Сезар (кинопремия, 1989)

Поделись знанием:
Перейти к: навигация, поиск
14-я церемония вручения наград премии «Сезар»
Общие сведения
Дата

4 марта 1989 года

Место проведения

Théâtre de l'Empire,
ПарижФранция Франция

Награды
Наибольшее число наград

«Камилла Клодель» (5)

Наибольшее число номинаций

«Камилла Клодель» (12)

Трансляция
Канал

Antenne 2

[www.academie-cinema.org/ Официальный сайт премии] (фр.)
 < < 13-я15-я >

14-я церемония вручения наград премии «Сезар» за заслуги в области французского кинематографа за 1988 год состоялась 4 марта 1989 года в Théâtre de l'Empire (Париж, Франция). Президентом церемонии выступил британский актёр Питер Устинов[1].





Список лауреатов и номинантов

Количество наград/номинаций:

Основные категории

Победители выделены отдельным цветом.

Категории Лауреаты и номинанты
Лучший фильм
Камилла Клодель / Camille Claudel (режиссёр: Брюно Нюиттен)
Голубая бездна / Le Grand Bleu (режиссёр: Люк Бессон)
Чтица / La Lectrice (режиссёр: Мишель Девиль)
Медведь / L'Ours (режиссёр: Жан-Жак Анно)
Жизнь — это долгая спокойная река / La vie est un long fleuve tranquille (режиссёр: Этьен Шатилье)
<center>Лучшая режиссура
Жан-Жак Анно за фильм «Медведь»
Люк Бессон — «Голубая бездна»
Мишель Девиль — «Чтица»
Клод Миллер — «Маленькая воровка» (фр.)
Клод Шаброль — «Женское дело»
<center>Лучший актёр
Жан-Поль Бельмондо — «Баловень судьбы» (за роль Сэма Лиона)
Ришар Анконина — «Баловень судьбы» (за роль Альбера Дювивье)
Даниэль Отёй — «Несколько дней со мной» (фр.) (за роль Марциаля Паскье)
Жан-Марк Барр — «Голубая бездна» (за роль Жака Майоля)
Жерар Депардьё — «Камилла Клодель» (за роль Огюста Родена)
<center>Лучшая актриса
Изабель Аджани — «Камилла Клодель» (за роль Камиллы Клодель)
Катрин Денёв — «Странное место для встречи» (фр.) (за роль Франс)
Шарлотта Генсбур — «Маленькая воровка» (за роль Жанин Кастан)
Изабель Юппер — «Женское дело» (за роль Мари Латур)
Миу-Миу — «Чтица» (за роль Констанс / Мари)
<center>Лучший актёр второго плана
Патрик Шенэ (фр.) — «Чтица» (за роль директора компании)
Патрик Бушите (фр.) — «Жизнь — это долгая спокойная река» (за роль отца Оберже)
Ален Кюни — «Камилла Клодель» (за роль Луи-Проспера Клоделя)
Жан-Пьер Марьель — «Несколько дней со мной» (за роль Рауля Фонфрина)
Жан Рено — «Голубая бездна» (за роль Энцо Молинари)
<center>Лучшая актриса второго плана
Элен Венсан (фр.) — «Жизнь — это долгая спокойная река» (за роль мадам Мариэль Ле Кенуа)
Мария Казарес — «Чтица» (за роль вдовы генерала)
Франсуаза Фабиан — «Три билета на 26-ое» (фр.) (за роль Милен де Ламбер)
Доминик Лаванан (фр.) — «Несколько дней со мной» (за роль мадам Ирен Фонфрин)
Мари Трентиньян — «Женское дело» (за роль Люси)
<center>Самый многообещающий актёр
Стефан Фрейсс (фр.) — «Шуаны»
Лоран Гревиль (фр.) — «Камилла Клодель» (за роль Поля Клоделя)
Тома Лангманн — «Годы сэндвичей» (фр.)
Франсуа Негре (фр.) — «Звук и ярость» (фр.)
<center>Самая многообещающая актриса
Катрин Жакоб (фр.) — «Жизнь — это долгая спокойная река»
Натали Кардон — «Странное место для встречи»
Клотильда де Байзе (фр.) — «Детское искусство» (фр.)
Ингрид Хельд (фр.) — «Дом убийств» (фр.)
