Седжвик, Эди

Поделись знанием:
(перенаправлено с «Седжвик Эди»)
Перейти к: навигация, поиск
Эди Седжвик
Edie Sedgwick
Имя при рождении:

Эдит Минтерн Седжвик

Дата рождения:

20 апреля 1943(1943-04-20)

Место рождения:

Санта-Барбара, США

Дата смерти:

16 ноября 1971(1971-11-16) (28 лет)

Место смерти:

Санта-Барбара, США

Гражданство:

США США

Профессия:

актриса

Карьера:

1965-1971

Направление:

Андеграунд, Артхаус, Экспериментальное кино

Эдит Минтерн «Эди» Седжвик (англ. Edith Minturn «Edie» Sedgwick; 20 апреля 1943 — 16 ноября 1971)[1] — американская актриса, светская львица и наследница, принявшая участие в нескольких фильмах Энди Уорхола в 1960-х, будучи его музой.





Семья

Эди Седжвик родилась в Санта-Барбаре, штат Калифорния в семье Алисы Делано Де Лес (1908—1988)[2] и Френсиса Минтерна Седжвика (1904—1967)[3] скульптора, филантропа и владельца ранчо. Она была названа в честь тёти её отца, Эдит Минтерн (старшей сестры его матери), которая вместе с мужем Айзеком Ньютоном Фелпс-Стоксом была изображена на известном портрете работы Джона Сингера Сарджента.

Семья Седжвик часто упоминается в истории штата Массачусетс. Седьмой прадед Эди, англичанин Роберт Седжвик,[4] был первым генерал-майором Колонии Массачусетского залива, основанной в Чарлстауне, штат Массачусетс в 1635 году[5]. Семья Эди переехала из Стокбриджа, штат Массачусетс, где её прадед — судья Теодор Седжвик (англ.) обосновался после Американской Революции. Теодор женился на Памеле Дуайт, которая была дочерью Абигейл (Уильямс) Дуайт. Всё это означает, что Эфрэйм Уильямс, основатель Уильямс-Колледжа (англ.), был её пятым прадедом[6]. Теодор Седжвик был первым человеком, выигравшим дело по вопросам предоставления свободы чернокожей женщине Элизабет Фриман (англ.), согласно Массачусетскому Биллю о правах, объявлявшему, что все люди равны и имеют равные права[7].

Мать Седжвик была дочерью Генри Вилера Дe Лес (президента и председателя правления Южной Тихоокеанской Железной дороги и прямого потомка Джесси Дe Лес, чья Голландская Вест-Индская компания помогла построить Новый Амстердам)[8]. Джесси Дe Лес был также седьмым прадедом Эди[9]. Её дедушка по линии отца был историк Генри Дуайт Седжвик III (англ.); её прабабушка, Сюзанна Шоу, была сестрой Роберта Гуда Шоу (англ.), американского полковника времён Гражданской войны; её прапрадед, Роберт Боун Минтерн (англ.), был совладельцем клипера «Flying Cloud», и ему приписывается создание и продвижения Центрального парка в Нью-Йорке[10]. Прапрапрадед Эди, Уильям Эллерай (англ.), был одним из тех, кто подписывал Декларацию независимости Соединенных Штатов[7]. Она была кузиной актрисы Киры Седжвик, а также актёра Роберта Седжвика — Кира, отец Роберта и Эди были кузенами.

«Фабричные» дни

В марте 1965 года, на квартире Лестера Перского Седжвик встретила художника и арт-хаусного режиссёра Энди Уорхола. Вместе со своим другом Чаком Вейном она начала регулярно посещать «Фабрику» (The Factory). В одно из этих посещений Эди попала на съёмку уорхоловской интерпретации романа «Заводной апельсин» «Винил» (Vinyl). Несмотря на то, что все роли в «Виниле» были мужскими, Уорхол дал роль и Эди. Затем Эди снялась в другом фильме Уорхола — «Конь», в котором она появилась к концу фильма. Хотя роли Седжвик в обоих фильмах были невелики, они произвели большое впечатление на зрителей, и Уорхол решил создать картину, в которой она будет играть главную роль.

Первый из тех фильмов, «Богатая бедняжка» (Poor Little Rich Girl), был первоначально задуман как часть ряда фильмов, повествующих об Эди, под названием «Сага о Богатой Бедняжке». Ряд включал в себя фильмы «Богатая Бедняжка», «Ресторан», «Лицо» и «День». Съемки «Богатой Бедняжки» началась в марте 1965 года в квартире Седжвик. Первая часть фильма показывает пробуждающуюся Седжвик, заказывающую кофе и апельсиновый сок и делающую макияж под музыку Everly Brothers. Из-за проблем с линзой камеры картинка в первой части была не сфокусирована. Во второй части Седжвик курит сигареты, разговаривает по телефону, примеряет одежду и рассказывает, как она провела последние шесть месяцев.

30 апреля 1965, Уорхол взял Седжвик, Чака Вейна и Джерарда Малангу на открытие своей выставки в Галерее Соннабенд в Париже. После возвращения в Нью-Йорк, Уорхол попросил своего сценариста Рона Тавэля написать сценарий для Эди Седжвик. Результатом была «Кухня», в которой главную роль играла Седжвик, а также снимались Рене Рикар (англ.), Роджер Трудео, Дональд Лионс и Электра. После «Кухни», Чак Вейн сменил Тавэля как сценариста и помощника директора для съемки «Beauty № 2», в котором Седжвик появилась с Джино Пизеркио. Премьера «Beauty № 2» состоялась в Синематеке Film-Makers в кинотеатре «Астория» 17 июля.

Хотя фильмы Уорхола не имели коммерческого успеха и редко показывались вне Фабрики, но, поскольку популярность Седжвик возрастала, серьёзные авторитетные издания начали печатать статьи о её появлениях в фильмах Уорхола и о её необычном стиле, выражавшемся в сочетании чёрных трико, мини-платьев и огромных серёжек, свисающих до плеч. Кроме того, Седжвик обрезает свои волосы и окрашивает их (натурально-шоколадные) серебряным спреем, добиваясь платинового блонда. Уорхол окрестил Эди своей «Суперзвездой», а в прессе появляются фотографии, где они запечатлены вместе на выходах в свет.

