Сегин, Хуан Непомусено

Хуа́н Непомусе́но Сеги́н (исп. Juan Nepomuceno Seguín, 27 октября 1806 — 27 августа 1890) — техано, герой Техасской революции.

Биография

Молодость

Хуан Сегин родился в техасском городе Сан-Антонио-де-Бехар 27 октября 1806 года. Потомок француза Гийома Сегюна (Guillaume Séguin), переселившегося в 1700 г. из Парижа в мексиканский город Агуаскальентес (Aguascalientes). Гийом женился на испанке Крус, родившей ему четверых сыновей.

Хуан был старшим из двух сыновей в семье Хуана Хосе Марии Эрасмо Сегина и Марии Хосефы Бесерры (Becerra). Хотя его образование было недолгим, отец настоял, чтобы Хуан научился писать и читать. Проявлял Хуан и некоторый интерес к музыке.

В возрасте девятнадцати лет Хуан женился на Марии Гертруде Флорес де Абрего из видной бехарской семьи. У них было десять детей.

Приобщаться к общественной работе Сегин начал смолоду, помогая отцу в его почтовом офисе, позже служил в местном Конгрессе в 1823-1824 годах. Избрание Сегина олдерменом в декабре 1828 года стало свидетельством его недюжинного потенциала. Позднее работал в различных избирательных комитетах вплоть до своего избрания алькальдом в декабре 1833 года. На протяжении большей части 1834 года, совмещал эту должность с постом политического руководителя департамента Бехар, после того как предшествующий руководитель заболел и вышел в отставку.

Участие в Техасской революции

Ещё подростком в Мексике Хуан проявлял сильный интерес к политике. И, весьма критически относясь к своему сверстнику Антонио Лопесу де Санта-Анне, с радостью присоединился к Техасской революции, чтобы избавить Техас от власти Санта-Анны. После битвы при Гонсалес в октябре 1835 года, Стивен Ф. Остин произвёл Сегина в чин капитана и поставил его во главе роты из тридцати семи человек. Осенью того же года его рота была задействована в разведке и снабжении революционной армии, а 5 декабря участвовала в штурме Бехара. Затем Сегин возглавил отряд из двадцати пяти теханос, сражавшихся на техасской стороне в битве за Аламо. Поскольку Сегин владел испанским, ему было проще пройти мексиканские патрули вокруг осаждённой крепости, — и он был направлен нарочным с сообщением о том, что техасцы «не сдадутся и не уйдут». Сегин доставил письмо техасским войскам. И вернулся в Аламо — но к этому моменту форт уже пал под ударами армии Санта-Анны. Там он организовал погребение останков защитников Аламо с военными почестями.

Позднее Сегин командовал пехотной ротой в битве при Сан-Хасинто. Присутствовал при мексиканской капитуляции в Сан-Антонио 4 июня 1836 года, наблюдал за выводом мексиканских войск. До осени 1837 года оставался военным комендантом Бехара, уйдя в отставку в конце года в связи с назначением в Техасский Сенат.

После революции

В сенате Сегин был единственным техано, пробыв в его составе на протяжении второго, третьего и четвёртого созывов. Там он служил в комитете счетов и исков, и — несмотря на недостаточное знание английского языка — в комитете по военным делам. Среди его законодательных инициатив следует отметить перевод законов Техасской республики на испанский.

В 1841 году Сегин стал мэром Сан-Антонио. В этой должности он оказался впутанным в растущую неприязнь между англоязычными поселенцами и мексикано-техасцами. Кроме того, столкнулся с личными проблемами, нажив врагов при распределении земельных наделов.

В конце концов, Сегин был вынужден оставить свой пост из-за преследований, которым подвергался в связи с деятельной защитой прав теханос. Кроме того, недруги обвинили его в пособничестве мексиканской армии

В 1842 году он бежал в Мексику, дабы «найти убежище среди врагов», где был арестован — и насильно призван в мексиканскую армию, офицером. В дальнейшем сражался против Техаса и Соединённых Штатов в американо-мексиканской войне.

Сегин периодически возвращался после этих событий в Техас, где был избран мировым судьёй в округе Бехар на два срока, в 1852 и 1854 годах, и окружным судьёй в округе Уилсон в 1869 году. В конце концов, он поселился в Нуэво-Ларедо, Тамаулипас, Мексика, где его сын Сантьяго был мэром. Там он и скончался 27 августа 1890 года. В 1974 году его останки были перевезены в Техас и торжественно перезахоронены 4 июля 1976 года, в городе Сегин, названном в его честь.

Память

• В его честь назван город Сегин в штате Техас.
• В сериале Восстание Техаса (2015 г.) его сыграл [en.wikipedia.org/wiki/Ra%C3%BAl_M%C3%A9ndez Рауль Мендес].

Ссылки

• [www.tshaonline.org/handbook/online/articles/fse08 Биография на сайте Handbook of Texas Online]  (англ.)
• [www.findagrave.com/cgi-bin/fg.cgi?page=gr&GRid=9056297 Хуан Сегин] (англ.) на сайте Find a Grave
• [www.seguinfamilyhistory.com/daniel.html Биография на сайте семьи Сегин]  (англ.)
• [www.seguindescendantshp.com/jns_bio.html Сайт потомков Хуана Сегина]  (англ.)

