Сеговийский договор

Поделись знанием:
Перейти к: навигация, поиск

Сеговийский договор (исп. Concordia de Segovia) — договор, подписанный 15 января 1475 года между Исабель I, королевой Кастилии и её мужем, Фернандо II королём Сицилии и принцем Жироны. Этот договор закрепил права Фернандо в королевстве Кастилия.





Взошествие Исабель на кастильский трон

Энрике IV умер 11 декабря 1474 года в Мадриде. Новость вскоре достигла Сеговии, где находилась Исабель, но её муж находился в отъезде, в Арагоне. 13 декабря Исабель провозгласила себя королевой и владелицей королевства и Фернандо, как своего законного супруга в качестве свершившегося факта, чтобы избежать переговоров и уступок её племяннице Хуане, в обмен на признание в качестве королевы, потому что ситуация с наследованием короны была неоднозначной. В качестве свершившегося факта Исабель как королева Кастилии известила об этом города, имеющие представительство в кортес. На поспешной коронации присутствовало несколько малозначительных дворян, и не было ни одного испанского гранда. Однако на церемонии провели древний ритуал: перед молодой королевой пронесли меч правосудия, который держали за острый конец, подняв его кверху, что символизировало угрозу кары для вассалов. Традиционно это предназначалось для короля и стало оскорблением для Фернандо, который, узнав об этом, немедленно отправился в Сеговию.

2 января 1475 года Исабель приняла своего мужа в Сеговии со всеми почестями, однако как законного супруга, то есть лишь консорта, но не правящего короля. После церемонии между супругами состоялся спор о правах короля в Кастилии. Он настаивал на приоритете своих прав в силу того, что был наиболее прямым мужским наследником дома Трастамара и что мужья всегда имели свободное право распоряжаться владениями своей супруги, поэтому Фернандо должен быть правящим монархом. В ответ на эти притязания Исабель сослалась на соглашение, заключенное в Сервере 5 марта 1469 года еще до брака, — целью последнего было установить права каждого из будущих супругов. Договор заметно ограничивал права Фернандо, а именно: любой документ, подписанный им, должна была скрепить подписью и его супруга; будущий король мог покинуть территорию Кастилии лишь с согласия своей жены; любая инициатива, предложенная им, должна была получить ее согласие. Исабель также настаивала на своих правах в силу того, что в отличие от Арагона, в Кастилии не действовал Салический закон и женщины имели полное право наследовать корону. Кроме того, она обратила внимание мужа на то, что у них самих нет мужского потомства (на тот момент Исабель и Фернандо имели лишь дочь, Исабель) и если бы в Кастилии было Салическое право, то иностранный принц, женившись на их дочери, мог оставить её без королевства, и таким образом оно действовало бы против их собственного потомства.

Историк Эрнандо дель Пульгар с удовлетворением заключает: «Король выслушал доводы королевы, признал, что они обоснованы и объявил о своем согласии; и отныне он и она принимали решения, не тратя времени на споры».

Стоит отметить, что роль Фернандо, сына Хуана II Арагонского в Кастилии видели как нового Арагонского инфанта (англ.), рода, который участвовал в дворянских заговорах в правление Хуана II Кастильского и знать, сражавшаяся с ними ожидала возможных репресалий со стороны нового монарха, поэтому была заинтересована в ограничении власти короля и решила препятствовать ему иметь право жаловать должности и титулы.

Соглашение в Сеговии

Архиепископ Каррильо и кардинал Мендоса составили документ, датированный 15 января. В соглашении подтверждалось, что Исабель будет единственной владелицей королевства, как единственная наследница и в случае её смерти, её титулы переходили к её прямым потомкам. Фернандо принимал титул короля, а не оставался консортом. На монеты и печатях будет указаны имена обоих, имя короля будет стоять первым, но герб королевы будет перед гербом короля. Доходы Кастилии преимущественно идут на обеспечение нужд администрации (оплату чиновникам, обязательства) а остаток будет употребляться по общему согласию. Исабель назначает военных (комендантов крепостей) и гражданских должностных лиц королевства по своему усмотрению она же их и освобождает от должности. Те же должности, что остались вакантными Фернандо может распределять по своему усмотрению. Только Исабель устанавливает пожалования и должности. Майораты, церковные бенефиции (епископства, приораты и аббатства), жалуют оба, но «с её согласия». Оба монарха будут вершить правосудие находясь вместе и каждый отдельно, когда находятся в разных местах. Таким же образом будет осуществляться назначение коррехидоров. Каждый указ будет подписываться обоими монархами, но скрепляться одной общей печатью. [1][2][3]

