Седиль
| ¸
| |||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||
|---|---|---|---|---|---|---|---|---|---|---|---|---|---|---|---|---|---|---|---|---|---|---|---|---|---|---|---|---|---|---|---|---|---|---|---|---|---|---|---|---|---|---|---|---|---|---|---|---|---|
| Седиль | |||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||
| |||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||
Седи́ль (также седилья, исп. cedilla) — крючок, добавленный под некоторыми согласными буквами как диакритический знак для указания на изменение их произношения. Название «седиль» — уменьшительное от староиспанского названия буквы Z — исп. ceda. Устаревшее произношение «седили» — «серила», так как в испанском языке XVI века d и r были иногда взаимозаменяемыми.
Во французском языке седиль известна как cédille[1], в португальском как cedilha, и в каталанском как ce trencada («сломанная C»).
Использование седили с буквой C
Самый часто встречаемый символ с седилью — ç (c с седилью). Этот символ использовался для обозначения звука аффрикаты /ts/ в староиспанском языке. В самом же испанском языке не используется после орфографической реформы в XVIII веке.
C-седиль была принята для письма в других языках, таких как французский, португальский, каталанский, окситанский. Представляет собой «мягкий» звук /s/ (пишется перед буквами a, o, u, тогда как c перед этими буквами представляет звук /k/).
В алфавитах других языков — турецкого, албанского, азербайджанского, башкирского, татарского, туркменского, чувашского и других — используется (также и с другими буквами) для обозначения аффрикат (/tʃ/ и др.) или шипящих. Также иногда используется при романизации арабского языка. Седиль широко используется на практике в румынском языке, хотя официальные нормы письма предписывают применять запятую под буквой, а не седиль.
Напишите отзыв о статье "Седиль"
Примечания
- ↑ Седиль // Энциклопедический словарь Брокгауза и Ефрона : в 86 т. (82 т. и 4 доп.). — СПб., 1890—1907.
| ||||||||||
|
Это заготовка статьи о письменности или букве. Вы можете помочь проекту, дополнив её. |
Отрывок, характеризующий Седиль
– Я был там, – с озлоблением сказал Ростов, как будто бы этим желая оскорбить адъютанта.Болконский заметил состояние гусара, и оно ему показалось забавно. Он слегка презрительно улыбнулся.
– Да! много теперь рассказов про это дело!
– Да, рассказов, – громко заговорил Ростов, вдруг сделавшимися бешеными глазами глядя то на Бориса, то на Болконского, – да, рассказов много, но наши рассказы – рассказы тех, которые были в самом огне неприятеля, наши рассказы имеют вес, а не рассказы тех штабных молодчиков, которые получают награды, ничего не делая.
– К которым, вы предполагаете, что я принадлежу? – спокойно и особенно приятно улыбаясь, проговорил князь Андрей.
Странное чувство озлобления и вместе с тем уважения к спокойствию этой фигуры соединялось в это время в душе Ростова.
– Я говорю не про вас, – сказал он, – я вас не знаю и, признаюсь, не желаю знать. Я говорю вообще про штабных.
– А я вам вот что скажу, – с спокойною властию в голосе перебил его князь Андрей. – Вы хотите оскорбить меня, и я готов согласиться с вами, что это очень легко сделать, ежели вы не будете иметь достаточного уважения к самому себе; но согласитесь, что и время и место весьма дурно для этого выбраны. На днях всем нам придется быть на большой, более серьезной дуэли, а кроме того, Друбецкой, который говорит, что он ваш старый приятель, нисколько не виноват в том, что моя физиономия имела несчастие вам не понравиться. Впрочем, – сказал он, вставая, – вы знаете мою фамилию и знаете, где найти меня; но не забудьте, – прибавил он, – что я не считаю нисколько ни себя, ни вас оскорбленным, и мой совет, как человека старше вас, оставить это дело без последствий. Так в пятницу, после смотра, я жду вас, Друбецкой; до свидания, – заключил князь Андрей и вышел, поклонившись обоим.
Ростов вспомнил то, что ему надо было ответить, только тогда, когда он уже вышел. И еще более был он сердит за то, что забыл сказать это. Ростов сейчас же велел подать свою лошадь и, сухо простившись с Борисом, поехал к себе. Ехать ли ему завтра в главную квартиру и вызвать этого ломающегося адъютанта или, в самом деле, оставить это дело так? был вопрос, который мучил его всю дорогу. То он с злобой думал о том, с каким бы удовольствием он увидал испуг этого маленького, слабого и гордого человечка под его пистолетом, то он с удивлением чувствовал, что из всех людей, которых он знал, никого бы он столько не желал иметь своим другом, как этого ненавидимого им адъютантика.