В течение 1965 года Седжвик и Уорхол сделали вместе ещё несколько фильмов: «Внешнее и внутреннее пространство», «Тюрьма», «Лупе» и «Девочки из Челси». Однако, к концу 1965 года их отношения ухудшились, в частности из-за того, что она употребляла слишком много кокаина и метамфетамина, и Седжвик попросила Уорхола больше не показывать ни один из её фильмов и даже удалить из фильма «Девочки из Челси» кадры с её участием. Сцены с Эди были заменены на сцены с Нико, с цветными огнями, спроектированными на её лице и музыкой The Velvet Underground, играющей на заднем плане. Кадры с Седжвик должны были войти в фильм «Полдень».

Считается, что «Лупе» (картина о трагической судьбе актрисы Лупе Велес) — это последний фильм, снятый Уорхолом вместе с Эди, однако Седжвик позже снялась в картине «История Энди Уорхола» с Рене Рикаром в 1966 году, то есть на следующий год после съёмок «Лупе». «История Энди Уорхола» так и осталась необнародованной картиной, показанной лишь однажды на «Фабрике». В фильме показывается Седжвик с Рикаром, пытавшимся спародировать Уорхола. Этот фильм, видимо, был потерян или уничтожен.

Боб Дилан и Боб Ньювирт

Покинув круг общения Энди Уорхола, Седжвик поселилась в отеле «Челси», где сблизилась с Бобом Диланом. По слухам она была вдохновительницей оригинального альбома Дилана 1966 года «Blonde on Blonde», его песни Just Like a Woman и хита Leopard-Skin Pill-Box Hat. Это также значило, что фраза «ваша дебютантка» из песни «Stuck Inside of Mobile with the Memphis Blues Again» относилась к ней. В конце концов друзья Дилана убедили Седжвик подписать контракт с его менеджером Альбертом Гроссманом. Отношения Седжвик с Диланом закончились, когда она узнала, что Дилан тайно обручился с Сарой Лоундс. Очевидно, Седжвик узнала об этом от Уорхола во время ссоры в ресторане Gingerman в феврале 1966 года.

Согласно Полу Моррисси Седжвик сказала: «Они <(люди Дилана)> собираются снимать фильм, и я буду играть там с Бобби». Внезапно у неё началось «Бобби то, Бобби сё», и все поняли, что Эди без ума от него. Энди Уорхол, услышав в офисе своего адвоката, что Дилан уже в течение нескольких месяцев был тайно женат на Саре Лоундс, рискнул спросить: «Эди, ты знала, что Боб Дилан женат?» Она задрожала. Они поняли, что она действительно думала о серьёзных отношениях с Диланом.[11]

За несколько недель до премьеры скандально известного фильма «Я соблазнила Энди Уорхола», названного газетой The Village Voice «Эди для чайников»[12], а именно 29 декабря 2006 года компания «Вайнштейн» (Weinstein Company) и производители фильма взяли интервью у старшего брата Седжвик, Джонатана, который утверждал, что она «сделала аборт от (видимо) Боба Дилана»[13].

Джонатан Седжвик, отставной проектировщик самолетов, вылетел из штата Айдахо в Нью-Йорк для того, чтобы встретиться со знаменитой актрисой, Сиенной Миллер, играющей его умершую сестру, и дать детальное восьмичасовое видеоинтервью о подразумеваемой связи между Эди и Диланом, которое дистрибьютор быстро обнародовал. Джонатан утверждал, что Эди сделала аборт вскоре после ужасного случая, когда «Эди была сильно травмирована в результате столкновения мотоцикла и попала в больницу. В результате несчастного случая, доктора отправили её в психиатрическую больницу, где она лечилась от наркотической зависимости». Однако не существует ни отчётов из больницы, ни семейных документов, которые могли бы подтвердить эту теорию. Тем не менее, брат Эди также утверждал, что «персонал больницы обнаружил, что она была беременна, но, боясь, что ребенок родится с увечьями из-за анорексии и наркотической зависимости, вынудил её сделать аборт».[14][15]

Однако, согласно личным медицинским отчетам Эди Седжвик и кассете с записью истории её жизни, сделанной менее чем за год до смерти Эди для фильма «Чао! Манхэттан», единственный аборт Седжвик сделала в возрасте 20 лет, в 1963 году, а в течение большей части 1965 года она встречалась не с Бобом Диланом, а с его лучшим другом Бобом Ньювиртом. В это время она и подсела на барбитураты. Хотя Эди экспериментировала с запрещёнными веществами, включая опиаты, нет никакого письменного свидетельства, что Седжвик когда-либо находилась в героиновой зависимости. В начале 1967 года, Ньювирт, неспособный больше справляться со злоупотребляющей лекарствами Седжвик и её беспорядочным поведением, прекратил их отношения.

Последние годы

Седжвик проходила кастинг на роль в пьесе Нормана Мейлера The Deer Park, но Мейлер посчитал, что она «не была очень хороша… Она вкладывала слишком много себя в пьесу, так что мы знали, что ею пожертвуют после первых трёх выступлений»[16].

В апреле 1967 года Седжвик приступила к съёмкам в андерграундном фильме «Чао! Манхэттан». После того, как первая часть фильма была отснята в Нью-Йорке, соруководители Джон Палмер и Дэвид Вейсман продолжали делать фильм в течение следующих пяти лет.

Быстро ухудшающееся здоровье Седжвик заставило её вернуться к своей семье в Калифорнию, чтобы пройти курс лечения в нескольких психиатрических больницах. В августе 1969 года она была госпитализирована в психиатрическое отделение больницы Коттэдж (Cottage Hospital), после ареста местной полицией за хранение наркотиков.

