Сеймур, Томас, 1-й барон Сеймур из Садли

Поделись знанием:
(перенаправлено с «Сеймур, Томас»)
Перейти к: навигация, поиск
Томас Сеймур
англ. Thomas Seymour, 1st Baron Seymour of Sudeley<tr><td colspan="2" style="text-align: center; border-top: solid darkgray 1px;"></td></tr>
 
Рождение: ок. 1508
Вульф-Холл, Уилтшир
Смерть: 20 марта 1549(1549-03-20)
Тауэр-Хилл, Лондон
Отец: сэр Джон Сеймур
Мать: Маргарет Уэнтворт
Супруга: Екатерина Парр
Дети: Мэри Сеймур

Томас Сеймур, 1-й барон Сеймур из Садли (англ. Thomas Seymour, 1st Baron Seymour of Sudeley, род. ок. 1508 года[1], в Вульф-Холле, Уилтшир — ум. 20 марта 1549 года[1], в Тауэре, Лондон) — английский государственный деятель, адмирал и дипломат при дворе Тюдоров.



Биография

Томас был четвёртым сыном сэра Джона Сеймура и его супруги, Маргарет Уэнтворт, и младшим братом лорда-протектора Англии Эдуарда Сеймура, 1-го герцога Сомерсета. Его сестра, Джейн Сеймур, в 1536 году стала третьей женой короля Англии Генриха VIII, другая же его сестра, Элизабет, была замужем за Грегори Кромвелем, сыном Томаса Кромвеля, 1-го графа Эссекса. Благодаря таким родственным связям Сеймур сумел завоевать доверие короля и добиться своего назначения на ответственные посты как в дипломатическом ведомстве, так и при королевском дворе.

В 1540—1542 годах Сеймур на дипломатической работе в Вене, а с 1543 года — в Нидерландах, где он отличился во время войны с Францией, и назначается командующим английскими войсками Пяти Портов (Лорд-хранитель Пяти портов). В 1544 году Сеймур получает пост командующего артиллерией, а немного позднее — адмирала флота. Его задачей была защита берегов Англии в случае нападения французов через Ла-Манш. После смерти короля Генриха VIII, при вскрытии его завещания там упоминался и Томас Сеймур. По воле умершего короля, в феврале 1547 года он становится пэром Англии, бароном Сеймуром из Садли и лордом-первым адмиралом (Lord High Admiral).

С этого времени Томас Сеймур вовлекается в серию интриг, направленных против его брата Эдуарда, лорда-протектора Англии, власти и влиянию которого Томас завидовал. Так, Томас рассчитывал занять место воспитателя своего племянника, малолетнего короля Эдуарда VI[2]. Одновременно он строит различные матримониальные планы. Сразу же после смерти короля Генриха VIII Т.Сеймур неудачно сватается к принцессе Елизавете Тюдор, будущей королеве. Затем он тайно вступает в брак со вдовой короля, Екатериной Парр[3], к которой неудачно сватался ещё в 1543 году. Желая завоевать благосклонность молодого короля, Сеймур вносит идею женитьбы Эдуарда на леди Джейн Грей, выросшей при дворе жены Т.Сеймура и вдовствующей королевы, Екатерины Парр. Будучи в звании первого адмирала страны, требовавшего от него борьбы с морским разбоем, Сеймур тем не менее вступил в сношения с пиратами западного побережья Англии, стараясь использовать последних в своих целях. Когда же его брат-протектор Англии Эдуард отправился в поход против Шотландии, Томас в его отсутствие постарался сплотить недовольных вельмож против авторитарного правления Э.Сеймура.

После смерти своей супруги в 1548 году Т.Сеймур вновь просил руки принцессы Елизаветы, и вновь неудачно. Тем не менее, при этом двору стали известны некоторые личные отношения между Елизаветой и Томасом Сеймуром[4], что привело к скандалу и расследованию дела Тайной комиссией (Privy Council). Попав в такое положение, Томас Сеймур попытался лестью завоевать расположение молодого короля Эдуарда VI и настроить его против лорда-протектора, которого король и без того едва терпел. Так, Томас поучал короля в следующих выражениях: «You must take upon yourself to rule! (Вы должны самостоятельно править!)». Однако лорд-протектор вскоре узнал про тайные посещения ночью своим братом спальни короля. В январе 1549 года Томас Сеймур был схвачен и заключён в Тауэр, затем обвинён в измене и казнён[5]. После смерти Томаса Сеймура всё его имущество, включая наследство жены, было конфисковано в пользу казны. Мэри Сеймур, дочь Томаса и Екатерины Парр, по всей видимости скончалась в двухлетнем возрасте.

Напишите отзыв о статье "Сеймур, Томас, 1-й барон Сеймур из Садли"

Примечания

  1. 1 2 Karen Lindsey, Divorced, Beheaded, Survived, xviii, Perseus Books, 1995
  2. Chris Skidmore, Edward VI, the Lost King of England, 2007, page 71-87
  3. Carolly Erickson The First Elizabeth, 1983, page 65-79
  4. Carolly Erickson, The First Elizabeth, 1983, page 84
  5. Chris Skidmore, Edward VI, the Lost King of England, 2007, page 102—104

Литература

  • Fraser, Antonia. The Wives of Henry VIII. New York: Knopf, 1992.
  • MacLean, John: The life of Sir Thomas Seymour, knight, baron Seymour of Sudeley, Lord High Admiral of England and Master of the Ordnance J.C. Hotten, 1869
  • Starkey, David. Elizabeth: The Struggle for the Throne. New York: HarperCollins, 2001.
  • Weir, Alison. The Children of Henry VIII. New York: Ballantine, 1996.

