Седжон (ван Чосона)

Седжон Великий 세종대왕<tr><td colspan="2" style="text-align: center; border-top: solid darkgray 1px;"></td></tr>
4-й ван королевства Чосон
18 сентября 1418 — 18 мая 1450
Предшественник:	Тхэджон
Преемник:	Мунджон
Рождение:	7 мая 1397(1397-05-07) Чосон, Ханъян
Смерть:	18 мая 1450(1450-05-18) (53 года) Чосон, Ханъян
Отец:	Тхэджон
Мать:	Вонгён
Супруга:	Сохён (главная жена)
Дети:	Мунджон, Седжо и ещё 22 ребёнка от разных жён и наложниц

Седжон (кор. 세종, 世宗, Sejong), также Седжон-тэван (кор. 세종대왕, 世宗大王, Sejong Daewang «ван Седжон Великий») — 4-й ван корейского государства Чосон, правивший в 1418—1450 годах. Имя — То (кор. 도, 祹, Do). Второе имя — Вонджон (кор. 원정, 元正, Won Jeong).

Посмертные титулы — Чанхон-тэван, Мёнхё-тэван.

Жизнеописание

Семья Седжона происходила из Чонджу.

Родился в 1397 году, третий сын вана Тхэджона. Молодой принц превосходил в своих способностях и знаниях двух своих братьев, поэтому в 1412 году возрасте 12 лет Ли До был дарован титул Великого принца Чхуннёна (кор. 충녕). Старшие братья Седжона не наследовали трон: Принц Яннён предпочитал охоту и развлечения государственным делам, ввиду чего был удалён из дворца; средний сын — Хёрён (кор. 효령) — ушёл в монастырь. Ван Тхэджон перед отречением зачищал правительство от должностных лиц, несогласных с возведением младшего сына на престол: поскольку Седжон являлся самым младшим из братьев, то стоял последним в порядке престолонаследия, однако он был усердным, любил читать, проявлял интерес к наукам. Зная это, Тхэджон в августе 1418, за два месяца до коронации, отрёкся от престола в пользу 22-летнего Седжона. Отец видел в своем младшем сыне все задатки, необходимые монарху — образованность, здравый ум и решительность. После отречения бывший король сохранял власть военных вплоть до своей смерти 1422. Передавая трон Сечжону, король Тхэчжон напутствовал, чтобы тот принес мир и спокойствие своему народу, поскольку ему самому в своё время пришлось быть безжалостным, чтобы утвердить королевскую власть и заложить основы династии Чосон. Седжон пользовался огромной любовью простого народа Седжон правил с 1418 до собственной смерти в 1450.

В период правления Седжона Корея испытала большой культурный подъём. Сам Седжон очень умело рисовал бамбук и орхидеи, при его правлении работали такие художники как Ан Гён, Кан Хи Ан, принц Анпхён, третий сын Седжона, также известный как И Ён.

В 1420 году Седжон учредил придворную академию Чипхёнджон («Зал достойных»), учёные которой разработали слоговой алфавит хангыль, являющийся в настоящее время основой корейской письменности.

По решению президента Республики Корея Ли Мёнбака в 2007 году начато сооружение города Седжон, названного в честь короля Седжона Великого. В этот город планируется перенести из Сеула многие правительственные учреждения.

Военные достижения

Цусимские пираты

Важным направлением во внешней политике в царствование Седжона было умиротворение отношений с Японией, потому что в конце XIV — начале XV в. Корея подвергается набегам японских пиратов (с 1393 по 1407 год был зафиксирован 61 пиратский рейд). Эти нападения разоряли хозяйство и инфраструктуру южных прибрежных провинций, что приводило к их обезлюдению, а также нарушали морское сообщение с Китаем и Японией (захватывались корабли, которые везли в Чосон ценные грузы). При этом пираты пользовались поддержкой как японских (например, правителей Цусимы), так и некоторых корейских могущественных кланов.