Во время лечения в больнице она встретила Майкла Бретта Поста, за которого вышла замуж в июле 1971 года. Седжвик снова легла в больницу летом 1970 года, но была выписана под присмотром психиатра, двух медсестер, сожителя — на попечение кинопродюсера Джона Палмера и его жены Джанет. Твёрдо настроенная закончить «Чао! Манхэттан» и рассказать свою историю, Седжвик записала несколько аудиокассет, на которых она размышляла о прожитой ею жизни и которые Вайсман и Палмер добавили в фильм, чтобы смешать фактическую действительность с драматической линией в фильме.

Смерть

Выйдя замуж за Поста, Седжвик прекратила пить и злоупотреблять наркотиками. Её воздержание длилось до октября, когда ей выписали болеутоляющие лекарства, чтобы прекратить физические боли. Она оставалась на попечении доктора Веллса, который предписал ей барбитураты, но она требовала больше таблеток или говорила, что потеряла их, чтобы получить ещё. Седжвик часто комбинировала таблетки с алкоголем.

Ночью 15 ноября 1971 года Седжвик пошла на модный показ в Музее Санта-Барбары, часть которого была снята для телевизионного шоу «Американская семья». После показа она пошла на вечеринку и, предположительно, подверглась нападению пьяного гостя, который назвал её наркоманкой. Седжвик позвонила Посту, который прибыл на вечеринку и, видя, что она была встревожена обвинениями, забрал её и отвёз в квартиру. По пути домой Седжвик размышляла о том, как несовершенен их брак. Прежде чем они оба заснули, Пост дал Эди предписанное ей лекарство. Согласно Посту, она быстро заснула, но её дыхание было «плохим — как если бы в её лёгких была большая дыра», однако он приписал это привычке Эди курить сигареты одну за одной и лёг спать.

Когда Пост проснулся следующим утром, Эди была мертва. Следователь, курирующий дело о смерти Седжвик, назвал это «неопределенным/несчастным случаем/самоубийством». Зафиксированное время смерти — 9.20 утра. В свидетельстве о смерти сказано, что непосредственной причиной смерти стало «вероятное острое опьянение барбитуратами» на фоне опьянения этанолом. Уровень алкоголя в крови Седжвик был равен 1 промилле, а уровень барбитурата 0.48 промилле. Ей было 28 лет.

Эди была похоронена на маленьком Кладбище Oak Hill в Балларде, Калифорния в простой могиле. Её надгробный камень гласит «Эдит Седжвик Пост — Жена Майкла Бретта Поста, 1943—1971». Семья присутствовала на её похоронах.

В искусстве

В музыке

  • Группа The Cult написала песню о её жизни, названную «Эди (Чао Крошка)» («Edie (Ciao, Baby)»), вошедшую в их альбом 1989 года Sonic Temple. Она была выпущена в качестве сингла, и на неё был снят клип, где Эди играл её двойник. На обложке была знаменитая фотография из фотосессии для обложки фильма «Ciao! Manhattan».
  • James Ray & The Performance написали песню, названную «Эди Седжвик» на b-стороне 12-дюймовой пластинки их первого сингла «Mexico Sundown Blues». Ремейк был зарегистрирован на LP Джеймса Рэйса Гангвара, из группы Psychodalek, и был назван «Эди».
  • «Furious Apples», английская инди-группа из Coventry (активны 1981—1985), написали песню о Седжвик, названную «Girl on Fire», которая вошла в альбом 1985 года «Something Stirs». Группа также записала необнародованный трек, содержащий семплы из уорхоловских скринтестов Седжвик.
  • Edie Brickell & New Bohemians написали песню о Седжвик «Little Miss S», вошедшую в альбом 1988 «Shooting Rubberbands at the Stars».
  • Песня «Femme Fatale» группы The Velvet Underground (с альбома The Velvet Underground And Nico), спетая Nico — это ода Эди.
  • Так же, как и песни Дилана «Just Like a Woman» и «Leopard-Skin Pill-Box Hat» были, согласно заявлению, написаны о Седжвик, так и альбом 1966 года Blonde on Blonde вероятно содержит множество ссылок на Эди, как например в песнях «Most Likely You Go Your Way (And I'll Go Mine)», «Stuck Inside of Mobile with the Memphis Blues Again». Некоторые полагают, что песня «Like a Rolling Stone» была также вдохновлена Седжвик, с цитатами «Наполеон в тряпках», «Дипломат» на его «хромированном коне», отсылающими к Энди Уорхолу. Она и Дилан имели отношения (согласно официальной версии — несексуального характера) до его брака в 1965, то есть того же года, когда была написана первая песня.
  • Английская инди-группа The Long Blondes упоминает Седжвик в припеве их песни Lust in the Movies.
  • Филадельфийский «Бард с Южной Улицы», Кенн Кведер записал песню «Edie Sedgewick» на одноимённом альбоме.
  • Альтернативная рок-группа Dramarama использовала фотографию Седжвик для обложки их альбома Cinéma Vérité. На том альбоме, песня «All I Want», содержит на Эди Седжвик Пост. Dramarama также сделала ремейк песни The Velvet Underground «Femme Fatale» на их первом «Cinema Verite» и дебюте «EP Comedy».
  • Джастин Мойер (прежде игравший в группе El Guapo/Supersystem) создал сольный проект, в котором он переодевается в Эди[17].
  • Чикагский электронный дуэт Microfilm упоминает Эди в тексте : «Edie Sedgewick in my Warhols» в их песне (Am I Ever Gonna Fall Apart in),NYC?,на b-стороне их дебютного сингла Young Adult Fiction[18].
  • В видео британского певца Will Young на ремейк песни группы The Doors Light My Fire Эди играет модель Fanni Bostrom. Видео частично основано на последнем фильме Эди Ciao! Manhattan.
  • У французской певицы Alizée (Ализе) есть песня «Fifty-Sixty», «сюжет» которой разворачивается вокруг взаимоотношений Эди с Энди Уорхолом. В 2010 году она выпускает концептуальный альбом «Une Enfant du Siècle» («Дитя века») посвященный Эди.
  • Lloyd Cole и the Commotions написали песню об Эди, названную «Grace» и вошедшую в их альбом 1985 года «Easy Pieces».
  • The Dream Academy посвятила песню Girl in a Million Эди Седжвик на из релизе Three Steps Past the Edge of Forever 1997 года.
  • Лондонское шоу музыканта Питера Глэм «The Journey» было вдохновлено разорением Эди Седжвик и содержит ссылки на знаменитый макияж Эди.
  • Мадонна играет персонаж, вдохновлённый Эди в её сингле 1992 года Deeper and Deeper.