<center>Лучший оригинальный или адаптированный сценарий Этьен Шатилье (фр.), Флоранс Кентен (фр.) — «Жизнь — это долгая спокойная река»
Франсуа Дюпейрон (фр.), Доминик Фэсс (фр.) — «Странное место для встречи»
Мишель Девиль, Розалинда Девиль — «Чтица»
• Люк Беро (фр.), Клод Де Живре (фр.), Анн Миллер, Франсуа Трюффо (посмертно) — «Маленькая воровка»
<center>Лучшая музыка к фильму Эрик Серра — «Голубая бездна»
Габриэль Яред — «Камилла Клодель»
Франсис Ле — «Баловень судьбы»
<center>Лучший монтаж Ноэль Буассон (фр.) — «Медведь»
• Жоэль Аш (фр.) и Жанна Кеф — «Камилла Клодель»
• Раймон Гуйо (фр.) — «Чтица»
<center>Лучшая работа оператора
Пьер Ломм — «Камилла Клодель»
Карло Варини (фр.) — «Голубая бездна»
Филипп Руссело — «Медведь»
<center>Лучшие декорации Бернар Визат — «Камилла Клодель»
• Тьерри Лепруст — «Чтица»
• Бернар Эвейн (фр.) — «Три билета на 26-ое»
<center>Лучшие костюмы Доминик Борг (фр.) — «Камилла Клодель»
• Ивонн Сассино Де Нель (фр.) — «Шуаны»
• Элизабет Тавернье — «Жизнь — это долгая спокойная река»
<center>Лучший звук Пьер Бефве, Франсуа Гру (фр.), Жерар Лампс (фр.) — «Голубая бездна»
• Франсуа Гру, Доминик Эннекен (фр.), Гийом Сьиама — «Камилла Клодель»
• Бернар Леруа, Лоран Квальо (фр.), Клод Вилланд (фр.) — «Медведь»
<center>Лучшая дебютная работа
(фр. Meilleure Première Oeuvre)
«Жизнь — это долгая спокойная река» / La vie est un long fleuve tranquille (режиссёр: Этьен Шатилье)
• «Камилла Клодель» / Camille Claudel (режиссёр: Брюно Нюиттен)
• «Шоколад» / Chocolat (режиссёр: Клер Дени)
• «Странное место для встречи» / Drôle d'endroit pour une rencontre (режиссёр: Франсуа Дюпейрон)
<center>Лучший короткометражный документальный фильм Роман Чета / Chet's romance (режиссёр: Бертран Февр)
• Classified People (режиссёр: Иоланда Зоберман)
• Devant le mur (режиссёр: Дэйзи Ламот)
<center>Лучший короткометражный игровой фильм Lamento (режиссёр: Франсуа Дюпейрон)
• Big Bang (режиссёр: Эрик Ворет)
• New York 1935 (режиссёр: Мишель Ферран-Лафайе)
• Une femme pour l'hiver (режиссёр: Мануэль Флеш)
<center>Лучший короткометражный анимационный фильм Химерическая лестница / L'Escalier chimérique (режиссёр: Даниэль Гионне)
La Princesse des diamants (режиссёр: Мишель Осело)
• Работа железа / Le travail du fer (режиссёры: Селия Каннинг, Нери Катино)
<center>Лучший постер
(фр. Meilleure Affiche)
«Маленькая воровка» — Стефан Беликофф, Анн Миллер, Люк Ру
• «Голубая бездна» — Анджей Малиновский
• «Чтица» — Бенжамин Балтимор
• «Медведь» — Кристиан Блондель
• «Время удовольствий» (фр.) — Анаи Леклерк, Даниэль Палестрант
<center>Лучший фильм Европейского сообщества
(фр. Meilleur Film de l'Europe Communautaire)
Кафе «Багдад» / Out of Rosenheim (ФРГ, США США, реж. Перси Адлон)
Далёкие голоса, застывшие жизни / Distant Voices, Still Lives (Великобритания, реж. Теренс Дэвис)
Пир Бабетты / Babettes gæstebud (Дания, реж. Габриэль Аксель)
Пелле-завоеватель / Pelle Erobreren (Дания, Швеция Швеция, реж. Билле Аугуст)
<center>Лучший иностранный фильм Кафе «Багдад» / Out of Rosenheim (ФРГ, США США, реж. Перси Адлон)
Птица / Bird (США, реж. Клинт Иствуд)
Кто подставил кролика Роджера / Who Framed Roger Rabbit (США, реж. Роберт Земекис)
Салям, Бомбей! / Salaam Bombay! / सलाम बॉम्बे! (Индия), реж. Мира Наир)

