Северный полюс-38

Северный полюс-38
Общие сведения
Дата открытия	15 октября 2010 года
Дата закрытия	1 октября 2011 года
Участники экспедиции
Руководитель	Т. В. Петровский

«Северный полюс-38» (СП-38) — российская научно-исследовательская дрейфующая станция.

Станция была открыта 15 октября 2010 года (в 9 часов 10 минут (по московскому времени) на льдине в Чукотском море в районе острова Врангеля началась церемония открытия, а в 9 часов 30 минут (по московскому времени) был поднят государственный флаг России). В тот же день с дрейфующей станции во Всемирную метеорологическую сеть была передана первая метеосводка. Оборудование и экипаж доставил атомный ледокол «Россия».

Правда, после завершения работы СП-37 в июне 2010 года долгое время не было ясности в том, будет ли в 2010 году организована следующая станция. В феврале Росгидромет заявил, что «Северный полюс» в 2010 году может не возобновить работу из-за отсутствия средств. Но в конце августа глава Росгидромета Александр Фролов сообщил, что новая дрейфующая станция СП-38 отправится в Арктику сразу же, как только специалисты найдут подходящую для неё льдину. Деньги на СП-38 были выделены из бюджета гидрометеорологического ведомства.

Открытие этой станции поддерживает ведущую роль России в Арктике. Артур Чилингаров, в разговоре с Путиным

Начальник станции — Томаш Валерьянович Петровский, который возглавлял станцию «Северный полюс-34», работавшую с 19 сентября 2005 года по 28 мая 2006 года и дрейфовал на СП-36. Экспедиция состояла из 15 полярников и двух северных лаек.

На льдине были установлены специальные сборные домики с отоплением, электричеством, телефоном, связью, кают-компанией, в распоряжении полярников находились тракторы, электростанция, баня.

Работа станции была завершена 1 октября 2011 года в координатах 84° с. ш. 150° з. д. В 6 часов 45 минут (по московскому времени) на станции был спущен флаг Российской Федерации. На смену ей в тот же день неподалёку (в точке с координатами 84,1° с. ш. 149,9° з. д.) была открыта и начала работу дрейфующая научно-исследовательская станция «Северный полюс-39».

За период с 15 октября 2010 года по 1 октября 2011 года станция прошла в Северном Ледовитом океане 2910 километров и выполнила большой объём научных наблюдений и исследований.

Цели и задачи станции

На дрейфующей станции проводилось множество научных наблюдений, касающихся атмосферы, льда и океана. В частности, измерялись течения, глубины, соленость воды на разной глубине, исследовались термодинамические процессы, эволюция морфометрических характеристик морского ледяного покрова, особенности протекания процессов в природной среде, обусловливающих или обусловленных глобальным и региональным изменением климата, определялись термохалинная и гидрохимическая структуры водных масс, сезонная изменчивость составляющих карбонатной системы в верхнем перемешанном слое океана и приповерхностном слое атмосферы. Множество метеорологических и гидрологических показателей позволили учёным понять, какие изменения происходят за полярным кругом.

Также продолжались работы по фоновому гидрометеорологическому и экологическому мониторингу компонентов морской среды центральной части Арктического бассейна, совершенствованию методов гидрометеорологического обеспечения хозяйственной деятельности в арктическом регионе. Выполнялись циклы гидробиологических и гидрографических исследований.

Также был применён опытно-экспериментальный Беспилотный летательный аппарат (БЛА) для проведения ряда исследований и операций.

СП-38 была ещё и «полигоном», чтобы испытывать новое научное оборудование. Данные о глубинах, другие измерения вместе с данными специализированной экспедиции на судне «Академик Фёдоров» были использованы для доказательств принадлежности России хребта Ломоносова и прилегающего участка морского шельфа.