В кино

  • В 1980-х, согласно статье журнала Interview 1985 года, Уоррен Битти купил права на экранизацию жизни Эди и планировал сделать кино с Molly Ringwald, играющей главную роль — роль Эди. Статья 1988 года в журнале Vogue сообщает что фильм назван «The War at Home» и примерно базируется на жизни Седжвик в «Фабричные дни». Линда Фиорентино должна была играть её. Сюжет основан сценарии Джона Бирума о человеке рабочего класса, который очарован Эди. Фильм так и не был снят.
  • Режиссёр Майк Николс и актриса Натали Портман рассматривали возможность создать фильм об Эди и Энди, но все же решили снять адаптацию пьесы Патрика Марбера Closer[19].
  • Сиенна Миллер сыграла Седжвик в фильме «Я соблазнила Энди Уорхола» (Factory Girl), беллетризованном фильме о её жизни, выпущенном в декабре 2006. В фильме Уорхол изображается как неисправимый циник, который и привёл Эди к психическим отклонениям и позднее к смерти. Его сыграл Гай Пирс, и Хайден Кристенсен играет Билли Куинна: очевидное скопление различных персонажей, в котором тем не менее угадывается Боб Дилан. Дилан подал в суд за клевету на режиссёра фильма, Джорджа Хикенлупера, так как по его мнению в фильме изображается, что именно он привёл Эди к окончательному упадку и смерти. Вдовец Эди, Майкл Бретт Пост, появляется в одной из финальных сцен фильма в качестве водителя такси[20].
  • Несмотря на краткость её появления, Эди присутствует в фильме Оливера Стоуна «Дорз», где её играла Дженнифер Рубин в сцене, когда Джим Моррисон, играемый Вэлом Килмером, встречается с Энди Уорхолом на вечеринке, на Фабрике.
  • В фильме «Меня там нет», основанном на жизни Боба Дилана, появляется Эди-подобный персонаж, которого сыграла Мишель Уильямс.

Другие упоминания

  • В 2004 году в Нью-Йорке состоялась премьера спектакля «Энди и Эди» написанного и спродюсированного Питером Браунштайном[21]. Роль Эди Седжвик сыграла Миша Седжвик, которая не является родственницей Эди, но по ошибке была упомянута в СМИ, как её племянница.
  • Одно из стихотворений Патти Смит в её книге «Седьмое Небо» (1972) называется «Эди Седжвик».
  • Для майского выпуска журнала Madame Figaro (еженедельное приложение к газете Le Figaro), Карл Лагерфельд сделал фотосессию под названием «Factory Story», где в образе Эди он запечатлел Ванессу Паради[22].
  • В 2010 году запланирован выход документального фильма «Edie: Girl on Fire», режиссёр фильма, Дэвид Вейсман — соавтор одноимённой книги об Эди.

Фильмография

  • Конь. Horse (без слов, 1965)
  • Винил. Vinyl (без слов, 1965)
  • Стерва. Bitch (1965)
  • Screen Test No.1 (1965)
  • Screen Test No.2 (1965)
  • Богатая Бедняжка. Poor Little Rich Girl (1965)
  • Лицо. Face (1965)
  • Ресторан. Restaurant (1965)
  • Кухня. Kitchen (1965)
  • Полдень. Afternoon (1965)
  • Beauty No. 1 (1965)
  • Beauty No. 2 (1965)
  • Космос. Space (1965)
  • Фабричные Дневники. Factory Diaries (1965)
  • Внешнее и Внутреннее Пространства. Outer and Inner Space (1965)
  • Тюрьма. Prison aka Girls In Prison (1965)
  • Льюп. Lupe (1966)
  • История Энди Уорхола. The Andy Warhol Story (1966)
    aka The Four Star Movie (1966/67)
  • Дневники, Заметки и Наброски. Diaries, Notes and Sketches (1970)
  • Чао! Манхэттан. Chao! Manhattan (1972)

Библиография

  • Victor Bockris and Gerard Malanga: Uptight — The Velvet Underground Story
  • Victor Bockris: Andy Warhol
  • Michael Opray: Andy Warhol. Film Factory
  • Jean Stein: Edie: an American Biography
  • Andy Warhol: The Philosophy of Andy Warhol
  • Melissa Painter and David Weisman: Edie: Girl on Fire Book and Film
  • Steven Watson: Factory Made: Warhol And the Sixties

Напишите отзыв о статье "Седжвик, Эди"