Специальная награда

<center>Почётный «Сезар» Бернар Блие
Поль Гримо

См. также

  • «Оскар» 1989 (главная ежегодная национальная кинопремия США)
  • «Золотой глобус» 1989 (премия Голливудской ассоциации иностранной прессы)
  •  BAFTA 1989 (премия Британской академии кино и телевизионных искусств)
  • «Сатурн» 1990 (премия за заслуги в области фантастики, фэнтези и фильмов ужасов)
  • «Золотая малина» 1989 (премия за сомнительные заслуги в области кинематографа)

Напишите отзыв о статье "Сезар (кинопремия, 1989)"

Примечания

  1. [www.academie-cinema.org/data/document/presidents-ceremonie1.pdf Présidences de Cérémonie]

Ссылки

  • [www.academie-cinema.org/ceremonie/palmares.html?annee=1989 Список лауреатов и номинантов 14-й церемонии на официальном сайте Академии искусств и технологий кинематографа] (фр.)
  • [www.imdb.com/event/ev0000157/1989 Список лауреатов и номинантов премии «Сезар» в 1989 году на сайте IMDb] (англ.) (фр.)
  • [www.imdb.com/title/tt1586091/ Организаторы и участники 14-й церемонии на сайте IMDb]
  • [www.allocine.fr/festivals/festival-128/edition-18353134/palmares/ Prix et nominations: César 1989] (фр.)

Отрывок, характеризующий Сезар (кинопремия, 1989)

Пьер помолчал, отыскивая.
«Вино? Объедение? Праздность? Леность? Горячность? Злоба? Женщины?» Перебирал он свои пороки, мысленно взвешивая их и не зная которому отдать преимущество.
– Женщины, – сказал тихим, чуть слышным голосом Пьер. Масон не шевелился и не говорил долго после этого ответа. Наконец он подвинулся к Пьеру, взял лежавший на столе платок и опять завязал ему глаза.
– Последний раз говорю вам: обратите всё ваше внимание на самого себя, наложите цепи на свои чувства и ищите блаженства не в страстях, а в своем сердце. Источник блаженства не вне, а внутри нас…
Пьер уже чувствовал в себе этот освежающий источник блаженства, теперь радостью и умилением переполнявший его душу.


