять взглянул на княжну. Она сидела так же неподвижно, и на нежном лице ее выражалось страдание. Ему вдруг стало жалко ее и смутно представилось, что, может быть, он был причиной той печали, которая выражалась на ее лице. Ему захотелось помочь ей, сказать ей что нибудь приятное; но он не мог придумать, что бы сказать ей.
– Прощайте, княжна, – сказал он. Она опомнилась, вспыхнула и тяжело вздохнула.
– Ах, виновата, – сказала она, как бы проснувшись. – Вы уже едете, граф; ну, прощайте! А подушку графине?
– Постойте, я сейчас принесу ее, – сказала m lle Bourienne и вышла из комнаты.
Оба молчали, изредка взглядывая друг на друга.
– Да, княжна, – сказал, наконец, Николай, грустно улыбаясь, – недавно кажется, а сколько воды утекло с тех пор, как мы с вами в первый раз виделись в Богучарове. Как мы все казались в несчастии, – а я бы дорого дал, чтобы воротить это время… да не воротишь.
Княжна пристально глядела ему в глаза своим лучистым взглядом, когда он говорил это. Она как будто старалась понять тот тайный смысл его слов, который бы объяснил ей его чувство к ней.
– Да, да, – сказала она, – но вам нечего жалеть прошедшего, граф. Как я понимаю вашу жизнь теперь, вы всегда с наслаждением будете вспоминать ее, потому что самоотвержение, которым вы живете теперь…
– Я не принимаю ваших похвал, – перебил он ее поспешно, – напротив, я беспрестанно себя упрекаю; но это совсем неинтересный и невеселый разговор.
И опять взгляд его принял прежнее сухое и холодное выражение. Но княжна уже увидала в нем опять того же человека, которого она знала и любила, и говорила теперь только с этим человеком.
– Я думала, что вы позволите мне сказать вам это, – сказала она. – Мы так сблизились с вами… и с вашим семейством, и я думала, что вы не почтете неуместным мое участие; но я ошиблась, – сказала она. Голос ее вдруг дрогнул. – Я не знаю почему, – продолжала она, оправившись, – вы прежде были другой и…
– Есть тысячи причин почему (он сделал особое ударение на слово почему). Благодарю вас, княжна, – сказал он тихо. – Иногда тяжело.
«Так вот отчего! Вот отчего! – говорил внутренний голос в душе княжны Марьи. – Нет, я не один этот веселый, добрый и открытый взгляд, не одну красивую внешность полюбила в нем; я угадала его благородную, твердую, самоотверженную душу, – говорила она себе. – Да, он теперь беден, а я богата… Да, только от этого… Да, если б этого не было…» И, вспоминая прежнюю его нежность и теперь глядя на его доброе и грустное лицо, она вдруг поняла причину его холодности.
– Почему же, граф, почему? – вдруг почти вскрикнула она невольно, подвигаясь к нему. – Почему, скажите мне? Вы должны сказать. – Он молчал. – Я не знаю, граф, вашего почему, – продолжала она. – Но мне тяжело, мне… Я признаюсь вам в этом. Вы за что то хотите лишить меня прежней дружбы. И мне это больно. – У нее слезы были в глазах и в голосе. – У меня так мало было счастия в жизни, что мне тяжела всякая потеря… Извините меня, прощайте. – Она вдруг заплакала и пошла из комнаты.
– Княжна! постойте, ради бога, – вскрикнул он, стараясь остановить ее. – Княжна!
Она оглянулась. Несколько секунд они молча смотрели в глаза друг другу, и далекое, невозможное вдруг стало близким, возможным и неизбежным.
……


Осенью 1814 го года Николай женился на княжне Марье и с женой, матерью и Соней переехал на житье в Лысые Горы.
В три года он, не продавая именья жены, уплатил оставшиеся долги и, получив небольшое наследство после умершей кузины, заплатил и долг Пьеру.
Еще через три года, к 1820 му году, Николай так устроил свои денежные дела, что прикупил небольшое именье подле Лысых Гор и вел переговоры о выкупе отцовского Отрадного, что составляло его любимую мечту.
