Северокаталанский диалект
Поделись знанием:
Казалось бы, в этой то кампании бегства французов, когда они делали все то, что только можно было, чтобы погубить себя; когда ни в одном движении этой толпы, начиная от поворота на Калужскую дорогу и до бегства начальника от армии, не было ни малейшего смысла, – казалось бы, в этот период кампании невозможно уже историкам, приписывающим действия масс воле одного человека, описывать это отступление в их смысле. Но нет. Горы книг написаны историками об этой кампании, и везде описаны распоряжения Наполеона и глубокомысленные его планы – маневры, руководившие войском, и гениальные распоряжения его маршалов.
Отступление от Малоярославца тогда, когда ему дают дорогу в обильный край и когда ему открыта та параллельная дорога, по которой потом преследовал его Кутузов, ненужное отступление по разоренной дороге объясняется нам по разным глубокомысленным соображениям. По таким же глубокомысленным соображениям описывается его отступление от Смоленска на Оршу. Потом описывается его геройство при Красном, где он будто бы готовится принять сражение и сам командовать, и ходит с березовой палкой и говорит:
– J'ai assez fait l'Empereur, il est temps de faire le general, [Довольно уже я представлял императора, теперь время быть генералом.] – и, несмотря на то, тотчас же после этого бежит дальше, оставляя на произвол судьбы разрозненные части армии, находящиеся сзади.
Потом описывают нам величие души маршалов, в особенности Нея, величие души, состоящее в том, что он ночью пробрался лесом в обход через Днепр и без знамен и артиллерии и без девяти десятых войска прибежал в Оршу.
И, наконец, последний отъезд великого императора от геройской армии представляется нам историками как что то великое и гениальное. Даже этот последний поступок бегства, на языке человеческом называемый последней степенью подлости, которой учится стыдиться каждый ребенок, и этот поступок на языке историков получает оправдание.
Тогда, когда уже невозможно дальше растянуть столь эластичные нити исторических рассуждений, когда действие уже явно противно тому, что все человечество называет добром и даже справедливостью, является у историков спасительное понятие о величии. Величие как будто исключает возможность меры хорошего и дурного. Для великого – нет дурного. Нет ужаса, который бы мог быть поставлен в вину тому, кто велик.
– «C'est grand!» [Это величественно!] – говорят историки, и тогда уже нет ни хорошего, ни дурного, а есть «grand» и «не grand». Grand – хорошо, не grand – дурно. Grand есть свойство, по их понятиям, каких то особенных животных, называемых ими героями. И Наполеон, убираясь в теплой шубе домой от гибнущих не только товарищей, но (по его мнению) людей, им приведенных сюда, чувствует que c'est grand, и душа его покойна.
«Du sublime (он что то sublime видит в себе) au ridicule il n'y a qu'un pas», – говорит он. И весь мир пятьдесят лет повторяет: «Sublime! Grand! Napoleon le grand! Du sublime au ridicule il n'y a qu'un pas». [величественное… От величественного до смешного только один шаг… Величественное! Великое! Наполеон великий! От величественного до смешного только шаг.]
И никому в голову не придет, что признание величия, неизмеримого мерой хорошего и дурного, есть только признание своей ничтожности и неизмеримой малости.
Для нас, с данной нам Христом мерой хорошего и дурного, нет неизмеримого. И нет величия там, где нет простоты, добра и правды.
Кто из русских людей, читая описания последнего периода кампании 1812 года, не испытывал тяжелого чувства досады, неудовлетворенности и неясности. Кто не задавал себе вопросов: как не забрали, не уничтожили всех французов, когда все три армии окружали их в превосходящем числе, когда расстроенные французы, голодая и замерзая, сдавались толпами и когда (как нам рассказывает история) цель русских состояла именно в том, чтобы остановить, отрезать и забрать в плен всех французов.
Каким образом то русское войско, которое, слабее числом французов, дало Бородинское сражение, каким образом это войско, с трех сторон окружавшее французов и имевшее целью их забрать, не достигло своей цели? Неужели такое громадное преимущество перед нами имеют французы, что мы, с превосходными силами окружив, не могли побить их? Каким образом это могло случиться?
История (та, которая называется этим словом), отвечая на эти вопросы, говорит, что это случилось оттого, что Кутузов, и Тормасов, и Чичагов, и тот то, и тот то не сделали таких то и таких то маневров.
Но отчего они не сделали всех этих маневров? Отчего, ежели они были виноваты в том, что не достигнута была предназначавшаяся цель, – отчего их не судили и не казнили? Но, даже ежели и допустить, что виною неудачи русских были Кутузов и Чичагов и т. п., нельзя понять все таки, почему и в тех условиях, в которых находились русские войска под Красным и под Березиной (в обоих случаях русские были в превосходных силах), почему не взято в плен французское войско с маршалами, королями и императорами, когда в этом состояла цель русских?
Объяснение этого странного явления тем (как то делают русские военные историки), что Кутузов помешал нападению, неосновательно потому, что мы знаем, что воля Кутузова не могла удержать войска от нападения под Вязьмой и под Тарутиным.
