Пишевари, Сеид Джафар

Поделись знанием:
(перенаправлено с «Сеид Джафар Пишевари»)
Перейти к: навигация, поиск
Сеид Джафар Пишевари
азерб. Seyid Cəfər Pişəvəri
перс. سید جعفر پیشه‌وری
Имя при рождении:

Мир Джафар Джавадзаде

Дата рождения:

1892(1892)

Место рождения:

дер. Зейвя, Ардебиль, Каджарский Иран

Дата смерти:

11 июня 1947(1947-06-11)

Место смерти:

Баку, Азербайджанская ССР

Гражданство:

Иран Иран
СССР СССР

Партия:

Адалят
Иранская коммунистическая партия
Азербайджанская демократическая партия

Род деятельности:

Глава Азербайджанской Демократической республики

Сеид Джафар Пишевари (наст. Мир Джафар Джавад-заде, перс. سید جعفر پیشه‌وری‎, азерб. Seyid Cəfər Pişəvəri; 1892, Ардебиль — 11 июня 1947, Баку) — революционер, деятель азербайджанского национально-освободительного движения в Иране, член РСДРП, один из основателей Коммунистической партии Ирана, председатель Азербайджанской демократической партии, глава Азербайджанской Демократической Республики.





Биография

Мир Джафар Джавад-заде родился в 1892 году в азербайджанской семье, в селе Зейвя провинции Халхаль в Иранском Азербайджане. В 1905 году он переехал из Азербайджана в Баку и стал работать сельским учителем в Хырдалане[1]. Тогда же он познакомился с марксизмом, вступил в РСДРП и начал заниматься революционной деятельностью. Был одним из основателей организации «Адалят», под именем Джавад-заде Халхали. С развитием революционных событий в России и основанием под их влиянием Гилянской советской республики, в 1920 году возвращается в Иран. Назначен комиссаром иностранных дел республики, а на первом съезде Коммунистической партии Ирана — избран членом ЦК и редактором печатного органа партии. Участвовал в III Конгрессе Коминтерна и с 1929 года занимал пост первого секретаря ЦК КПИ.

Всю свою жизнь Пишевари посвятил борьбе за независимость иранского Азербайджана. Известно, что в результате подписания Туркменчайского договора территория Азербайджана была разделена между царской Россией и Ираном. С 1828 года Южный Азербайджан попавший под власть Ирана

находился под жестоким гнетом шаха, азербайджанцев-тюрков подвергали жестоким гонениям только за то, что они говорили на родном языке. В начале 20-ого века в период процветания революционных идей в разваливающейся к тому времени России, в годы образования на территории северного Азербайджана первой на всем Востоке Демократической Республики, тюрки Южного Азербайджана объединились в едином освободительном движении, возглавляемым Сейидом Джафаром Пишевари. Он и его идейные сподвижники открыли первую школу на тюркском языке, добились открытия первого тюркского радио, народной консерватории.

В годы Второй Мировой Войны Сталин стремящийся присоединить к землям СССР и Южный Азербайджан полностью поддержал Пишевари и под видом распространения идей большевизма добился переселения из Советского Азербайджана нескольких сотен рабочих и крестьян в города Тебриз, Ардебиль.

За свою деятельность Пишевари 1931-го по 1941-й год находился в заключении в иранских тюрьмах. После освобождения Пишевари основал левоопозицонную газету «Азхир» (Azhir), в которой критиковалась Иранская партия Туде, за излишнюю закрытость.

В 40-е годы вокруг Пишевари объединились и курды Ирана.

Иранских шах понимал весь масштаб надвигающегося освободительного движения, и под давлением СССР, в 1944-м году позволило Пишевари избраться в 14-й Меджлис Ирана, но его не допустили к участию в парламентской деятельности и в полномочиях ему было отказано.

Однако воссоединение Южного и Северного Азербайджана, усиление нового второго тюркского государства на Востоке после Турецкой Республики никак не входило в планы Европы и Америки и они категорически стали этому препятствовать, что было на руку иранскому шаху.