Значение

Договор был не столько соглашением между супругами, сколько между соперничающими политическими группировками и был составлен таким образом, чтобы гарантировать кастильским дворянам невмешательство арагонцев в управление королевством. Договор также установил политическое единство между монархами, чтобы нейтрализовать любые политические интриги и предотвратить возможные недоразумения между ними.
Исабель не уступила ничего из своих прав и принципов, она была и продолжала быть единственным сувереном Кастилии, однако на практике Фернандо получил полную власть. Королевская пара всегда будет действовать сообща, поэтому сегодня даже историки не могут сказать точно, что из великих достижений правления следует приписать Фернандо, а что — Исабель. В одном их мнения совпадают: внешняя политика и военные действия находились в ведении Фернандо, а внутренняя политика была уделом Исабель, хотя, по правде говоря, довольно сложно очертить те области, в которых каждый из них действовал самостоятельно — настолько полным оказывается сходство их действий в больших и малых делах.

28 апреля, накануне войны за наследство Исабель издала документ в котором дала Фернандо право осуществлять все властные функции, на которые она сама имела право. Это сделало Фернандо фактическим королём Кастилии и отменило Сеговийский договор в отношении разделения властей, но оставив в силе положения о наследовании.

После смерти Хуана II Арагонского ему наследовал Фернандо. 14 апреля 1481 года кортес в Калатаюде предоставили его жене, Исабель, те же права, которые он принял 28 апреля 1475, признав её соправительницей и властительницей Короны Арагона. Хоть из этого явствовало что документ был не доверенностью, а признанием без ограничения по времени, тот факт, что в 1488 году в Валенсии Фернандо предоставил Исабель Генеральное Наместничество над государствами Короны Арагона, и что в официальных документах не фигурирует имя королевы, даёт понять что это были полномочия зависящие от обстоятельств.

В культуре

  • Подписание договора и обстоятельства, предшествовавшие этому показаны в первой серии второго сезона сериала «Исабель» (2013 г.)

Напишите отзыв о статье "Сеговийский договор"

Литература

  • Жозеф Перес «Изабелла Католичка. Образец для христианского мира?» — СПб.: Евразия, 2012. ISBN 978-5-91852-030-7
  • Хью Томас «Подъём испанской империи» — Москва: «АСТ», 2012. ISBN 978-5-17-089931-9
  • Жан-Франсуа Солнон. «Венценосные супруги. Между любовью и властью. Тайны великих союзов» — Москва: «АСТ», 2015. ISBN 978-5-17-080077-3

Примечания

  1. Luis Suárez Fernández. [books.google.es/books?id=Mb7frOZhaTAC&lpg=PA85&dq=&hl=es&pg=PA85#v=onepage&q=&f=false Los Reyes Católicos: La Conquista del trono]. — 1989. — ISBN 9788432124761.
  2. Joseph Pérez. [books.google.es/books?id=Wwo0KKFn3FsC&lpg=PA62&dq=&hl=es&pg=PA62#v=onepage&q=&f=false Isabel y Fernando: los Reyes Católicos]. — 1997. — ISBN 9788489569126.
  3. Jean Dumont. [books.google.es/books?id=rkTcRTRCSYgC&lpg=PA44&dq=&hl=es&pg=PA43#v=onepage&q=&f=false La «incomparable» Isabel la Católica]. — 1993. — ISBN 9788474903140.