Северокаталанский диалект | |
| Самоназвание: |
кат. català septentrional |
|---|---|
| Страны: | |
| Регионы: |
Восточные Пиренеи и прилегающие районы испанской Каталонии |
| Классификация | |
| Категория: | |
| |
| Письменность: | |
| См. также: Проект:Лингвистика | |
Северокаталанский диалект каталанского языка или руссильонский диалект (кат. català septentrional или rossellonès, фр. roussillonnais) — диалект Северной Каталонии и прилегающих районов Южной Каталонии, который входит в группу восточных диалектов каталанского языка.
Содержание
Говоры
В составе северокаталанского диалекта выделяют следующие говоры (субдиалекты):
- Капсирский субдиалект
- Северокаталанский переходный субдиалект (близок также к центральнокаталанскому диалекту)
Основные черты
Главными отличиями северокаталанского диалекта от литературного языка являются:
- употребление многочисленных галлицизмов и заимствований из окситанского языка (меньшее количество заимствований с испанского);
- изменение глагольных форм под влиянием французского языка, собственные региональные глагольные формы: вместо soc — sóm, произносится как [sun] — «я есть»;
- в фонетике переход закрытой гласной [o] в [u]: Canigó произносится как [kəni'γu];
- ударение в словах, которые заканчиваются на гласный, на предпоследнем слоге без исключений: epoca вместо època, musica вместо música;
- произношение всех прилагательных, оканчивающихся на -il или -ic, с окончаниями -il•le и -ique: fàcil → facil•le — «простой»;
- исчезновение -l- перед -t-: escutar вместо escoltar — «слушать», mutú вместо moltó;
- переход окончания -ia в -i: història → histori — «история», gràcies → gràci — «спасибо»;
- переход окончаний -eix и -aix в -ei и -ai: peix → pei — «рыба», calaix → calai — «ящик»
Пример спряжения на северокаталанском диалекте
| Первое спряжение | Второе спряжение | Третье спряжение |
|---|---|---|
| Настоящее время, Present d’indicatiu | ||
|
|
|
| Незавершённое прошедшее время, Imperfet d’indicatiu | ||
|
|
|
| Условное наклонение, Condicional | ||
|
|
|
| Описательное прошедшее только что совершённое время, Pretèrit perfet perifràstic | ||
| ||
| Незавершённое время сослагательного наклонения, Imperfet subjuntiu | ||
|
|
|
Лексические регионализмы
Ниже представлены наиболее часто употребляемые северокаталанские слова, которые отличаются от литературного языка:
Галлицизмы
Диалектизм / литературный вариант:
- cahier / llibreta — тетрадь,
- cartable / cartera — портфолио,
- craiun / llapis — карандаш,
- votura / automòbil или cotxe (что является заимствованием из испанского) — машина,
- jornal / diari — журнал, периодическое издание,
- socissa / botifarra — колбаска, сосиска,
- trotuart / voravia — тротуар,
- presque / gairebé — почти,
- a peu prés / més o menys — более-менее,
- afrosament / espantosament — ужасающе,
- agaçant / empipador — раздражает,
- assieta / plat — тарелка,
- xarmant / encantador — чарующий,
- vitessa / velocitat — скорость,
- usina / fàbrica — завод,
- tupet / barra — бар,
- survetllar / vigilar — присматривать,
- servieta / tovalló — полотенце,
- même / fins i tot — даже,
- se fatxar / renyir, enfadar-se — гнев,
- domatge / pena, или llàstima (что является заимствованием из испанского) — жаль,
- contravenció / multa — преступление
Окситанизмы (лангедокский диалект)
- let/leda / lleig/lletja — уродливый, гадкий,
- ruta / carretera — дорога,
- veire / got — кот,
- belleu / potser — возможно,
- jaupar / lladrar — лаять,
- estonant / estrany — незнакомец, иностранец,
- ribera / riu — река
Испанизмы
- ademés / a més — далее,
- hasta / fins — к,
- apoio — поддержка,
- atràs — назад,
- gasto / despesa — расход,
- desditxa / infeliçitat — несчастье,
- ciego / cec/cego — слепой
Глагол eixir «выходить» (в литературном языке sortir) употребляется как в северокаталанском диалекте, так и в валенсийских диалектах
Напишите отзыв о статье "Северокаталанский диалект"
Литература
- Els castellanismes del rossellonès Joan Veny, Estudis de geolingüística catalana, Barcelona 1978
- Joan Veny, Els parlars catalans : Síntesi de dialectologia, Palma de Mallorca, editorial Moll, 2002, 13a ed. (1re éd. 1982), 173 p. (ISBN 84-273-1038-2), p. 40-54
- Joan Veny, Petit atles lingüístic del domini català, vol. 1, Barcelona, Institut d’Estudis Catalans, novembre 2008, 2a ed. (1ra ed. 2007) (ISBN 978-84-92583-61-4)
Ссылки
- (каталан.), (фр.) [www.observatoridelallengua.cat/arxius_documents/informe_08.pdf Восприятие каталанского языка туристами в Северной Каталонии]
Диалекты каталанского языка
Отрывок, характеризующий Северокаталанский диалект
Казалось бы, в этой то кампании бегства французов, когда они делали все то, что только можно было, чтобы погубить себя; когда ни в одном движении этой толпы, начиная от поворота на Калужскую дорогу и до бегства начальника от армии, не было ни малейшего смысла, – казалось бы, в этот период кампании невозможно уже историкам, приписывающим действия масс воле одного человека, описывать это отступление в их смысле. Но нет. Горы книг написаны историками об этой кампании, и везде описаны распоряжения Наполеона и глубокомысленные его планы – маневры, руководившие войском, и гениальные распоряжения его маршалов.