Начав хозяйничать по необходимости, он скоро так пристрастился к хозяйству, что оно сделалось для него любимым и почти исключительным занятием. Николай был хозяин простой, не любил нововведений, в особенности английских, которые входили тогда в моду, смеялся над теоретическими сочинениями о хозяйстве, не любил заводов, дорогих производств, посевов дорогих хлебов и вообще не занимался отдельно ни одной частью хозяйства. У него перед глазами всегда было только одно именье, а не какая нибудь отдельная часть его. В именье же главным предметом был не азот и не кислород, находящиеся в почве и воздухе, не особенный плуг и назем, а то главное орудие, чрез посредство которого действует и азот, и кислород, и назем, и плуг – то есть работник мужик. Когда Николай взялся за хозяйство и стал вникать в различные его части, мужик особенно привлек к себе его внимание; мужик представлялся ему не только орудием, но и целью и судьею. Он сначала всматривался в мужика, стараясь понять, что ему нужно, что он считает дурным и хорошим, и только притворялся, что распоряжается и приказывает, в сущности же только учился у мужиков и приемам, и речам, и суждениям о том, что хорошо и что дурно. И только тогда, когда понял вкусы и стремления мужика, научился говорить его речью и понимать тайный смысл его речи, когда почувствовал себя сроднившимся с ним, только тогда стал он смело управлять им, то есть исполнять по отношению к мужикам ту самую должность, исполнение которой от него требовалось. И хозяйство Николая приносило самые блестящие результаты.
Принимая в управление имение, Николай сразу, без ошибки, по какому то дару прозрения, назначал бурмистром, старостой, выборным тех самых людей, которые были бы выбраны самими мужиками, если б они могли выбирать, и начальники его никогда не переменялись. Прежде чем исследовать химические свойства навоза, прежде чем вдаваться в дебет и кредит (как он любил насмешливо говорить), он узнавал количество скота у крестьян и увеличивал это количество всеми возможными средствами. Семьи крестьян он поддерживал в самых больших размерах, не позволяя делиться. Ленивых, развратных и слабых он одинаково преследовал и старался изгонять из общества.
При посевах и уборке сена и хлебов он совершенно одинаково следил за своими и мужицкими полями. И у редких хозяев были так рано и хорошо посеяны и убраны поля и так много дохода, как у Николая.
С дворовыми он не любил иметь никакого дела, называл их дармоедами и, как все говорили, распустил и избаловал их; когда надо было сделать какое нибудь распоряжение насчет дворового, в особенности когда надо было наказывать, он бывал в нерешительности и советовался со всеми в доме; только когда возможно было отдать в солдаты вместо мужика дворового, он делал это без малейшего колебания. Во всех же распоряжениях, касавшихся мужиков, он никогда не испытывал ни малейшего сомнения. Всякое распоряжение его – он это знал – будет одобрено всеми против одного или нескольких.
Он одинаково не позволял себе утруждать или казнить человека потому только, что ему этого так хотелось, как и облегчать и награждать человека потому, что в этом состояло его личное желание. Он не умел бы сказать, в чем состояло это мерило того, что должно и чего не должно; но мерило это в его душе было твердо и непоколебимо.
Он часто говаривал с досадой о какой нибудь неудаче или беспорядке: «С нашим русским народом», – и воображал себе, что он терпеть не может мужика.
Но он всеми силами души любил этот наш русский народ и его быт и потому только понял и усвоил себе тот единственный путь и прием хозяйства, которые приносили хорошие результаты.
Графиня Марья ревновала своего мужа к этой любви его и жалела, что не могла в ней участвовать, но не могла понять радостей и огорчений, доставляемых ему этим отдельным, чуждым для нее миром. Она не могла понять, отчего он бывал так особенно оживлен и счастлив, когда он, встав на заре и проведя все утро в поле или на гумне, возвращался к ее чаю с посева, покоса или уборки. Она не понимала, чем он восхищался, рассказывая с восторгом про богатого хозяйственного мужика Матвея Ермишина, который всю ночь с семьей возил снопы, и еще ни у кого ничего не было убрано, а у него уже стояли одонья. Она не понимала, отчего он так радостно, переходя от окна к балкону, улыбался под усами и подмигивал, когда на засыхающие всходы овса выпадал теплый частый дождик, или отчего, когда в покос или уборку угрожающая туча уносилась ветром, он, красный, загорелый и в поту, с запахом полыни и горчавки в волосах, приходя с гумна, радостно потирая руки, говорил: «Ну еще денек, и мое и крестьянское все будет в гумне».
Еще менее могла она понять, почему он, с его добрым сердцем, с его всегдашнею готовностью предупредить ее желания, приходил почти в отчаяние, когда она передавала ему просьбы каких нибудь баб или мужиков, обращавшихся к ней, чтобы освободить их от работ, почему он, добрый Nicolas, упорно отказывал ей, сердито прося ее не вмешиваться не в свое дело. Она чувствовала, что у него был особый мир, страстно им любимый, с какими то законами, которых она не понимала.
Когда она иногда, стараясь понять его, говорила ему о его заслуге, состоящей в том, что он делает добро своих подданных, он сердился и отвечал: «Вот уж нисколько: никогда и в голову мне не приходит; и для их блага вот чего не сделаю. Все это поэзия и бабьи сказки, – все это благо ближнего. Мне нужно, чтобы наши дети не пошли по миру; мне надо устроить наше состояние, пока я жив; вот и все. Для этого нужен порядок, нужна строгость… Вот что!» – говорил он, сжимая свой сангвинический кулак. «И справедливость, разумеется, – прибавлял он, – потому что если крестьянин гол и голоден, и лошаденка у него одна, так он ни на себя, ни на меня не сработает».