Скоро после этого в темную храмину пришел за Пьером уже не прежний ритор, а поручитель Вилларский, которого он узнал по голосу. На новые вопросы о твердости его намерения, Пьер отвечал: «Да, да, согласен», – и с сияющею детскою улыбкой, с открытой, жирной грудью, неровно и робко шагая одной разутой и одной обутой ногой, пошел вперед с приставленной Вилларским к его обнаженной груди шпагой. Из комнаты его повели по коридорам, поворачивая взад и вперед, и наконец привели к дверям ложи. Вилларский кашлянул, ему ответили масонскими стуками молотков, дверь отворилась перед ними. Чей то басистый голос (глаза Пьера всё были завязаны) сделал ему вопросы о том, кто он, где, когда родился? и т. п. Потом его опять повели куда то, не развязывая ему глаз, и во время ходьбы его говорили ему аллегории о трудах его путешествия, о священной дружбе, о предвечном Строителе мира, о мужестве, с которым он должен переносить труды и опасности. Во время этого путешествия Пьер заметил, что его называли то ищущим, то страждущим, то требующим, и различно стучали при этом молотками и шпагами. В то время как его подводили к какому то предмету, он заметил, что произошло замешательство и смятение между его руководителями. Он слышал, как шопотом заспорили между собой окружающие люди и как один настаивал на том, чтобы он был проведен по какому то ковру. После этого взяли его правую руку, положили на что то, а левою велели ему приставить циркуль к левой груди, и заставили его, повторяя слова, которые читал другой, прочесть клятву верности законам ордена. Потом потушили свечи, зажгли спирт, как это слышал по запаху Пьер, и сказали, что он увидит малый свет. С него сняли повязку, и Пьер как во сне увидал, в слабом свете спиртового огня, несколько людей, которые в таких же фартуках, как и ритор, стояли против него и держали шпаги, направленные в его грудь. Между ними стоял человек в белой окровавленной рубашке. Увидав это, Пьер грудью надвинулся вперед на шпаги, желая, чтобы они вонзились в него. Но шпаги отстранились от него и ему тотчас же опять надели повязку. – Теперь ты видел малый свет, – сказал ему чей то голос. Потом опять зажгли свечи, сказали, что ему надо видеть полный свет, и опять сняли повязку и более десяти голосов вдруг сказали: sic transit gloria mundi. [так проходит мирская слава.]
Пьер понемногу стал приходить в себя и оглядывать комнату, где он был, и находившихся в ней людей. Вокруг длинного стола, покрытого черным, сидело человек двенадцать, всё в тех же одеяниях, как и те, которых он прежде видел. Некоторых Пьер знал по петербургскому обществу. На председательском месте сидел незнакомый молодой человек, в особом кресте на шее. По правую руку сидел итальянец аббат, которого Пьер видел два года тому назад у Анны Павловны. Еще был тут один весьма важный сановник и один швейцарец гувернер, живший прежде у Курагиных. Все торжественно молчали, слушая слова председателя, державшего в руке молоток. В стене была вделана горящая звезда; с одной стороны стола был небольшой ковер с различными изображениями, с другой было что то в роде алтаря с Евангелием и черепом. Кругом стола было 7 больших, в роде церковных, подсвечников. Двое из братьев подвели Пьера к алтарю, поставили ему ноги в прямоугольное положение и приказали ему лечь, говоря, что он повергается к вратам храма.
– Он прежде должен получить лопату, – сказал шопотом один из братьев.
– А! полноте пожалуйста, – сказал другой.
Пьер, растерянными, близорукими глазами, не повинуясь, оглянулся вокруг себя, и вдруг на него нашло сомнение. «Где я? Что я делаю? Не смеются ли надо мной? Не будет ли мне стыдно вспоминать это?» Но сомнение это продолжалось только одно мгновение. Пьер оглянулся на серьезные лица окружавших его людей, вспомнил всё, что он уже прошел, и понял, что нельзя остановиться на половине дороги. Он ужаснулся своему сомнению и, стараясь вызвать в себе прежнее чувство умиления, повергся к вратам храма. И действительно чувство умиления, еще сильнейшего, чем прежде, нашло на него. Когда он пролежал несколько времени, ему велели встать и надели на него такой же белый кожаный фартук, какие были на других, дали ему в руки лопату и три пары перчаток, и тогда великий мастер обратился к нему. Он сказал ему, чтобы он старался ничем не запятнать белизну этого фартука, представляющего крепость и непорочность; потом о невыясненной лопате сказал, чтобы он трудился ею очищать свое сердце от пороков и снисходительно заглаживать ею сердце ближнего. Потом про первые перчатки мужские сказал, что значения их он не может знать, но должен хранить их, про другие перчатки мужские сказал, что он должен надевать их в собраниях и наконец про третьи женские перчатки сказал: «Любезный брат, и сии женские перчатки вам определены суть. Отдайте их той женщине, которую вы будете почитать больше всех. Сим даром уверите в непорочности сердца вашего ту, которую изберете вы себе в достойную каменьщицу». И помолчав несколько времени, прибавил: – «Но соблюди, любезный брат, да не украшают перчатки сии рук нечистых». В то время как великий мастер произносил эти последние слова, Пьеру показалось, что председатель смутился. Пьер смутился еще больше, покраснел до слез, как краснеют дети, беспокойно стал оглядываться и произошло неловкое молчание.
Молчание это было прервано одним из братьев, который, подведя Пьера к ковру, начал из тетради читать ему объяснение всех изображенных на нем фигур: солнца, луны, молотка. отвеса, лопаты, дикого и кубического камня, столба, трех окон и т. д. Потом Пьеру назначили его место, показали ему знаки ложи, сказали входное слово и наконец позволили сесть. Великий мастер начал читать устав. Устав был очень длинен, и Пьер от радости, волнения и стыда не был в состоянии понимать того, что читали. Он вслушался только в последние слова устава, которые запомнились ему.
«В наших храмах мы не знаем других степеней, – читал „великий мастер, – кроме тех, которые находятся между добродетелью и пороком. Берегись делать какое нибудь различие, могущее нарушить равенство. Лети на помощь к брату, кто бы он ни был, настави заблуждающегося, подними упадающего и не питай никогда злобы или вражды на брата. Будь ласков и приветлив. Возбуждай во всех сердцах огнь добродетели. Дели счастье с ближним твоим, и да не возмутит никогда зависть чистого сего наслаждения. Прощай врагу твоему, не мсти ему, разве только деланием ему добра. Исполнив таким образом высший закон, ты обрящешь следы древнего, утраченного тобой величества“.
Кончил он и привстав обнял Пьера и поцеловал его. Пьер, с слезами радости на глазах, смотрел вокруг себя, не зная, что отвечать на поздравления и возобновления знакомств, с которыми окружили его. Он не признавал никаких знакомств; во всех людях этих он видел только братьев, с которыми сгорал нетерпением приняться за дело.
Великий мастер стукнул молотком, все сели по местам, и один прочел поучение о необходимости смирения.
Великий мастер предложил исполнить последнюю обязанность, и важный сановник, который носил звание собирателя милостыни, стал обходить братьев. Пьеру хотелось записать в лист милостыни все деньги, которые у него были, но он боялся этим выказать гордость, и записал столько же, сколько записывали другие.
Заседание было кончено, и по возвращении домой, Пьеру казалось, что он приехал из какого то дальнего путешествия, где он провел десятки лет, совершенно изменился и отстал от прежнего порядка и привычек жизни.