Внешние ссылки

  • [www.españaescultura.es/es/obras_de_excelencia/archivo_general_de_simancas/concordia_de_segovia_entre_isabel_i_de_castilla_y_fernando_ii_de_aragon.html Tratado Concordia de Segovia Генеральный архив Симанкас, на сайте españaescultura.es]

Отрывок, характеризующий Сеговийский договор

– Ты вздор то оставь и народу скажи, чтобы собирались из домов идти в Москву и готовили подводы завтра к утру под княжнин обоз, да сам на сходку не ходи. Слышишь?
Дрон вдруг упал в ноги.
– Яков Алпатыч, уволь! Возьми от меня ключи, уволь ради Христа.
– Оставь! – сказал Алпатыч строго. – Под тобой насквозь на три аршина вижу, – повторил он, зная, что его мастерство ходить за пчелами, знание того, когда сеять овес, и то, что он двадцать лет умел угодить старому князю, давно приобрели ему славу колдуна и что способность видеть на три аршина под человеком приписывается колдунам.
Дрон встал и хотел что то сказать, но Алпатыч перебил его:
– Что вы это вздумали? А?.. Что ж вы думаете? А?
– Что мне с народом делать? – сказал Дрон. – Взбуровило совсем. Я и то им говорю…
– То то говорю, – сказал Алпатыч. – Пьют? – коротко спросил он.
– Весь взбуровился, Яков Алпатыч: другую бочку привезли.
– Так ты слушай. Я к исправнику поеду, а ты народу повести, и чтоб они это бросили, и чтоб подводы были.
– Слушаю, – отвечал Дрон.
Больше Яков Алпатыч не настаивал. Он долго управлял народом и знал, что главное средство для того, чтобы люди повиновались, состоит в том, чтобы не показывать им сомнения в том, что они могут не повиноваться. Добившись от Дрона покорного «слушаю с», Яков Алпатыч удовлетворился этим, хотя он не только сомневался, но почти был уверен в том, что подводы без помощи воинской команды не будут доставлены.
И действительно, к вечеру подводы не были собраны. На деревне у кабака была опять сходка, и на сходке положено было угнать лошадей в лес и не выдавать подвод. Ничего не говоря об этом княжне, Алпатыч велел сложить с пришедших из Лысых Гор свою собственную кладь и приготовить этих лошадей под кареты княжны, а сам поехал к начальству.