Надо нам с помощью науки доказать, что Россия прирастает и российским шельфом. Вот одна из задач станции, которая довольно-таки оснащенная станция — это задача, связанная с определением внешней границы российского шельфа. Артур Чилингаров, руководитель экспедиции

В числе задач экспедиции — проверка работоспособности российской навигационной системы ГЛОНАСС в условиях высоких широт.

Личный состав дрейфующей станции «Северный Полюс — 38»

В состав экспедиции входило 15 опытных полярников:

1. Петровский, Томаш Валерьянович — начальник станции, инженер-океанолог.
2. Харитонов, Виктор Витальевич — заместитель начальника по науке.
3. Овчинников, Сергей Александрович — ведущий аэролог.
4. Кузнецов, Никита Михайлович — ведущий инженер.
5. Зиновьев, Никита Сергеевич — ведущий инженер-метеоролог.
6. Бобков, Илья Алексеевич — метеоролог.
7. Балакин, Андрей Александрович — океанолог.
8. Гребенников, Алексей Сергеевич — ведущий инженер по связи.
9. Панов, Леонид Владимирович — ведущий ледоисследователь.
10. Копту, Сергей Александрович — гидрограф.
11. Черняев, Сергей Викторович — начальник ДЭС.
12. Бурмистров, Владимир Николаевич — инженер 1 кат. ДЭС.
13. Лызь, Николай Петрович — инженер 1 кат. ДЭС.
14. Митьковец, Дмитрий Викторович — инженер-технолог, повар.
15. Ромашин, Сергей Александрович — врач.

Также полярникам помогали две северные лайки — Дик и Дина, которые оповещали о приближении белых медведей.

Отрывок, характеризующий Северный полюс-38

Для них кажутся очень занимательны слова Милорадовича, награды, которые получил тот и этот генерал, и их предположения; а вопрос о тех пятидесяти тысячах, которые остались по госпиталям и могилам, даже не интересует их, потому что не подлежит их изучению.
А между тем стоит только отвернуться от изучения рапортов и генеральных планов, а вникнуть в движение тех сотен тысяч людей, принимавших прямое, непосредственное участие в событии, и все, казавшиеся прежде неразрешимыми, вопросы вдруг с необыкновенной легкостью и простотой получают несомненное разрешение.
Цель отрезывания Наполеона с армией никогда не существовала, кроме как в воображении десятка людей. Она не могла существовать, потому что она была бессмысленна, и достижение ее было невозможно.
Цель народа была одна: очистить свою землю от нашествия. Цель эта достигалась, во первых, сама собою, так как французы бежали, и потому следовало только не останавливать это движение. Во вторых, цель эта достигалась действиями народной войны, уничтожавшей французов, и, в третьих, тем, что большая русская армия шла следом за французами, готовая употребить силу в случае остановки движения французов.
Русская армия должна была действовать, как кнут на бегущее животное. И опытный погонщик знал, что самое выгодное держать кнут поднятым, угрожая им, а не по голове стегать бегущее животное.



Когда человек видит умирающее животное, ужас охватывает его: то, что есть он сам, – сущность его, в его глазах очевидно уничтожается – перестает быть. Но когда умирающее есть человек, и человек любимый – ощущаемый, тогда, кроме ужаса перед уничтожением жизни, чувствуется разрыв и духовная рана, которая, так же как и рана физическая, иногда убивает, иногда залечивается, но всегда болит и боится внешнего раздражающего прикосновения.
После смерти князя Андрея Наташа и княжна Марья одинаково чувствовали это. Они, нравственно согнувшись и зажмурившись от грозного, нависшего над ними облака смерти, не смели взглянуть в лицо жизни. Они осторожно берегли свои открытые раны от оскорбительных, болезненных прикосновений. Все: быстро проехавший экипаж по улице, напоминание об обеде, вопрос девушки о платье, которое надо приготовить; еще хуже, слово неискреннего, слабого участия болезненно раздражало рану, казалось оскорблением и нарушало ту необходимую тишину, в которой они обе старались прислушиваться к незамолкшему еще в их воображении страшному, строгому хору, и мешало вглядываться в те таинственные бесконечные дали, которые на мгновение открылись перед ними.
Только вдвоем им было не оскорбительно и не больно. Они мало говорили между собой. Ежели они говорили, то о самых незначительных предметах. И та и другая одинаково избегали упоминания о чем нибудь, имеющем отношение к будущему.
Признавать возможность будущего казалось им оскорблением его памяти. Еще осторожнее они обходили в своих разговорах все то, что могло иметь отношение к умершему. Им казалось, что то, что они пережили и перечувствовали, не могло быть выражено словами. Им казалось, что всякое упоминание словами о подробностях его жизни нарушало величие и святыню совершившегося в их глазах таинства.
Беспрестанные воздержания речи, постоянное старательное обхождение всего того, что могло навести на слово о нем: эти остановки с разных сторон на границе того, чего нельзя было говорить, еще чище и яснее выставляли перед их воображением то, что они чувствовали.