На другой день после приема в ложу, Пьер сидел дома, читая книгу и стараясь вникнуть в значение квадрата, изображавшего одной своей стороною Бога, другою нравственное, третьею физическое и четвертою смешанное. Изредка он отрывался от книги и квадрата и в воображении своем составлял себе новый план жизни. Вчера в ложе ему сказали, что до сведения государя дошел слух о дуэли, и что Пьеру благоразумнее бы было удалиться из Петербурга. Пьер предполагал ехать в свои южные имения и заняться там своими крестьянами. Он радостно обдумывал эту новую жизнь, когда неожиданно в комнату вошел князь Василий.
– Мой друг, что ты наделал в Москве? За что ты поссорился с Лёлей, mon сher? [дорогой мoй?] Ты в заблуждении, – сказал князь Василий, входя в комнату. – Я всё узнал, я могу тебе сказать верно, что Элен невинна перед тобой, как Христос перед жидами. – Пьер хотел отвечать, но он перебил его. – И зачем ты не обратился прямо и просто ко мне, как к другу? Я всё знаю, я всё понимаю, – сказал он, – ты вел себя, как прилично человеку, дорожащему своей честью; может быть слишком поспешно, но об этом мы не будем судить. Одно ты помни, в какое положение ты ставишь ее и меня в глазах всего общества и даже двора, – прибавил он, понизив голос. – Она живет в Москве, ты здесь. Помни, мой милый, – он потянул его вниз за руку, – здесь одно недоразуменье; ты сам, я думаю, чувствуешь. Напиши сейчас со мною письмо, и она приедет сюда, всё объяснится, а то я тебе скажу, ты очень легко можешь пострадать, мой милый.
Князь Василий внушительно взглянул на Пьера. – Мне из хороших источников известно, что вдовствующая императрица принимает живой интерес во всем этом деле. Ты знаешь, она очень милостива к Элен.
Несколько раз Пьер собирался говорить, но с одной стороны князь Василий не допускал его до этого, с другой стороны сам Пьер боялся начать говорить в том тоне решительного отказа и несогласия, в котором он твердо решился отвечать своему тестю. Кроме того слова масонского устава: «буди ласков и приветлив» вспоминались ему. Он морщился, краснел, вставал и опускался, работая над собою в самом трудном для него в жизни деле – сказать неприятное в глаза человеку, сказать не то, чего ожидал этот человек, кто бы он ни был. Он так привык повиноваться этому тону небрежной самоуверенности князя Василия, что и теперь он чувствовал, что не в силах будет противостоять ей; но он чувствовал, что от того, что он скажет сейчас, будет зависеть вся дальнейшая судьба его: пойдет ли он по старой, прежней дороге, или по той новой, которая так привлекательно была указана ему масонами, и на которой он твердо верил, что найдет возрождение к новой жизни.
– Ну, мой милый, – шутливо сказал князь Василий, – скажи же мне: «да», и я от себя напишу ей, и мы убьем жирного тельца. – Но князь Василий не успел договорить своей шутки, как Пьер с бешенством в лице, которое напоминало его отца, не глядя в глаза собеседнику, проговорил шопотом:
– Князь, я вас не звал к себе, идите, пожалуйста, идите! – Он вскочил и отворил ему дверь.
– Идите же, – повторил он, сам себе не веря и радуясь выражению смущенности и страха, показавшемуся на лице князя Василия.
– Что с тобой? Ты болен?
– Идите! – еще раз проговорил дрожащий голос. И князь Василий должен был уехать, не получив никакого объяснения.
Через неделю Пьер, простившись с новыми друзьями масонами и оставив им большие суммы на милостыни, уехал в свои именья. Его новые братья дали ему письма в Киев и Одессу, к тамошним масонам, и обещали писать ему и руководить его в его новой деятельности.