Пишевари борясь за независимость Южного Азербайджана для начала требовал Автономии.

6 сентября 1945 года в Иранском Азербайджане была создана Демократическая партия Азербайджана (ДПА), лидером которой стал Пишевари. Партия поглотила местные подразделения «Туде» и рабочие профсоюзы. Пишевари выступал за автономию Азербайджана. В одном из своих выступлений он заявил: «Мы против персидского шовинизма, мы за то, чтобы иметь автономию в пределах Ирана»[2]. В конце 1945-го года, с помощью Советского Союза, ДПА сформировала Автономное Правительство Азербайджана, во главе которого встал Пишевари.

К тому времени Сталин под давлением Америки позвал обратно всех находившихся на территории Ирана азербайджанских большевиков.

Так начались жестокие гонения иранских азербайджанцев. Иранская армия в ноябре 1946-го года положило конец автономному правительству, учинив кровавую резню на улицах Тебриза, Урмии, Ардебиля, Зенджана.

За одну ночь в Тебризе было убито свыше 25 000 азербайджанских тюрков.

На центральной площади Ардебиля были перерезаны и сожжены женщины, дети и старики, а мужчины повешены на виселицах, установленных на улицах города.

Пишевари и другие лидеры партии вынуждены были уйти в изгнание и переехали в Баку.

Советское правительство вместе с иранским шахом совместно запланировали убийство Пишевари.

Ему (кому?) было поручено инсценировать автокатастрофу по пути в Нуху. Недалеко от города Евлах автомобиль в котором был Пишевари с высокой скоростью въехал в дерево именно с той стороны где он сидел. Смертельно раненого Сеида Джафара через 5 часов доставили в соседний город в обычную поликлинику, где он и скончался от потери крови.

Сеид Джафар Пишевари погиб 11 июня 1947 года в автокатастрофе по дороге из Гянджи в Евлахский район[1].

Азербайджанский народ чтит и помнит своего сына, отдавшего годы своей жизни идее Единого Азербайджана. Именем Сеид Джафара Пишевари названы улица и гимназия в Баку.

Напишите отзыв о статье "Пишевари, Сеид Джафар"

Примечания

  1. 1 2 [www.kaspiy.az/print.php?item_id=20090509083415123&sec_id=32 Увидела свет монография о Пишевари] (рус.), Газета Каспий (05-09).
  2. [books.google.com/books?id=vShuAAAAMAAJ&q=%D0%BF%D0%B8%D1%88%D0%B5%D0%B2%D0%B0%D1%80%D0%B8+%D0%B7%D0%B0%D1%8F%D0%B2%D0%B8%D0%BB&dq=%D0%BF%D0%B8%D1%88%D0%B5%D0%B2%D0%B0%D1%80%D0%B8+%D0%B7%D0%B0%D1%8F%D0%B2%D0%B8%D0%BB&lr=&ei=TfqMS5qBKoOGyASMyqX3DQ&hl=ru&output=html&cd=2 История Ирана-ХХ век]. — ИВ РАН, 2004. — С. 219. — ISBN 5936750752, 9785936750755.

Ссылки

  • [www.marxists.org/farsi/archive/pishevari/index.htm آرشيو پيشه‌وری]  (перс.)
  • [www.wilsoncenter.org/index.cfm?topic_id=1409&fuseaction=va2.browse&sort=Collection&item=1945%2D46%20Iranian%20Crisis Iranian Crisis 1945—46] Cold War International History Project

видеоматериалы

  • [www.youtube.com/watch?v=Gd1Q_Xr46Rs&feature=related Выступление Сеид Джафара Пишевари]

Литература

  • Джамиль Гасанлы. СССР—Иран. Азербайджанский кризис и начало холодной войны. 1941—1946. Герои Отечества, 2006 г. ISBN 5-91017-012-0
  • Тадеуш Свентоховский, Brian C. Collins. [books.google.com/books?id=yjIZ6ymyNO8C Historical dictionary of Azerbaijan]. — USA: Scarecrow Press, 1999. — С. 104. — 145 с. — ISBN 0810835509.