Наиболее опустошительным был набег в 1419 году, когда японские пираты на 50 военных кораблях, направлявшихся к берегам китайской провинции Чжэцзян, в 5-й день 5-го месяца, проходя мимо берегов Кореи, высадились в провинции Чхунчхон в уезде Пиин. Получив отпор со стороны корейских сухопутных войск, японцы попытались продолжить свой грабительский рейд севернее, высадившись 11-го числа в местечке Ёнпхён провинции Хванхэ, которая находилась с противоположной стороны залива. Тогда, в 14-й день 5-го месяца 1419 года, король Седжон по совету своего отца организовал Восточную экспедицию (в год Земляной Свиньи) против пиратских гнезд на остове Цусима, расположенном в Корейском проливе в 50 километрах от Пусана. Флот в составе 227 кораблей и 17 тысяч солдат под командованием Ли Чжонму был сформирован к 6-му месяцу и подошел к берегам Цусимы, к 20-му числу того же месяца 1419 года потопил за две недели 124 вражеских судна, и они нанесли значительный урон прибрежным поселениям. Во время вторжения корейцы убили 700, взяли в плен 110 пиратов, а также освободили не менее 140 китайцев, захваченных пиратами. С корейской стороны 180 человек погибло в бою.

В сентябре 1419 года от губернатора Цусимы добились покорности Корее и обещания впредь делать все, чтобы не допускать пиратских набегов к ее берегам. По просьбе цусимского правителя по «Договору года кехэ» 1443 г. (25-й год Седжона) японцы получили разрешение вести торговлю в трех корейских портах (Пусане (кор. 부산), Чепхо (кор. 제퍼) и Ёмпхо (кор. 염퍼), известных как «Три порта» — Сампхо), куда в год могло прибывать 50 кораблей, и временно селиться в этих городах. Исключением стал 1510 год, когда японские поселенцы Трех портов подняли мятеж и затем порты были закрыты, на протяжении XV—XVI вв. японцы постоянно проживали в южной части Кореи. Считается, что Корею ежегодно посещало до 6—8 тыс. японцев, а средний срок их проживания составлял около 8 месяцев в году. В Японию вывозили продовольствие и ткани (особенно хлопчатобумажные), одежду и фарфор, меха, женьшень и книги. Из Японии в Корею привозили медь, олово, красители, серу, лекарства и благовония.

С Японией, правительством сёгуната Асикага, происходил обмен посольствами. Проезд через Цусиму сопровождали торжественные ритуалы, корейских посольств (Корея была единственной страной, которой в XVII—XIX веках разрешалось отправлять посольства в Японию). Власти Цусимы какое-то время признавали свое «зависимое» положение от Кореи — примерно по той же схеме сама Корея признавала свою «зависимость» от Китая. Проявлялась эта зависимость в форме выплаты дани, причем в ответ Корея посылала на Цусиму подарки, которые по своей ценности могли превосходить стоимость дани. Единственным же существенным проявлением вассалитета Цусимы по отношению к Корее было обычное добрососедство взамен былой вражды. При этом Корея и не пыталась установить административный контроль над островом.

Образ в культуре

О жизни Седжона Великого повествуют следующие киноленты:

Год	Название	Роль	Канал
2008	Седжон Великий!	Ким Сангён	KBS1
2011	Дерево с глубокими корнями	Хан Сунню	SBS
2012	Королева Инссо	Чан Мусон	?
1983-1990	500 лет династии Чосон	?	MBC
2012	Я король	Чо Джихун	?
2008	Божественное оружие	?	SBS
1998-2000	Король и дождь	Хан Саккю	KBS
1996-1998	Слёзы дракона	Ким Мисэн	KBS
1998—2000	Саюксин	Ли Хёсин	KBS
2015	Брызги любви	Юн Ду Джун	MBC,Naver TV Cast