Дело Пьера с Долоховым было замято, и, несмотря на тогдашнюю строгость государя в отношении дуэлей, ни оба противника, ни их секунданты не пострадали. Но история дуэли, подтвержденная разрывом Пьера с женой, разгласилась в обществе. Пьер, на которого смотрели снисходительно, покровительственно, когда он был незаконным сыном, которого ласкали и прославляли, когда он был лучшим женихом Российской империи, после своей женитьбы, когда невестам и матерям нечего было ожидать от него, сильно потерял во мнении общества, тем более, что он не умел и не желал заискивать общественного благоволения. Теперь его одного обвиняли в происшедшем, говорили, что он бестолковый ревнивец, подверженный таким же припадкам кровожадного бешенства, как и его отец. И когда, после отъезда Пьера, Элен вернулась в Петербург, она была не только радушно, но с оттенком почтительности, относившейся к ее несчастию, принята всеми своими знакомыми. Когда разговор заходил о ее муже, Элен принимала достойное выражение, которое она – хотя и не понимая его значения – по свойственному ей такту, усвоила себе. Выражение это говорило, что она решилась, не жалуясь, переносить свое несчастие, и что ее муж есть крест, посланный ей от Бога. Князь Василий откровеннее высказывал свое мнение. Он пожимал плечами, когда разговор заходил о Пьере, и, указывая на лоб, говорил:
– Un cerveau fele – je le disais toujours. [Полусумасшедший – я всегда это говорил.]
– Я вперед сказала, – говорила Анна Павловна о Пьере, – я тогда же сейчас сказала, и прежде всех (она настаивала на своем первенстве), что это безумный молодой человек, испорченный развратными идеями века. Я тогда еще сказала это, когда все восхищались им и он только приехал из за границы, и помните, у меня как то вечером представлял из себя какого то Марата. Чем же кончилось? Я тогда еще не желала этой свадьбы и предсказала всё, что случится.
Анна Павловна по прежнему давала у себя в свободные дни такие вечера, как и прежде, и такие, какие она одна имела дар устроивать, вечера, на которых собиралась, во первых, la creme de la veritable bonne societe, la fine fleur de l'essence intellectuelle de la societe de Petersbourg, [сливки настоящего хорошего общества, цвет интеллектуальной эссенции петербургского общества,] как говорила сама Анна Павловна. Кроме этого утонченного выбора общества, вечера Анны Павловны отличались еще тем, что всякий раз на своем вечере Анна Павловна подавала своему обществу какое нибудь новое, интересное лицо, и что нигде, как на этих вечерах, не высказывался так очевидно и твердо градус политического термометра, на котором стояло настроение придворного легитимистского петербургского общества.