Примечания

  1. [www.sedgwick.org/na/families/robert1613/B/4/7/4/2/3/7/B474237-sedgwick-edith1943.html SEDGEWICK.ORG — Edith Sedgwick (1943—1971)]
  2. [www.cosmicbaseball.com/adeforest04.html COSMIC BASEBALL ASSOCIATION Season 2004 Cosmic Player Plate]
  3. [maiwandwal.com/honorarydegree.htm Maiwandwal.com the Official Website of Hashim Maiwandwal — Afghanistan]
  4. [www.cornwallhistoricalsociety.org/family_Sedgwick.htm CHS Sedgwick Family]
  5. [www.sedgwick.org/na/families/robert1613/sedgwick-robert1613.html SEDGWICK.ORG — Major General Robert Sedgwick (1613—1656)]
  6. In My Blood, Six Generations of Madnesss & Desire in an American Family, by John Sedgwick, HarperCollins Publishers, New York, 2007
  7. 1 2 A Sedgwick Genealogy, Descendants of Deacon Benjamin Sedgwick, New Haven Colony Historical Society, 1961
  8. New York Times, article «Henry de Forest, Lawyer, dies at 82», May 28th, 1937
  9. A Walloon Family in America, de Forest, Houghton Mifflin Company, 1914
  10. [www.centralparkhistory.com/timeline/index.html CentralParkHistory.com]
  11. Stein, Jean, George Plimpton, ed. Edie: American Girl, Grove Press, 1982, page 284.
  12. [www.villagevoice.com/2007-01-30/film/edie-made-easy/ village voice > film > Factory Girl: Queen of the Factory Gets a Dull Biopic by Nathan Lee]
  13. [archive.is/20120913090245/www.nypost.com/seven/01022007/gossip/pagesix/pagesix.htm 'My Sister Edie Loved Dylan' — New York Post]
  14. [www.timesonline.co.uk/tol/news/uk/article1290262.ece Warhol Muse 'lost baby by Dylan' — Sunday Times — Times Online]
  15. [entertainment.timesonline.co.uk/tol/arts_and_entertainment/article1291319.ece Gone in 15 minutes — Sunday Times — Times Online]
  16. Stein, Jean, George Plimpton, ed. Edie: American Girl, Grove Press, 1982, page 314
  17. [www.ediesedgwick.biz/ Justin Moyer’s «Edie Sedgwick» project]
  18. [www.microfilmmusic.com/main.html MicrofilmMusic.com]
  19. [www.time.com/time/magazine/article/0,9171,995787,00.html A Fantasy You Can Bring Home to Mother — TIME]
  20. [news.bbc.co.uk/2/hi/entertainment/6221163.stm BBC NEWS | Entertainment |Miller denies Dylan 'defamation']
  21. [offoffonline.com/archives.php?id=91 Double Exposure — offoffonline.com]
  22. [www.youtrendy.ru/blog/haute-couture/33.html Ванесса Паради для Мадам Фигаро. Карл Лагерфельд для Энди Уорхола — youtrendy.ru]