Отступление от Малоярославца тогда, когда ему дают дорогу в обильный край и когда ему открыта та параллельная дорога, по которой потом преследовал его Кутузов, ненужное отступление по разоренной дороге объясняется нам по разным глубокомысленным соображениям. По таким же глубокомысленным соображениям описывается его отступление от Смоленска на Оршу. Потом описывается его геройство при Красном, где он будто бы готовится принять сражение и сам командовать, и ходит с березовой палкой и говорит:
– J'ai assez fait l'Empereur, il est temps de faire le general, [Довольно уже я представлял императора, теперь время быть генералом.] – и, несмотря на то, тотчас же после этого бежит дальше, оставляя на произвол судьбы разрозненные части армии, находящиеся сзади.
Потом описывают нам величие души маршалов, в особенности Нея, величие души, состоящее в том, что он ночью пробрался лесом в обход через Днепр и без знамен и артиллерии и без девяти десятых войска прибежал в Оршу.
И, наконец, последний отъезд великого императора от геройской армии представляется нам историками как что то великое и гениальное. Даже этот последний поступок бегства, на языке человеческом называемый последней степенью подлости, которой учится стыдиться каждый ребенок, и этот поступок на языке историков получает оправдание.
Тогда, когда уже невозможно дальше растянуть столь эластичные нити исторических рассуждений, когда действие уже явно противно тому, что все человечество называет добром и даже справедливостью, является у историков спасительное понятие о величии. Величие как будто исключает возможность меры хорошего и дурного. Для великого – нет дурного. Нет ужаса, который бы мог быть поставлен в вину тому, кто велик.
– «C'est grand!» [Это величественно!] – говорят историки, и тогда уже нет ни хорошего, ни дурного, а есть «grand» и «не grand». Grand – хорошо, не grand – дурно. Grand есть свойство, по их понятиям, каких то особенных животных, называемых ими героями. И Наполеон, убираясь в теплой шубе домой от гибнущих не только товарищей, но (по его мнению) людей, им приведенных сюда, чувствует que c'est grand, и душа его покойна.
«Du sublime (он что то sublime видит в себе) au ridicule il n'y a qu'un pas», – говорит он. И весь мир пятьдесят лет повторяет: «Sublime! Grand! Napoleon le grand! Du sublime au ridicule il n'y a qu'un pas». [величественное… От величественного до смешного только один шаг… Величественное! Великое! Наполеон великий! От величественного до смешного только шаг.]
И никому в голову не придет, что признание величия, неизмеримого мерой хорошего и дурного, есть только признание своей ничтожности и неизмеримой малости.
Для нас, с данной нам Христом мерой хорошего и дурного, нет неизмеримого. И нет величия там, где нет простоты, добра и правды.
Кто из русских людей, читая описания последнего периода кампании 1812 года, не испытывал тяжелого чувства досады, неудовлетворенности и неясности. Кто не задавал себе вопросов: как не забрали, не уничтожили всех французов, когда все три армии окружали их в превосходящем числе, когда расстроенные французы, голодая и замерзая, сдавались толпами и когда (как нам рассказывает история) цель русских состояла именно в том, чтобы остановить, отрезать и забрать в плен всех французов.
Каким образом то русское войско, которое, слабее числом французов, дало Бородинское сражение, каким образом это войско, с трех сторон окружавшее французов и имевшее целью их забрать, не достигло своей цели? Неужели такое громадное преимущество перед нами имеют французы, что мы, с превосходными силами окружив, не могли побить их? Каким образом это могло случиться?
История (та, которая называется этим словом), отвечая на эти вопросы, говорит, что это случилось оттого, что Кутузов, и Тормасов, и Чичагов, и тот то, и тот то не сделали таких то и таких то маневров.
Но отчего они не сделали всех этих маневров? Отчего, ежели они были виноваты в том, что не достигнута была предназначавшаяся цель, – отчего их не судили и не казнили? Но, даже ежели и допустить, что виною неудачи русских были Кутузов и Чичагов и т. п., нельзя понять все таки, почему и в тех условиях, в которых находились русские войска под Красным и под Березиной (в обоих случаях русские были в превосходных силах), почему не взято в плен французское войско с маршалами, королями и императорами, когда в этом состояла цель русских?
Объяснение этого странного явления тем (как то делают русские военные историки), что Кутузов помешал нападению, неосновательно потому, что мы знаем, что воля Кутузова не могла удержать войска от нападения под Вязьмой и под Тарутиным.