См. также

• Анналы династии Чосон

Литература

• Концевич Л. Р. [search.rsl.ru/ru/catalog/record/4696545 Хронология стран Восточной и Центральной Азии]. — М.: Издательская фирма «Восточная литература» РАН, 2010. — 806 с. — ISBN 978-5-02-036350-2.
• Концевич Л. Р. [search.rsl.ru/ru/catalog/record/5112826 Хронология стран Восточной и Центральной Азии]. — М.: Издательская фирма «Восточная литература» РАН, 2011. — Т. Addenda. — 687 с. — ISBN ISBN 978-5-02-036479-0.
• [replay.waybackmachine.org/20080511203747/www.genealogia.ru/projects/lib/catalog/rulers/10.htm Восточная Азия] // [replay.waybackmachine.org/20080511203747/www.genealogia.ru/projects/lib/catalog/rulers/0.htm Правители Мира. Хронологическо-генеалогические таблицы по всемирной истории в 4 тт.] / Автор-составитель В. В. Эрлихман. — Т. 3. — С. 346—353.
• Young-Key Kim-Renaud. King Sejong the Great: The Light of Fifteenth Century Korea. — International Circle of Korean, 1992. — 119 с. — ISBN 1882177002.
• Gale, James Scarth. Hiistory of the Korean People Annotated and introduction by Richard Rutt.. — Seoul: : Royal Asiatic Society,, 1972.

Ссылки

• koreana.kf.or.kr/pdf_file/1997/1997_AUTUMN_S008.pdf
• www-personal.umich.edu/~jbourj/money5.htm
• koreajoongangdaily.joins.com/news/article/Article.aspx?aid=2947100
• koreana.kf.or.kr/pdf_file/2008/2008_AUTUMN_R008.pdf
• terms.naver.com/entry.nhn?docId=534935&mobile&cate^&cid=46621&categoryId=46621

Корея   Азия   История   Лингвистика   Персоналии

Отрывок, характеризующий Седжон (ван Чосона)

«Боже мой, я погибший, я бесчестный человек. Пулю в лоб, одно, что остается, а не петь, подумал он. Уйти? но куда же? всё равно, пускай поют!»
Николай мрачно, продолжая ходить по комнате, взглядывал на Денисова и девочек, избегая их взглядов.
«Николенька, что с вами?» – спросил взгляд Сони, устремленный на него. Она тотчас увидала, что что нибудь случилось с ним.
Николай отвернулся от нее. Наташа с своею чуткостью тоже мгновенно заметила состояние своего брата. Она заметила его, но ей самой так было весело в ту минуту, так далека она была от горя, грусти, упреков, что она (как это часто бывает с молодыми людьми) нарочно обманула себя. Нет, мне слишком весело теперь, чтобы портить свое веселье сочувствием чужому горю, почувствовала она, и сказала себе:
«Нет, я верно ошибаюсь, он должен быть весел так же, как и я». Ну, Соня, – сказала она и вышла на самую середину залы, где по ее мнению лучше всего был резонанс. Приподняв голову, опустив безжизненно повисшие руки, как это делают танцовщицы, Наташа, энергическим движением переступая с каблучка на цыпочку, прошлась по середине комнаты и остановилась.
«Вот она я!» как будто говорила она, отвечая на восторженный взгляд Денисова, следившего за ней.
«И чему она радуется! – подумал Николай, глядя на сестру. И как ей не скучно и не совестно!» Наташа взяла первую ноту, горло ее расширилось, грудь выпрямилась, глаза приняли серьезное выражение. Она не думала ни о ком, ни о чем в эту минуту, и из в улыбку сложенного рта полились звуки, те звуки, которые может производить в те же промежутки времени и в те же интервалы всякий, но которые тысячу раз оставляют вас холодным, в тысячу первый раз заставляют вас содрогаться и плакать.
Наташа в эту зиму в первый раз начала серьезно петь и в особенности оттого, что Денисов восторгался ее пением. Она пела теперь не по детски, уж не было в ее пеньи этой комической, ребяческой старательности, которая была в ней прежде; но она пела еще не хорошо, как говорили все знатоки судьи, которые ее слушали. «Не обработан, но прекрасный голос, надо обработать», говорили все. Но говорили это обыкновенно уже гораздо после того, как замолкал ее голос. В то же время, когда звучал этот необработанный голос с неправильными придыханиями и с усилиями переходов, даже знатоки судьи ничего не говорили, и только наслаждались этим необработанным голосом и только желали еще раз услыхать его. В голосе ее была та девственная нетронутость, то незнание своих сил и та необработанная еще бархатность, которые так соединялись с недостатками искусства пенья, что, казалось, нельзя было ничего изменить в этом голосе, не испортив его.
«Что ж это такое? – подумал Николай, услыхав ее голос и широко раскрывая глаза. – Что с ней сделалось? Как она поет нынче?» – подумал он. И вдруг весь мир для него сосредоточился в ожидании следующей ноты, следующей фразы, и всё в мире сделалось разделенным на три темпа: «Oh mio crudele affetto… [О моя жестокая любовь…] Раз, два, три… раз, два… три… раз… Oh mio crudele affetto… Раз, два, три… раз. Эх, жизнь наша дурацкая! – думал Николай. Всё это, и несчастье, и деньги, и Долохов, и злоба, и честь – всё это вздор… а вот оно настоящее… Hy, Наташа, ну, голубчик! ну матушка!… как она этот si возьмет? взяла! слава Богу!» – и он, сам не замечая того, что он поет, чтобы усилить этот si, взял втору в терцию высокой ноты. «Боже мой! как хорошо! Неужели это я взял? как счастливо!» подумал он.
О! как задрожала эта терция, и как тронулось что то лучшее, что было в душе Ростова. И это что то было независимо от всего в мире, и выше всего в мире. Какие тут проигрыши, и Долоховы, и честное слово!… Всё вздор! Можно зарезать, украсть и всё таки быть счастливым…