Ссылки

В Викицитатнике есть страница по теме
Эди Седжвик

Отрывок, характеризующий Седжвик, Эди

– Послушайте, князь, – сказала она, – я никогда не просила вас, никогда не буду просить, никогда не напоминала вам о дружбе моего отца к вам. Но теперь, я Богом заклинаю вас, сделайте это для моего сына, и я буду считать вас благодетелем, – торопливо прибавила она. – Нет, вы не сердитесь, а вы обещайте мне. Я просила Голицына, он отказал. Soyez le bon enfant que vous аvez ete, [Будьте добрым малым, как вы были,] – говорила она, стараясь улыбаться, тогда как в ее глазах были слезы.
– Папа, мы опоздаем, – сказала, повернув свою красивую голову на античных плечах, княжна Элен, ожидавшая у двери.
Но влияние в свете есть капитал, который надо беречь, чтоб он не исчез. Князь Василий знал это, и, раз сообразив, что ежели бы он стал просить за всех, кто его просит, то вскоре ему нельзя было бы просить за себя, он редко употреблял свое влияние. В деле княгини Друбецкой он почувствовал, однако, после ее нового призыва, что то вроде укора совести. Она напомнила ему правду: первыми шагами своими в службе он был обязан ее отцу. Кроме того, он видел по ее приемам, что она – одна из тех женщин, особенно матерей, которые, однажды взяв себе что нибудь в голову, не отстанут до тех пор, пока не исполнят их желания, а в противном случае готовы на ежедневные, ежеминутные приставания и даже на сцены. Это последнее соображение поколебало его.
– Chere Анна Михайловна, – сказал он с своею всегдашнею фамильярностью и скукой в голосе, – для меня почти невозможно сделать то, что вы хотите; но чтобы доказать вам, как я люблю вас и чту память покойного отца вашего, я сделаю невозможное: сын ваш будет переведен в гвардию, вот вам моя рука. Довольны вы?
– Милый мой, вы благодетель! Я иного и не ждала от вас; я знала, как вы добры.
Он хотел уйти.
– Постойте, два слова. Une fois passe aux gardes… [Раз он перейдет в гвардию…] – Она замялась: – Вы хороши с Михаилом Иларионовичем Кутузовым, рекомендуйте ему Бориса в адъютанты. Тогда бы я была покойна, и тогда бы уж…
Князь Василий улыбнулся.
– Этого не обещаю. Вы не знаете, как осаждают Кутузова с тех пор, как он назначен главнокомандующим. Он мне сам говорил, что все московские барыни сговорились отдать ему всех своих детей в адъютанты.
– Нет, обещайте, я не пущу вас, милый, благодетель мой…
– Папа! – опять тем же тоном повторила красавица, – мы опоздаем.
– Ну, au revoir, [до свиданья,] прощайте. Видите?
– Так завтра вы доложите государю?
– Непременно, а Кутузову не обещаю.
– Нет, обещайте, обещайте, Basile, [Василий,] – сказала вслед ему Анна Михайловна, с улыбкой молодой кокетки, которая когда то, должно быть, была ей свойственна, а теперь так не шла к ее истощенному лицу.
Она, видимо, забыла свои годы и пускала в ход, по привычке, все старинные женские средства. Но как только он вышел, лицо ее опять приняло то же холодное, притворное выражение, которое было на нем прежде. Она вернулась к кружку, в котором виконт продолжал рассказывать, и опять сделала вид, что слушает, дожидаясь времени уехать, так как дело ее было сделано.
– Но как вы находите всю эту последнюю комедию du sacre de Milan? [миланского помазания?] – сказала Анна Павловна. Et la nouvelle comedie des peuples de Genes et de Lucques, qui viennent presenter leurs voeux a M. Buonaparte assis sur un trone, et exaucant les voeux des nations! Adorable! Non, mais c'est a en devenir folle! On dirait, que le monde entier a perdu la tete. [И вот новая комедия: народы Генуи и Лукки изъявляют свои желания господину Бонапарте. И господин Бонапарте сидит на троне и исполняет желания народов. 0! это восхитительно! Нет, от этого можно с ума сойти. Подумаешь, что весь свет потерял голову.]
Князь Андрей усмехнулся, прямо глядя в лицо Анны Павловны.
– «Dieu me la donne, gare a qui la touche», – сказал он (слова Бонапарте, сказанные при возложении короны). – On dit qu'il a ete tres beau en prononcant ces paroles, [Бог мне дал корону. Беда тому, кто ее тронет. – Говорят, он был очень хорош, произнося эти слова,] – прибавил он и еще раз повторил эти слова по итальянски: «Dio mi la dona, guai a chi la tocca».
– J'espere enfin, – продолжала Анна Павловна, – que ca a ete la goutte d'eau qui fera deborder le verre. Les souverains ne peuvent plus supporter cet homme, qui menace tout. [Надеюсь, что это была, наконец, та капля, которая переполнит стакан. Государи не могут более терпеть этого человека, который угрожает всему.]
– Les souverains? Je ne parle pas de la Russie, – сказал виконт учтиво и безнадежно: – Les souverains, madame! Qu'ont ils fait pour Louis XVII, pour la reine, pour madame Elisabeth? Rien, – продолжал он одушевляясь. – Et croyez moi, ils subissent la punition pour leur trahison de la cause des Bourbons. Les souverains? Ils envoient des ambassadeurs complimenter l'usurpateur. [Государи! Я не говорю о России. Государи! Но что они сделали для Людовика XVII, для королевы, для Елизаветы? Ничего. И, поверьте мне, они несут наказание за свою измену делу Бурбонов. Государи! Они шлют послов приветствовать похитителя престола.]
И он, презрительно вздохнув, опять переменил положение. Князь Ипполит, долго смотревший в лорнет на виконта, вдруг при этих словах повернулся всем телом к маленькой княгине и, попросив у нее иголку, стал показывать ей, рисуя иголкой на столе, герб Конде. Он растолковывал ей этот герб с таким значительным видом, как будто княгиня просила его об этом.
– Baton de gueules, engrele de gueules d'azur – maison Conde, [Фраза, не переводимая буквально, так как состоит из условных геральдических терминов, не вполне точно употребленных. Общий смысл такой : Герб Конде представляет щит с красными и синими узкими зазубренными полосами,] – говорил он.
Княгиня, улыбаясь, слушала.
– Ежели еще год Бонапарте останется на престоле Франции, – продолжал виконт начатый разговор, с видом человека не слушающего других, но в деле, лучше всех ему известном, следящего только за ходом своих мыслей, – то дела пойдут слишком далеко. Интригой, насилием, изгнаниями, казнями общество, я разумею хорошее общество, французское, навсегда будет уничтожено, и тогда…
Он пожал плечами и развел руками. Пьер хотел было сказать что то: разговор интересовал его, но Анна Павловна, караулившая его, перебила.
– Император Александр, – сказала она с грустью, сопутствовавшей всегда ее речам об императорской фамилии, – объявил, что он предоставит самим французам выбрать образ правления. И я думаю, нет сомнения, что вся нация, освободившись от узурпатора, бросится в руки законного короля, – сказала Анна Павловна, стараясь быть любезной с эмигрантом и роялистом.
– Это сомнительно, – сказал князь Андрей. – Monsieur le vicomte [Господин виконт] совершенно справедливо полагает, что дела зашли уже слишком далеко. Я думаю, что трудно будет возвратиться к старому.
– Сколько я слышал, – краснея, опять вмешался в разговор Пьер, – почти всё дворянство перешло уже на сторону Бонапарта.
– Это говорят бонапартисты, – сказал виконт, не глядя на Пьера. – Теперь трудно узнать общественное мнение Франции.
– Bonaparte l'a dit, [Это сказал Бонапарт,] – сказал князь Андрей с усмешкой.
(Видно было, что виконт ему не нравился, и что он, хотя и не смотрел на него, против него обращал свои речи.)
– «Je leur ai montre le chemin de la gloire» – сказал он после недолгого молчания, опять повторяя слова Наполеона: – «ils n'en ont pas voulu; je leur ai ouvert mes antichambres, ils se sont precipites en foule»… Je ne sais pas a quel point il a eu le droit de le dire. [Я показал им путь славы: они не хотели; я открыл им мои передние: они бросились толпой… Не знаю, до какой степени имел он право так говорить.]
– Aucun, [Никакого,] – возразил виконт. – После убийства герцога даже самые пристрастные люди перестали видеть в нем героя. Si meme ca a ete un heros pour certaines gens, – сказал виконт, обращаясь к Анне Павловне, – depuis l'assassinat du duc il y a un Marietyr de plus dans le ciel, un heros de moins sur la terre. [Если он и был героем для некоторых людей, то после убиения герцога одним мучеником стало больше на небесах и одним героем меньше на земле.]
Не успели еще Анна Павловна и другие улыбкой оценить этих слов виконта, как Пьер опять ворвался в разговор, и Анна Павловна, хотя и предчувствовавшая, что он скажет что нибудь неприличное, уже не могла остановить его.
– Казнь герцога Энгиенского, – сказал мсье Пьер, – была государственная необходимость; и я именно вижу величие души в том, что Наполеон не побоялся принять на себя одного ответственность в этом поступке.
– Dieul mon Dieu! [Боже! мой Боже!] – страшным шопотом проговорила Анна Павловна.
– Comment, M. Pierre, vous trouvez que l'assassinat est grandeur d'ame, [Как, мсье Пьер, вы видите в убийстве величие души,] – сказала маленькая княгиня, улыбаясь и придвигая к себе работу.
– Ah! Oh! – сказали разные голоса.
– Capital! [Превосходно!] – по английски сказал князь Ипполит и принялся бить себя ладонью по коленке.
Виконт только пожал плечами. Пьер торжественно посмотрел поверх очков на слушателей.
– Я потому так говорю, – продолжал он с отчаянностью, – что Бурбоны бежали от революции, предоставив народ анархии; а один Наполеон умел понять революцию, победить ее, и потому для общего блага он не мог остановиться перед жизнью одного человека.
– Не хотите ли перейти к тому столу? – сказала Анна Павловна.
Но Пьер, не отвечая, продолжал свою речь.
– Нет, – говорил он, все более и более одушевляясь, – Наполеон велик, потому что он стал выше революции, подавил ее злоупотребления, удержав всё хорошее – и равенство граждан, и свободу слова и печати – и только потому приобрел власть.
– Да, ежели бы он, взяв власть, не пользуясь ею для убийства, отдал бы ее законному королю, – сказал виконт, – тогда бы я назвал его великим человеком.
– Он бы не мог этого сделать. Народ отдал ему власть только затем, чтоб он избавил его от Бурбонов, и потому, что народ видел в нем великого человека. Революция была великое дело, – продолжал мсье Пьер, выказывая этим отчаянным и вызывающим вводным предложением свою великую молодость и желание всё полнее высказать.
– Революция и цареубийство великое дело?…После этого… да не хотите ли перейти к тому столу? – повторила Анна Павловна.
– Contrat social, [Общественный договор,] – с кроткой улыбкой сказал виконт.
– Я не говорю про цареубийство. Я говорю про идеи.
– Да, идеи грабежа, убийства и цареубийства, – опять перебил иронический голос.
– Это были крайности, разумеется, но не в них всё значение, а значение в правах человека, в эманципации от предрассудков, в равенстве граждан; и все эти идеи Наполеон удержал во всей их силе.
– Свобода и равенство, – презрительно сказал виконт, как будто решившийся, наконец, серьезно доказать этому юноше всю глупость его речей, – всё громкие слова, которые уже давно компрометировались. Кто же не любит свободы и равенства? Еще Спаситель наш проповедывал свободу и равенство. Разве после революции люди стали счастливее? Напротив. Mы хотели свободы, а Бонапарте уничтожил ее.
Князь Андрей с улыбкой посматривал то на Пьера, то на виконта, то на хозяйку. В первую минуту выходки Пьера Анна Павловна ужаснулась, несмотря на свою привычку к свету; но когда она увидела, что, несмотря на произнесенные Пьером святотатственные речи, виконт не выходил из себя, и когда она убедилась, что замять этих речей уже нельзя, она собралась с силами и, присоединившись к виконту, напала на оратора.
– Mais, mon cher m r Pierre, [Но, мой милый Пьер,] – сказала Анна Павловна, – как же вы объясняете великого человека, который мог казнить герцога, наконец, просто человека, без суда и без вины?
– Я бы спросил, – сказал виконт, – как monsieur объясняет 18 брюмера. Разве это не обман? C'est un escamotage, qui ne ressemble nullement a la maniere d'agir d'un grand homme. [Это шулерство, вовсе не похожее на образ действий великого человека.]
– А пленные в Африке, которых он убил? – сказала маленькая княгиня. – Это ужасно! – И она пожала плечами.
– C'est un roturier, vous aurez beau dire, [Это проходимец, что бы вы ни говорили,] – сказал князь Ипполит.
Мсье Пьер не знал, кому отвечать, оглянул всех и улыбнулся. Улыбка у него была не такая, какая у других людей, сливающаяся с неулыбкой. У него, напротив, когда приходила улыбка, то вдруг, мгновенно исчезало серьезное и даже несколько угрюмое лицо и являлось другое – детское, доброе, даже глуповатое и как бы просящее прощения.
Виконту, который видел его в первый раз, стало ясно, что этот якобинец совсем не так страшен, как его слова. Все замолчали.
– Как вы хотите, чтобы он всем отвечал вдруг? – сказал князь Андрей. – Притом надо в поступках государственного человека различать поступки частного лица, полководца или императора. Мне так кажется.
– Да, да, разумеется, – подхватил Пьер, обрадованный выступавшею ему подмогой.
– Нельзя не сознаться, – продолжал князь Андрей, – Наполеон как человек велик на Аркольском мосту, в госпитале в Яффе, где он чумным подает руку, но… но есть другие поступки, которые трудно оправдать.
Князь Андрей, видимо желавший смягчить неловкость речи Пьера, приподнялся, сбираясь ехать и подавая знак жене.