И, должно быть, потому, что Николай не позволял себе мысли о том, что он делает что нибудь для других, для добродетели, – все, что он делал, было плодотворно: состояние его быстро увеличивалось; соседние мужики приходили просить его, чтобы он купил их, и долго после его смерти в народе хранилась набожная память об его управлении. «Хозяин был… Наперед мужицкое, а потом свое. Ну и потачки не давал. Одно слово – хозяин!»


Одно, что мучило Николая по отношению к его хозяйничанию, это была его вспыльчивость в соединении с старой гусарской привычкой давать волю рукам. В первое время он не видел в этом ничего предосудительного, но на второй год своей женитьбы его взгляд на такого рода расправы вдруг изменился.
Однажды летом из Богучарова был вызван староста, заменивший умершего Дрона, обвиняемый в разных мошенничествах и неисправностях. Николай вышел к нему на крыльцо, и с первых ответов старосты в сенях послышались крики и удары. Вернувшись к завтраку домой, Николай подошел к жене, сидевшей с низко опущенной над пяльцами головой, и стал рассказывать ей, по обыкновению, все то, что занимало его в это утро, и между прочим и про богучаровского старосту. Графиня Марья, краснея, бледнея и поджимая губы, сидела все так же, опустив голову, и ничего не отвечала на слова мужа.
– Эдакой наглый мерзавец, – говорил он, горячась при одном воспоминании. – Ну, сказал бы он мне, что был пьян, не видал… Да что с тобой, Мари? – вдруг спросил он.
Графиня Марья подняла голову, хотела что то сказать, но опять поспешно потупилась и собрала губы.
– Что ты? что с тобой, дружок мой?..
Некрасивая графиня Марья всегда хорошела, когда плакала. Она никогда не плакала от боли или досады, но всегда от грусти и жалости. И когда она плакала, лучистые глаза ее приобретали неотразимую прелесть.
Как только Николай взял ее за руку, она не в силах была удержаться и заплакала.
– Nicolas, я видела… он виноват, но ты, зачем ты! Nicolas!.. – И она закрыла лицо руками.
Николай замолчал, багрово покраснел и, отойдя от нее, молча стал ходить по комнате. Он понял, о чем она плакала; но вдруг он не мог в душе своей согласиться с ней, что то, с чем он сжился с детства, что он считал самым обыкновенным, – было дурно.
«Любезности это, бабьи сказки, или она права?» – спрашивал он сам себя. Не решив сам с собою этого вопроса, он еще раз взглянул на ее страдающее и любящее лицо и вдруг понял, что она была права, а он давно уже виноват сам перед собою.
– Мари, – сказал он тихо, подойдя к ней, – этого больше не будет никогда; даю тебе слово. Никогда, – повторил он дрогнувшим голосом, как мальчик, который просит прощения.
Слезы еще чаще полились из глаз графини. Она взяла руку мужа и поцеловала ее.
– Nicolas, когда ты разбил камэ? – чтобы переменить разговор, сказала она, разглядывая его руку, на которой был перстень с головой Лаокоона.
– Нынче; все то же. Ах, Мари, не напоминай мне об этом. – Он опять вспыхнул. – Даю тебе честное слово, что этого больше не будет. И пусть это будет мне память навсегда, – сказал он, указывая на разбитый перстень.
С тех пор, как только при объяснениях со старостами и приказчиками кровь бросалась ему в лицо и руки начинали сжиматься в кулаки, Николай вертел разбитый перстень на пальце и опускал глаза перед человеком, рассердившим его. Однако же раза два в год он забывался и тогда, придя к жене, признавался и опять давал обещание, что уже теперь это было последний раз.
– Мари, ты, верно, меня презираешь? – говорил он ей. – Я стою этого.
– Ты уйди, уйди поскорее, ежели чувствуешь себя не в силах удержаться, – с грустью говорила графиня Марья, стараясь утешить мужа.
В дворянском обществе губернии Николай был уважаем, но не любим. Дворянские интересы не занимали его. И за это то одни считали его гордым, другие – глупым человеком. Все время его летом, с весеннего посева и до уборки, проходило в занятиях по хозяйству. Осенью он с тою же деловою серьезностию, с которою занимался хозяйством, предавался охоте, уходя на месяц и на два в отъезд с своей охотой. Зимой он ездил по другим деревням и занимался чтением. Чтение его составляли книги преимущественно исторические, выписывавшиеся им ежегодно на известную сумму. Он составлял себе, как говорил, серьезную библиотеку и за правило поставлял прочитывать все те книги, которые он покупал. Он с значительным видом сиживал в кабинете за этим чтением, сперва возложенным на себя как обязанность, а потом сделавшимся привычным занятием, доставлявшим ему особого рода удовольствие и сознание того, что он занят серьезным делом. За исключением поездок по делам, бо льшую часть времени зимой он проводил дома, сживаясь с семьей и входя в мелкие отношения между матерью и детьми. С женой он сходился все ближе и ближе, с каждым днем открывая в ней новые душевные сокровища.