Отрывок, характеризующий Пишевари, Сеид Джафар

Обручения не было и никому не было объявлено о помолвке Болконского с Наташей; на этом настоял князь Андрей. Он говорил, что так как он причиной отсрочки, то он и должен нести всю тяжесть ее. Он говорил, что он навеки связал себя своим словом, но что он не хочет связывать Наташу и предоставляет ей полную свободу. Ежели она через полгода почувствует, что она не любит его, она будет в своем праве, ежели откажет ему. Само собою разумеется, что ни родители, ни Наташа не хотели слышать об этом; но князь Андрей настаивал на своем. Князь Андрей бывал каждый день у Ростовых, но не как жених обращался с Наташей: он говорил ей вы и целовал только ее руку. Между князем Андреем и Наташей после дня предложения установились совсем другие чем прежде, близкие, простые отношения. Они как будто до сих пор не знали друг друга. И он и она любили вспоминать о том, как они смотрели друг на друга, когда были еще ничем , теперь оба они чувствовали себя совсем другими существами: тогда притворными, теперь простыми и искренними. Сначала в семействе чувствовалась неловкость в обращении с князем Андреем; он казался человеком из чуждого мира, и Наташа долго приучала домашних к князю Андрею и с гордостью уверяла всех, что он только кажется таким особенным, а что он такой же, как и все, и что она его не боится и что никто не должен бояться его. После нескольких дней, в семействе к нему привыкли и не стесняясь вели при нем прежний образ жизни, в котором он принимал участие. Он про хозяйство умел говорить с графом и про наряды с графиней и Наташей, и про альбомы и канву с Соней. Иногда домашние Ростовы между собою и при князе Андрее удивлялись тому, как всё это случилось и как очевидны были предзнаменования этого: и приезд князя Андрея в Отрадное, и их приезд в Петербург, и сходство между Наташей и князем Андреем, которое заметила няня в первый приезд князя Андрея, и столкновение в 1805 м году между Андреем и Николаем, и еще много других предзнаменований того, что случилось, было замечено домашними.
В доме царствовала та поэтическая скука и молчаливость, которая всегда сопутствует присутствию жениха и невесты. Часто сидя вместе, все молчали. Иногда вставали и уходили, и жених с невестой, оставаясь одни, всё также молчали. Редко они говорили о будущей своей жизни. Князю Андрею страшно и совестно было говорить об этом. Наташа разделяла это чувство, как и все его чувства, которые она постоянно угадывала. Один раз Наташа стала расспрашивать про его сына. Князь Андрей покраснел, что с ним часто случалось теперь и что особенно любила Наташа, и сказал, что сын его не будет жить с ними.
– Отчего? – испуганно сказала Наташа.
– Я не могу отнять его у деда и потом…
– Как бы я его любила! – сказала Наташа, тотчас же угадав его мысль; но я знаю, вы хотите, чтобы не было предлогов обвинять вас и меня.
Старый граф иногда подходил к князю Андрею, целовал его, спрашивал у него совета на счет воспитания Пети или службы Николая. Старая графиня вздыхала, глядя на них. Соня боялась всякую минуту быть лишней и старалась находить предлоги оставлять их одних, когда им этого и не нужно было. Когда князь Андрей говорил (он очень хорошо рассказывал), Наташа с гордостью слушала его; когда она говорила, то со страхом и радостью замечала, что он внимательно и испытующе смотрит на нее. Она с недоумением спрашивала себя: «Что он ищет во мне? Чего то он добивается своим взглядом! Что, как нет во мне того, что он ищет этим взглядом?» Иногда она входила в свойственное ей безумно веселое расположение духа, и тогда она особенно любила слушать и смотреть, как князь Андрей смеялся. Он редко смеялся, но зато, когда он смеялся, то отдавался весь своему смеху, и всякий раз после этого смеха она чувствовала себя ближе к нему. Наташа была бы совершенно счастлива, ежели бы мысль о предстоящей и приближающейся разлуке не пугала ее, так как и он бледнел и холодел при одной мысли о том.
Накануне своего отъезда из Петербурга, князь Андрей привез с собой Пьера, со времени бала ни разу не бывшего у Ростовых. Пьер казался растерянным и смущенным. Он разговаривал с матерью. Наташа села с Соней у шахматного столика, приглашая этим к себе князя Андрея. Он подошел к ним.
– Вы ведь давно знаете Безухого? – спросил он. – Вы любите его?
– Да, он славный, но смешной очень.
И она, как всегда говоря о Пьере, стала рассказывать анекдоты о его рассеянности, анекдоты, которые даже выдумывали на него.
– Вы знаете, я поверил ему нашу тайну, – сказал князь Андрей. – Я знаю его с детства. Это золотое сердце. Я вас прошу, Натали, – сказал он вдруг серьезно; – я уеду, Бог знает, что может случиться. Вы можете разлю… Ну, знаю, что я не должен говорить об этом. Одно, – чтобы ни случилось с вами, когда меня не будет…
– Что ж случится?…
– Какое бы горе ни было, – продолжал князь Андрей, – я вас прошу, m lle Sophie, что бы ни случилось, обратитесь к нему одному за советом и помощью. Это самый рассеянный и смешной человек, но самое золотое сердце.
Ни отец и мать, ни Соня, ни сам князь Андрей не могли предвидеть того, как подействует на Наташу расставанье с ее женихом. Красная и взволнованная, с сухими глазами, она ходила этот день по дому, занимаясь самыми ничтожными делами, как будто не понимая того, что ожидает ее. Она не плакала и в ту минуту, как он, прощаясь, последний раз поцеловал ее руку. – Не уезжайте! – только проговорила она ему таким голосом, который заставил его задуматься о том, не нужно ли ему действительно остаться и который он долго помнил после этого. Когда он уехал, она тоже не плакала; но несколько дней она не плача сидела в своей комнате, не интересовалась ничем и только говорила иногда: – Ах, зачем он уехал!
Но через две недели после его отъезда, она так же неожиданно для окружающих ее, очнулась от своей нравственной болезни, стала такая же как прежде, но только с измененной нравственной физиогномией, как дети с другим лицом встают с постели после продолжительной болезни.