Отрывок, характеризующий Сеймур, Томас, 1-й барон Сеймур из Садли

– Что прикажете?
– Куда ж ты едешь? – крикнул Пьер на кучера, выезжавшего на Лубянку.
– К главнокомандующему приказали, – отвечал кучер.
– Дурак! скотина! – закричал Пьер, что редко с ним случалось, ругая своего кучера. – Домой я велел; и скорее ступай, болван. Еще нынче надо выехать, – про себя проговорил Пьер.
Пьер при виде наказанного француза и толпы, окружавшей Лобное место, так окончательно решил, что не может долее оставаться в Москве и едет нынче же в армию, что ему казалось, что он или сказал об этом кучеру, или что кучер сам должен был знать это.
Приехав домой, Пьер отдал приказание своему все знающему, все умеющему, известному всей Москве кучеру Евстафьевичу о том, что он в ночь едет в Можайск к войску и чтобы туда были высланы его верховые лошади. Все это не могло быть сделано в тот же день, и потому, по представлению Евстафьевича, Пьер должен был отложить свой отъезд до другого дня, с тем чтобы дать время подставам выехать на дорогу.
24 го числа прояснело после дурной погоды, и в этот день после обеда Пьер выехал из Москвы. Ночью, переменя лошадей в Перхушкове, Пьер узнал, что в этот вечер было большое сражение. Рассказывали, что здесь, в Перхушкове, земля дрожала от выстрелов. На вопросы Пьера о том, кто победил, никто не мог дать ему ответа. (Это было сражение 24 го числа при Шевардине.) На рассвете Пьер подъезжал к Можайску.
Все дома Можайска были заняты постоем войск, и на постоялом дворе, на котором Пьера встретили его берейтор и кучер, в горницах не было места: все было полно офицерами.
В Можайске и за Можайском везде стояли и шли войска. Казаки, пешие, конные солдаты, фуры, ящики, пушки виднелись со всех сторон. Пьер торопился скорее ехать вперед, и чем дальше он отъезжал от Москвы и чем глубже погружался в это море войск, тем больше им овладевала тревога беспокойства и не испытанное еще им новое радостное чувство. Это было чувство, подобное тому, которое он испытывал и в Слободском дворце во время приезда государя, – чувство необходимости предпринять что то и пожертвовать чем то. Он испытывал теперь приятное чувство сознания того, что все то, что составляет счастье людей, удобства жизни, богатство, даже самая жизнь, есть вздор, который приятно откинуть в сравнении с чем то… С чем, Пьер не мог себе дать отчета, да и ее старался уяснить себе, для кого и для чего он находит особенную прелесть пожертвовать всем. Его не занимало то, для чего он хочет жертвовать, но самое жертвование составляло для него новое радостное чувство.


24 го было сражение при Шевардинском редуте, 25 го не было пущено ни одного выстрела ни с той, ни с другой стороны, 26 го произошло Бородинское сражение.
Для чего и как были даны и приняты сражения при Шевардине и при Бородине? Для чего было дано Бородинское сражение? Ни для французов, ни для русских оно не имело ни малейшего смысла. Результатом ближайшим было и должно было быть – для русских то, что мы приблизились к погибели Москвы (чего мы боялись больше всего в мире), а для французов то, что они приблизились к погибели всей армии (чего они тоже боялись больше всего в мире). Результат этот был тогда же совершении очевиден, а между тем Наполеон дал, а Кутузов принял это сражение.
Ежели бы полководцы руководились разумными причинами, казалось, как ясно должно было быть для Наполеона, что, зайдя за две тысячи верст и принимая сражение с вероятной случайностью потери четверти армии, он шел на верную погибель; и столь же ясно бы должно было казаться Кутузову, что, принимая сражение и тоже рискуя потерять четверть армии, он наверное теряет Москву. Для Кутузова это было математически ясно, как ясно то, что ежели в шашках у меня меньше одной шашкой и я буду меняться, я наверное проиграю и потому не должен меняться.
Когда у противника шестнадцать шашек, а у меня четырнадцать, то я только на одну восьмую слабее его; а когда я поменяюсь тринадцатью шашками, то он будет втрое сильнее меня.
До Бородинского сражения наши силы приблизительно относились к французским как пять к шести, а после сражения как один к двум, то есть до сражения сто тысяч; ста двадцати, а после сражения пятьдесят к ста. А вместе с тем умный и опытный Кутузов принял сражение. Наполеон же, гениальный полководец, как его называют, дал сражение, теряя четверть армии и еще более растягивая свою линию. Ежели скажут, что, заняв Москву, он думал, как занятием Вены, кончить кампанию, то против этого есть много доказательств. Сами историки Наполеона рассказывают, что еще от Смоленска он хотел остановиться, знал опасность своего растянутого положения знал, что занятие Москвы не будет концом кампании, потому что от Смоленска он видел, в каком положении оставлялись ему русские города, и не получал ни одного ответа на свои неоднократные заявления о желании вести переговоры.
Давая и принимая Бородинское сражение, Кутузов и Наполеон поступили непроизвольно и бессмысленно. А историки под совершившиеся факты уже потом подвели хитросплетенные доказательства предвидения и гениальности полководцев, которые из всех непроизвольных орудий мировых событий были самыми рабскими и непроизвольными деятелями.