Вдруг князь Ипполит поднялся и, знаками рук останавливая всех и прося присесть, заговорил:
– Ah! aujourd'hui on m'a raconte une anecdote moscovite, charmante: il faut que je vous en regale. Vous m'excusez, vicomte, il faut que je raconte en russe. Autrement on ne sentira pas le sel de l'histoire. [Сегодня мне рассказали прелестный московский анекдот; надо вас им поподчивать. Извините, виконт, я буду рассказывать по русски, иначе пропадет вся соль анекдота.]
И князь Ипполит начал говорить по русски таким выговором, каким говорят французы, пробывшие с год в России. Все приостановились: так оживленно, настоятельно требовал князь Ипполит внимания к своей истории.
– В Moscou есть одна барыня, une dame. И она очень скупа. Ей нужно было иметь два valets de pied [лакея] за карета. И очень большой ростом. Это было ее вкусу. И она имела une femme de chambre [горничную], еще большой росту. Она сказала…
Тут князь Ипполит задумался, видимо с трудом соображая.
– Она сказала… да, она сказала: «девушка (a la femme de chambre), надень livree [ливрею] и поедем со мной, за карета, faire des visites». [делать визиты.]
Тут князь Ипполит фыркнул и захохотал гораздо прежде своих слушателей, что произвело невыгодное для рассказчика впечатление. Однако многие, и в том числе пожилая дама и Анна Павловна, улыбнулись.
– Она поехала. Незапно сделался сильный ветер. Девушка потеряла шляпа, и длинны волоса расчесались…
Тут он не мог уже более держаться и стал отрывисто смеяться и сквозь этот смех проговорил:
– И весь свет узнал…
Тем анекдот и кончился. Хотя и непонятно было, для чего он его рассказывает и для чего его надо было рассказать непременно по русски, однако Анна Павловна и другие оценили светскую любезность князя Ипполита, так приятно закончившего неприятную и нелюбезную выходку мсье Пьера. Разговор после анекдота рассыпался на мелкие, незначительные толки о будущем и прошедшем бале, спектакле, о том, когда и где кто увидится.