Давно уже Ростов не испытывал такого наслаждения от музыки, как в этот день. Но как только Наташа кончила свою баркароллу, действительность опять вспомнилась ему. Он, ничего не сказав, вышел и пошел вниз в свою комнату. Через четверть часа старый граф, веселый и довольный, приехал из клуба. Николай, услыхав его приезд, пошел к нему.
– Ну что, повеселился? – сказал Илья Андреич, радостно и гордо улыбаясь на своего сына. Николай хотел сказать, что «да», но не мог: он чуть было не зарыдал. Граф раскуривал трубку и не заметил состояния сына.
«Эх, неизбежно!» – подумал Николай в первый и последний раз. И вдруг самым небрежным тоном, таким, что он сам себе гадок казался, как будто он просил экипажа съездить в город, он сказал отцу.
– Папа, а я к вам за делом пришел. Я было и забыл. Мне денег нужно.
– Вот как, – сказал отец, находившийся в особенно веселом духе. – Я тебе говорил, что не достанет. Много ли?
– Очень много, – краснея и с глупой, небрежной улыбкой, которую он долго потом не мог себе простить, сказал Николай. – Я немного проиграл, т. е. много даже, очень много, 43 тысячи.
– Что? Кому?… Шутишь! – крикнул граф, вдруг апоплексически краснея шеей и затылком, как краснеют старые люди.
– Я обещал заплатить завтра, – сказал Николай.
– Ну!… – сказал старый граф, разводя руками и бессильно опустился на диван.
– Что же делать! С кем это не случалось! – сказал сын развязным, смелым тоном, тогда как в душе своей он считал себя негодяем, подлецом, который целой жизнью не мог искупить своего преступления. Ему хотелось бы целовать руки своего отца, на коленях просить его прощения, а он небрежным и даже грубым тоном говорил, что это со всяким случается.
Граф Илья Андреич опустил глаза, услыхав эти слова сына и заторопился, отыскивая что то.
– Да, да, – проговорил он, – трудно, я боюсь, трудно достать…с кем не бывало! да, с кем не бывало… – И граф мельком взглянул в лицо сыну и пошел вон из комнаты… Николай готовился на отпор, но никак не ожидал этого.
– Папенька! па…пенька! – закричал он ему вслед, рыдая; простите меня! – И, схватив руку отца, он прижался к ней губами и заплакал.