Х
После похорон отца княжна Марья заперлась в своей комнате и никого не впускала к себе. К двери подошла девушка сказать, что Алпатыч пришел спросить приказания об отъезде. (Это было еще до разговора Алпатыча с Дроном.) Княжна Марья приподнялась с дивана, на котором она лежала, и сквозь затворенную дверь проговорила, что она никуда и никогда не поедет и просит, чтобы ее оставили в покое.
Окна комнаты, в которой лежала княжна Марья, были на запад. Она лежала на диване лицом к стене и, перебирая пальцами пуговицы на кожаной подушке, видела только эту подушку, и неясные мысли ее были сосредоточены на одном: она думала о невозвратимости смерти и о той своей душевной мерзости, которой она не знала до сих пор и которая выказалась во время болезни ее отца. Она хотела, но не смела молиться, не смела в том душевном состоянии, в котором она находилась, обращаться к богу. Она долго лежала в этом положении.
Солнце зашло на другую сторону дома и косыми вечерними лучами в открытые окна осветило комнату и часть сафьянной подушки, на которую смотрела княжна Марья. Ход мыслей ее вдруг приостановился. Она бессознательно приподнялась, оправила волоса, встала и подошла к окну, невольно вдыхая в себя прохладу ясного, но ветреного вечера.
«Да, теперь тебе удобно любоваться вечером! Его уж нет, и никто тебе не помешает», – сказала она себе, и, опустившись на стул, она упала головой на подоконник.
Кто то нежным и тихим голосом назвал ее со стороны сада и поцеловал в голову. Она оглянулась. Это была m lle Bourienne, в черном платье и плерезах. Она тихо подошла к княжне Марье, со вздохом поцеловала ее и тотчас же заплакала. Княжна Марья оглянулась на нее. Все прежние столкновения с нею, ревность к ней, вспомнились княжне Марье; вспомнилось и то, как он последнее время изменился к m lle Bourienne, не мог ее видеть, и, стало быть, как несправедливы были те упреки, которые княжна Марья в душе своей делала ей. «Да и мне ли, мне ли, желавшей его смерти, осуждать кого нибудь! – подумала она.
Княжне Марье живо представилось положение m lle Bourienne, в последнее время отдаленной от ее общества, но вместе с тем зависящей от нее и живущей в чужом доме. И ей стало жалко ее. Она кротко вопросительно посмотрела на нее и протянула ей руку. M lle Bourienne тотчас заплакала, стала целовать ее руку и говорить о горе, постигшем княжну, делая себя участницей этого горя. Она говорила о том, что единственное утешение в ее горе есть то, что княжна позволила ей разделить его с нею. Она говорила, что все бывшие недоразумения должны уничтожиться перед великим горем, что она чувствует себя чистой перед всеми и что он оттуда видит ее любовь и благодарность. Княжна слушала ее, не понимая ее слов, но изредка взглядывая на нее и вслушиваясь в звуки ее голоса.
– Ваше положение вдвойне ужасно, милая княжна, – помолчав немного, сказала m lle Bourienne. – Я понимаю, что вы не могли и не можете думать о себе; но я моей любовью к вам обязана это сделать… Алпатыч был у вас? Говорил он с вами об отъезде? – спросила она.
Княжна Марья не отвечала. Она не понимала, куда и кто должен был ехать. «Разве можно было что нибудь предпринимать теперь, думать о чем нибудь? Разве не все равно? Она не отвечала.
– Вы знаете ли, chere Marie, – сказала m lle Bourienne, – знаете ли, что мы в опасности, что мы окружены французами; ехать теперь опасно. Ежели мы поедем, мы почти наверное попадем в плен, и бог знает…
Княжна Марья смотрела на свою подругу, не понимая того, что она говорила.
– Ах, ежели бы кто нибудь знал, как мне все все равно теперь, – сказала она. – Разумеется, я ни за что не желала бы уехать от него… Алпатыч мне говорил что то об отъезде… Поговорите с ним, я ничего, ничего не могу и не хочу…
– Я говорила с ним. Он надеется, что мы успеем уехать завтра; но я думаю, что теперь лучше бы было остаться здесь, – сказала m lle Bourienne. – Потому что, согласитесь, chere Marie, попасть в руки солдат или бунтующих мужиков на дороге – было бы ужасно. – M lle Bourienne достала из ридикюля объявление на нерусской необыкновенной бумаге французского генерала Рамо о том, чтобы жители не покидали своих домов, что им оказано будет должное покровительство французскими властями, и подала ее княжне.
– Я думаю, что лучше обратиться к этому генералу, – сказала m lle Bourienne, – и я уверена, что вам будет оказано должное уважение.
Княжна Марья читала бумагу, и сухие рыдания задергали ее лицо.
– Через кого вы получили это? – сказала она.
– Вероятно, узнали, что я француженка по имени, – краснея, сказала m lle Bourienne.
Княжна Марья с бумагой в руке встала от окна и с бледным лицом вышла из комнаты и пошла в бывший кабинет князя Андрея.
– Дуняша, позовите ко мне Алпатыча, Дронушку, кого нибудь, – сказала княжна Марья, – и скажите Амалье Карловне, чтобы она не входила ко мне, – прибавила она, услыхав голос m lle Bourienne. – Поскорее ехать! Ехать скорее! – говорила княжна Марья, ужасаясь мысли о том, что она могла остаться во власти французов.
«Чтобы князь Андрей знал, что она во власти французов! Чтоб она, дочь князя Николая Андреича Болконского, просила господина генерала Рамо оказать ей покровительство и пользовалась его благодеяниями! – Эта мысль приводила ее в ужас, заставляла ее содрогаться, краснеть и чувствовать еще не испытанные ею припадки злобы и гордости. Все, что только было тяжелого и, главное, оскорбительного в ее положении, живо представлялось ей. «Они, французы, поселятся в этом доме; господин генерал Рамо займет кабинет князя Андрея; будет для забавы перебирать и читать его письма и бумаги. M lle Bourienne lui fera les honneurs de Богучарово. [Мадемуазель Бурьен будет принимать его с почестями в Богучарове.] Мне дадут комнатку из милости; солдаты разорят свежую могилу отца, чтобы снять с него кресты и звезды; они мне будут рассказывать о победах над русскими, будут притворно выражать сочувствие моему горю… – думала княжна Марья не своими мыслями, но чувствуя себя обязанной думать за себя мыслями своего отца и брата. Для нее лично было все равно, где бы ни оставаться и что бы с ней ни было; но она чувствовала себя вместе с тем представительницей своего покойного отца и князя Андрея. Она невольно думала их мыслями и чувствовала их чувствами. Что бы они сказали, что бы они сделали теперь, то самое она чувствовала необходимым сделать. Она пошла в кабинет князя Андрея и, стараясь проникнуться его мыслями, обдумывала свое положение.