Соня со времени женитьбы Николая жила в его доме. Еще перед своей женитьбой Николай, обвиняя себя и хваля ее, рассказал своей невесте все, что было между ним и Соней. Он просил княжну Марью быть ласковой и доброй с его кузиной. Графиня Марья чувствовала вполне вину своего мужа; чувствовала и свою вину перед Соней; думала, что ее состояние имело влияние на выбор Николая, не могла ни в чем упрекнуть Соню, желала любить ее; но не только не любила, а часто находила против нее в своей душе злые чувства и не могла преодолеть их.
Однажды она разговорилась с другом своим Наташей о Соне и о своей к ней несправедливости.
– Знаешь что, – сказала Наташа, – вот ты много читала Евангелие; там есть одно место прямо о Соне.
– Что? – с удивлением спросила графиня Марья.
– «Имущему дастся, а у неимущего отнимется», помнишь? Она – неимущий: за что? не знаю; в ней нет, может быть, эгоизма, – я не знаю, но у нее отнимется, и все отнялось. Мне ее ужасно жалко иногда; я ужасно желала прежде, чтобы Nicolas женился на ней; но я всегда как бы предчувствовала, что этого не будет. Она пустоцвет, знаешь, как на клубнике? Иногда мне ее жалко, а иногда я думаю, что она не чувствует этого, как чувствовали бы мы.
И несмотря на то, что графиня Марья толковала Наташе, что эти слова Евангелия надо понимать иначе, – глядя на Соню, она соглашалась с объяснением, данным Наташей. Действительно, казалось, что Соня не тяготится своим положением и совершенно примирилась с своим назначением пустоцвета. Она дорожила, казалось, не столько людьми, сколько всей семьей. Она, как кошка, прижилась не к людям, а к дому. Она ухаживала за старой графиней, ласкала и баловала детей, всегда была готова оказать те мелкие услуги, на которые она была способна; но все это принималось невольно с слишком слабою благодарностию…
Усадьба Лысых Гор была вновь отстроена, но уже не на ту ногу, на которой она была при покойном князе.
Постройки, начатые во времена нужды, были более чем просты. Огромный дом, на старом каменном фундаменте, был деревянный, оштукатуренный только снутри. Большой поместительный дом с некрашеным дощатым полом был меблирован самыми простыми жесткими диванами и креслами, столами и стульями из своих берез и работы своих столяров. Дом был поместителен, с комнатами для дворни и отделениями для приезжих. Родные Ростовых и Болконских иногда съезжались гостить в Лысые Горы семьями, на своих шестнадцати лошадях, с десятками слуг, и жили месяцами. Кроме того, четыре раза в год, в именины и рожденья хозяев, съезжалось до ста человек гостей на один два дня. Остальное время года шла ненарушимо правильная жизнь с обычными занятиями, чаями, завтраками, обедами, ужинами из домашней провизии.


Выл канун зимнего Николина дня, 5 е декабря 1820 года. В этот год Наташа с детьми и мужем с начала осени гостила у брата. Пьер был в Петербурге, куда он поехал по своим особенным делам, как он говорил, на три недели, и где он теперь проживал уже седьмую. Его ждали каждую минуту.
5 го декабря, кроме семейства Безуховых, у Ростовых гостил еще старый друг Николая, отставной генерал Василий Федорович Денисов.
6 го числа, в день торжества, в который съедутся гости, Николай знал, что ему придется снять бешмет, надеть сюртук и с узкими носками узкие сапоги и ехать в новую построенную им церковь, а потом принимать поздравления и предлагать закуски и говорить о дворянских выборах и урожае; но канун дня он еще считал себя вправе провести обычно. До обеда Николай поверил счеты бурмистра из рязанской деревни, по именью племянника жены, написал два письма по делам и прошелся на гумно, скотный и конный дворы. Приняв меры против ожидаемого на завтра общего пьянства по случаю престольного праздника, он пришел к обеду и, не успев с глазу на глаз переговорить с женою, сел за длинный стол в двадцать приборов, за который собрались все домашние. За столом были мать, жившая при ней старушка Белова, жена, трое детей, гувернантка, гувернер, племянник с своим гувернером, Соня, Денисов, Наташа, ее трое детей, их гувернантка и старичок Михаил Иваныч, архитектор князя, живший в Лысых Горах на покое.