Но чистая, полная печаль так же невозможна, как чистая и полная радость. Княжна Марья, по своему положению одной независимой хозяйки своей судьбы, опекунши и воспитательницы племянника, первая была вызвана жизнью из того мира печали, в котором она жила первые две недели. Она получила письма от родных, на которые надо было отвечать; комната, в которую поместили Николеньку, была сыра, и он стал кашлять. Алпатыч приехал в Ярославль с отчетами о делах и с предложениями и советами переехать в Москву в Вздвиженский дом, который остался цел и требовал только небольших починок. Жизнь не останавливалась, и надо было жить. Как ни тяжело было княжне Марье выйти из того мира уединенного созерцания, в котором она жила до сих пор, как ни жалко и как будто совестно было покинуть Наташу одну, – заботы жизни требовали ее участия, и она невольно отдалась им. Она поверяла счеты с Алпатычем, советовалась с Десалем о племяннике и делала распоряжения и приготовления для своего переезда в Москву.
Наташа оставалась одна и с тех пор, как княжна Марья стала заниматься приготовлениями к отъезду, избегала и ее.
Княжна Марья предложила графине отпустить с собой Наташу в Москву, и мать и отец радостно согласились на это предложение, с каждым днем замечая упадок физических сил дочери и полагая для нее полезным и перемену места, и помощь московских врачей.
– Я никуда не поеду, – отвечала Наташа, когда ей сделали это предложение, – только, пожалуйста, оставьте меня, – сказала она и выбежала из комнаты, с трудом удерживая слезы не столько горя, сколько досады и озлобления.
После того как она почувствовала себя покинутой княжной Марьей и одинокой в своем горе, Наташа большую часть времени, одна в своей комнате, сидела с ногами в углу дивана, и, что нибудь разрывая или переминая своими тонкими, напряженными пальцами, упорным, неподвижным взглядом смотрела на то, на чем останавливались глаза. Уединение это изнуряло, мучило ее; но оно было для нее необходимо. Как только кто нибудь входил к ней, она быстро вставала, изменяла положение и выражение взгляда и бралась за книгу или шитье, очевидно с нетерпением ожидая ухода того, кто помешал ей.
Ей все казалось, что она вот вот сейчас поймет, проникнет то, на что с страшным, непосильным ей вопросом устремлен был ее душевный взгляд.
В конце декабря, в черном шерстяном платье, с небрежно связанной пучком косой, худая и бледная, Наташа сидела с ногами в углу дивана, напряженно комкая и распуская концы пояса, и смотрела на угол двери.
Она смотрела туда, куда ушел он, на ту сторону жизни. И та сторона жизни, о которой она прежде никогда не думала, которая прежде ей казалась такою далекою, невероятною, теперь была ей ближе и роднее, понятнее, чем эта сторона жизни, в которой все было или пустота и разрушение, или страдание и оскорбление.
Она смотрела туда, где она знала, что был он; но она не могла его видеть иначе, как таким, каким он был здесь. Она видела его опять таким же, каким он был в Мытищах, у Троицы, в Ярославле.