Поблагодарив Анну Павловну за ее charmante soiree, [очаровательный вечер,] гости стали расходиться.
Пьер был неуклюж. Толстый, выше обыкновенного роста, широкий, с огромными красными руками, он, как говорится, не умел войти в салон и еще менее умел из него выйти, то есть перед выходом сказать что нибудь особенно приятное. Кроме того, он был рассеян. Вставая, он вместо своей шляпы захватил трехугольную шляпу с генеральским плюмажем и держал ее, дергая султан, до тех пор, пока генерал не попросил возвратить ее. Но вся его рассеянность и неуменье войти в салон и говорить в нем выкупались выражением добродушия, простоты и скромности. Анна Павловна повернулась к нему и, с христианскою кротостью выражая прощение за его выходку, кивнула ему и сказала:
– Надеюсь увидать вас еще, но надеюсь тоже, что вы перемените свои мнения, мой милый мсье Пьер, – сказала она.
Когда она сказала ему это, он ничего не ответил, только наклонился и показал всем еще раз свою улыбку, которая ничего не говорила, разве только вот что: «Мнения мнениями, а вы видите, какой я добрый и славный малый». И все, и Анна Павловна невольно почувствовали это.
Князь Андрей вышел в переднюю и, подставив плечи лакею, накидывавшему ему плащ, равнодушно прислушивался к болтовне своей жены с князем Ипполитом, вышедшим тоже в переднюю. Князь Ипполит стоял возле хорошенькой беременной княгини и упорно смотрел прямо на нее в лорнет.
– Идите, Annette, вы простудитесь, – говорила маленькая княгиня, прощаясь с Анной Павловной. – C'est arrete, [Решено,] – прибавила она тихо.
Анна Павловна уже успела переговорить с Лизой о сватовстве, которое она затевала между Анатолем и золовкой маленькой княгини.
– Я надеюсь на вас, милый друг, – сказала Анна Павловна тоже тихо, – вы напишете к ней и скажете мне, comment le pere envisagera la chose. Au revoir, [Как отец посмотрит на дело. До свидания,] – и она ушла из передней.
Князь Ипполит подошел к маленькой княгине и, близко наклоняя к ней свое лицо, стал полушопотом что то говорить ей.
Два лакея, один княгинин, другой его, дожидаясь, когда они кончат говорить, стояли с шалью и рединготом и слушали их, непонятный им, французский говор с такими лицами, как будто они понимали, что говорится, но не хотели показывать этого. Княгиня, как всегда, говорила улыбаясь и слушала смеясь.
– Я очень рад, что не поехал к посланнику, – говорил князь Ипполит: – скука… Прекрасный вечер, не правда ли, прекрасный?
– Говорят, что бал будет очень хорош, – отвечала княгиня, вздергивая с усиками губку. – Все красивые женщины общества будут там.
– Не все, потому что вас там не будет; не все, – сказал князь Ипполит, радостно смеясь, и, схватив шаль у лакея, даже толкнул его и стал надевать ее на княгиню.
От неловкости или умышленно (никто бы не мог разобрать этого) он долго не опускал рук, когда шаль уже была надета, и как будто обнимал молодую женщину.
Она грациозно, но всё улыбаясь, отстранилась, повернулась и взглянула на мужа. У князя Андрея глаза были закрыты: так он казался усталым и сонным.
– Вы готовы? – спросил он жену, обходя ее взглядом.
Князь Ипполит торопливо надел свой редингот, который у него, по новому, был длиннее пяток, и, путаясь в нем, побежал на крыльцо за княгиней, которую лакей подсаживал в карету.
– Рrincesse, au revoir, [Княгиня, до свиданья,] – кричал он, путаясь языком так же, как и ногами.
Княгиня, подбирая платье, садилась в темноте кареты; муж ее оправлял саблю; князь Ипполит, под предлогом прислуживания, мешал всем.
– Па звольте, сударь, – сухо неприятно обратился князь Андрей по русски к князю Ипполиту, мешавшему ему пройти.
– Я тебя жду, Пьер, – ласково и нежно проговорил тот же голос князя Андрея.
Форейтор тронулся, и карета загремела колесами. Князь Ипполит смеялся отрывисто, стоя на крыльце и дожидаясь виконта, которого он обещал довезти до дому.

– Eh bien, mon cher, votre petite princesse est tres bien, tres bien, – сказал виконт, усевшись в карету с Ипполитом. – Mais tres bien. – Он поцеловал кончики своих пальцев. – Et tout a fait francaise. [Ну, мой дорогой, ваша маленькая княгиня очень мила! Очень мила и совершенная француженка.]
Ипполит, фыркнув, засмеялся.
– Et savez vous que vous etes terrible avec votre petit air innocent, – продолжал виконт. – Je plains le pauvre Mariei, ce petit officier, qui se donne des airs de prince regnant.. [А знаете ли, вы ужасный человек, несмотря на ваш невинный вид. Мне жаль бедного мужа, этого офицерика, который корчит из себя владетельную особу.]
Ипполит фыркнул еще и сквозь смех проговорил:
– Et vous disiez, que les dames russes ne valaient pas les dames francaises. Il faut savoir s'y prendre. [А вы говорили, что русские дамы хуже французских. Надо уметь взяться.]
Пьер, приехав вперед, как домашний человек, прошел в кабинет князя Андрея и тотчас же, по привычке, лег на диван, взял первую попавшуюся с полки книгу (это были Записки Цезаря) и принялся, облокотившись, читать ее из середины.