В то время, как отец объяснялся с сыном, у матери с дочерью происходило не менее важное объяснение. Наташа взволнованная прибежала к матери.
– Мама!… Мама!… он мне сделал…
– Что сделал?
– Сделал, сделал предложение. Мама! Мама! – кричала она. Графиня не верила своим ушам. Денисов сделал предложение. Кому? Этой крошечной девочке Наташе, которая еще недавно играла в куклы и теперь еще брала уроки.
– Наташа, полно, глупости! – сказала она, еще надеясь, что это была шутка.
– Ну вот, глупости! – Я вам дело говорю, – сердито сказала Наташа. – Я пришла спросить, что делать, а вы мне говорите: «глупости»…
Графиня пожала плечами.
– Ежели правда, что мосьё Денисов сделал тебе предложение, то скажи ему, что он дурак, вот и всё.
– Нет, он не дурак, – обиженно и серьезно сказала Наташа.
– Ну так что ж ты хочешь? Вы нынче ведь все влюблены. Ну, влюблена, так выходи за него замуж! – сердито смеясь, проговорила графиня. – С Богом!
– Нет, мама, я не влюблена в него, должно быть не влюблена в него.
– Ну, так так и скажи ему.
– Мама, вы сердитесь? Вы не сердитесь, голубушка, ну в чем же я виновата?
– Нет, да что же, мой друг? Хочешь, я пойду скажу ему, – сказала графиня, улыбаясь.
– Нет, я сама, только научите. Вам всё легко, – прибавила она, отвечая на ее улыбку. – А коли бы видели вы, как он мне это сказал! Ведь я знаю, что он не хотел этого сказать, да уж нечаянно сказал.
– Ну всё таки надо отказать.
– Нет, не надо. Мне так его жалко! Он такой милый.
– Ну, так прими предложение. И то пора замуж итти, – сердито и насмешливо сказала мать.
– Нет, мама, мне так жалко его. Я не знаю, как я скажу.
– Да тебе и нечего говорить, я сама скажу, – сказала графиня, возмущенная тем, что осмелились смотреть, как на большую, на эту маленькую Наташу.
– Нет, ни за что, я сама, а вы слушайте у двери, – и Наташа побежала через гостиную в залу, где на том же стуле, у клавикорд, закрыв лицо руками, сидел Денисов. Он вскочил на звук ее легких шагов.
– Натали, – сказал он, быстрыми шагами подходя к ней, – решайте мою судьбу. Она в ваших руках!
– Василий Дмитрич, мне вас так жалко!… Нет, но вы такой славный… но не надо… это… а так я вас всегда буду любить.
Денисов нагнулся над ее рукою, и она услыхала странные, непонятные для нее звуки. Она поцеловала его в черную, спутанную, курчавую голову. В это время послышался поспешный шум платья графини. Она подошла к ним.
– Василий Дмитрич, я благодарю вас за честь, – сказала графиня смущенным голосом, но который казался строгим Денисову, – но моя дочь так молода, и я думала, что вы, как друг моего сына, обратитесь прежде ко мне. В таком случае вы не поставили бы меня в необходимость отказа.
– Г'афиня, – сказал Денисов с опущенными глазами и виноватым видом, хотел сказать что то еще и запнулся.
Наташа не могла спокойно видеть его таким жалким. Она начала громко всхлипывать.
– Г'афиня, я виноват перед вами, – продолжал Денисов прерывающимся голосом, – но знайте, что я так боготво'ю вашу дочь и всё ваше семейство, что две жизни отдам… – Он посмотрел на графиню и, заметив ее строгое лицо… – Ну п'ощайте, г'афиня, – сказал он, поцеловал ее руку и, не взглянув на Наташу, быстрыми, решительными шагами вышел из комнаты.

На другой день Ростов проводил Денисова, который не хотел более ни одного дня оставаться в Москве. Денисова провожали у цыган все его московские приятели, и он не помнил, как его уложили в сани и как везли первые три станции.