Отрывок, характеризующий Сегин, Хуан Непомусено

3 го марта во всех комнатах Английского клуба стоял стон разговаривающих голосов и, как пчелы на весеннем пролете, сновали взад и вперед, сидели, стояли, сходились и расходились, в мундирах, фраках и еще кое кто в пудре и кафтанах, члены и гости клуба. Пудренные, в чулках и башмаках ливрейные лакеи стояли у каждой двери и напряженно старались уловить каждое движение гостей и членов клуба, чтобы предложить свои услуги. Большинство присутствовавших были старые, почтенные люди с широкими, самоуверенными лицами, толстыми пальцами, твердыми движениями и голосами. Этого рода гости и члены сидели по известным, привычным местам и сходились в известных, привычных кружках. Малая часть присутствовавших состояла из случайных гостей – преимущественно молодежи, в числе которой были Денисов, Ростов и Долохов, который был опять семеновским офицером. На лицах молодежи, особенно военной, было выражение того чувства презрительной почтительности к старикам, которое как будто говорит старому поколению: уважать и почитать вас мы готовы, но помните, что всё таки за нами будущность.
Несвицкий был тут же, как старый член клуба. Пьер, по приказанию жены отпустивший волоса, снявший очки и одетый по модному, но с грустным и унылым видом, ходил по залам. Его, как и везде, окружала атмосфера людей, преклонявшихся перед его богатством, и он с привычкой царствования и рассеянной презрительностью обращался с ними.
По годам он бы должен был быть с молодыми, по богатству и связям он был членом кружков старых, почтенных гостей, и потому он переходил от одного кружка к другому.
Старики из самых значительных составляли центр кружков, к которым почтительно приближались даже незнакомые, чтобы послушать известных людей. Большие кружки составлялись около графа Ростопчина, Валуева и Нарышкина. Ростопчин рассказывал про то, как русские были смяты бежавшими австрийцами и должны были штыком прокладывать себе дорогу сквозь беглецов.
Валуев конфиденциально рассказывал, что Уваров был прислан из Петербурга, для того чтобы узнать мнение москвичей об Аустерлице.
В третьем кружке Нарышкин говорил о заседании австрийского военного совета, в котором Суворов закричал петухом в ответ на глупость австрийских генералов. Шиншин, стоявший тут же, хотел пошутить, сказав, что Кутузов, видно, и этому нетрудному искусству – кричать по петушиному – не мог выучиться у Суворова; но старички строго посмотрели на шутника, давая ему тем чувствовать, что здесь и в нынешний день так неприлично было говорить про Кутузова.
Граф Илья Андреич Ростов, озабоченно, торопливо похаживал в своих мягких сапогах из столовой в гостиную, поспешно и совершенно одинаково здороваясь с важными и неважными лицами, которых он всех знал, и изредка отыскивая глазами своего стройного молодца сына, радостно останавливал на нем свой взгляд и подмигивал ему. Молодой Ростов стоял у окна с Долоховым, с которым он недавно познакомился, и знакомством которого он дорожил. Старый граф подошел к ним и пожал руку Долохову.
– Ко мне милости прошу, вот ты с моим молодцом знаком… вместе там, вместе геройствовали… A! Василий Игнатьич… здорово старый, – обратился он к проходившему старичку, но не успел еще договорить приветствия, как всё зашевелилось, и прибежавший лакей, с испуганным лицом, доложил: пожаловали!
Раздались звонки; старшины бросились вперед; разбросанные в разных комнатах гости, как встряхнутая рожь на лопате, столпились в одну кучу и остановились в большой гостиной у дверей залы.
В дверях передней показался Багратион, без шляпы и шпаги, которые он, по клубному обычаю, оставил у швейцара. Он был не в смушковом картузе с нагайкой через плечо, как видел его Ростов в ночь накануне Аустерлицкого сражения, а в новом узком мундире с русскими и иностранными орденами и с георгиевской звездой на левой стороне груди. Он видимо сейчас, перед обедом, подстриг волосы и бакенбарды, что невыгодно изменяло его физиономию. На лице его было что то наивно праздничное, дававшее, в соединении с его твердыми, мужественными чертами, даже несколько комическое выражение его лицу. Беклешов и Федор Петрович Уваров, приехавшие с ним вместе, остановились в дверях, желая, чтобы он, как главный гость, прошел вперед их. Багратион смешался, не желая воспользоваться их учтивостью; произошла остановка в дверях, и наконец Багратион всё таки прошел вперед. Он шел, не зная куда девать руки, застенчиво и неловко, по паркету приемной: ему привычнее и легче было ходить под пулями по вспаханному полю, как он шел перед Курским полком в Шенграбене. Старшины встретили его у первой двери, сказав ему несколько слов о радости видеть столь дорогого гостя, и недождавшись его ответа, как бы завладев им, окружили его и повели в гостиную. В дверях гостиной не было возможности пройти от столпившихся членов и гостей, давивших друг друга и через плечи друг друга старавшихся, как редкого зверя, рассмотреть Багратиона. Граф Илья Андреич, энергичнее всех, смеясь и приговаривая: – пусти, mon cher, пусти, пусти, – протолкал толпу, провел гостей в гостиную и посадил на средний диван. Тузы, почетнейшие члены клуба, обступили вновь прибывших. Граф Илья Андреич, проталкиваясь опять через толпу, вышел из гостиной и с другим старшиной через минуту явился, неся большое серебряное блюдо, которое он поднес князю Багратиону. На блюде лежали сочиненные и напечатанные в честь героя стихи. Багратион, увидав блюдо, испуганно оглянулся, как бы отыскивая помощи. Но во всех глазах было требование того, чтобы он покорился. Чувствуя себя в их власти, Багратион решительно, обеими руками, взял блюдо и сердито, укоризненно посмотрел на графа, подносившего его. Кто то услужливо вынул из рук Багратиона блюдо (а то бы он, казалось, намерен был держать его так до вечера и так итти к столу) и обратил его внимание на стихи. «Ну и прочту», как будто сказал Багратион и устремив усталые глаза на бумагу, стал читать с сосредоточенным и серьезным видом. Сам сочинитель взял стихи и стал читать. Князь Багратион склонил голову и слушал.