Здоровье и характер князя Николая Андреича Болконского, в этот последний год после отъезда сына, очень ослабели. Он сделался еще более раздражителен, чем прежде, и все вспышки его беспричинного гнева большей частью обрушивались на княжне Марье. Он как будто старательно изыскивал все больные места ее, чтобы как можно жесточе нравственно мучить ее. У княжны Марьи были две страсти и потому две радости: племянник Николушка и религия, и обе были любимыми темами нападений и насмешек князя. О чем бы ни заговорили, он сводил разговор на суеверия старых девок или на баловство и порчу детей. – «Тебе хочется его (Николеньку) сделать такой же старой девкой, как ты сама; напрасно: князю Андрею нужно сына, а не девку», говорил он. Или, обращаясь к mademoiselle Bourime, он спрашивал ее при княжне Марье, как ей нравятся наши попы и образа, и шутил…
Он беспрестанно больно оскорблял княжну Марью, но дочь даже не делала усилий над собой, чтобы прощать его. Разве мог он быть виноват перед нею, и разве мог отец ее, который, она всё таки знала это, любил ее, быть несправедливым? Да и что такое справедливость? Княжна никогда не думала об этом гордом слове: «справедливость». Все сложные законы человечества сосредоточивались для нее в одном простом и ясном законе – в законе любви и самоотвержения, преподанном нам Тем, Который с любовью страдал за человечество, когда сам он – Бог. Что ей было за дело до справедливости или несправедливости других людей? Ей надо было самой страдать и любить, и это она делала.