Сеймур, Эдуард, 1-й герцог Сомерсет

Поделись знанием:
Перейти к: навигация, поиск
Эдуард Сеймур
англ. Edward Seymour<tr><td colspan="2" style="text-align: center; border-top: solid darkgray 1px;"></td></tr>
Лорд-протектор Англии
1547 — 1549
Предшественник: Ричард, герцог Глостер
Преемник:
 
Рождение: ок. 1500
Смерть: 22 января 1552(1552-01-22)
Тауэр-Хилл, Лондон
Место погребения: королевская капелла Св. Петра в цепях[en]
Отец: сэр Джон Сеймур
Мать: Маргарет Уэнтворт
Супруга: 1.Кэтрин Филлол[en]
2.Анна Сеймур, герцогиня Сомерсет[en]
Дети: От первого брака: Джон Сеймур
Эдуард Сеймур[en]
От второго брака: Эдуард Сеймур
Эдуард Сеймур
Анна Сеймур[en]
Генри Сеймур[en]
Маргарет Сеймур[en]
Джейн Сеймур[en]
Кэтрин Сеймур
Эдуард Сеймур
Мэри Сеймур
Элизабет Сеймур

Эдуард Сеймур, 1-й герцог Сомерсет (англ. Edward Seymour, the 1st Duke of Somerset; ок. 1500[1] — 22 января 1552) — дядя короля Эдуарда VI, в 1547—1549 годах — регент (лорд-протектор) Англии.





При Генрихе VIII

Сын сэра Джона Сеймура из Уилтшира и Маргарет Уэнтворт, Эдуард Сеймур, после того, как его сестра Джейн Сеймур в 1536 году стала третьей женой Генриха VIII, получил титул виконта Бошампа (в том же году), а в 1537, через три дня после рождения у Джейн долгожданного наследника, будущего Эдуарда VI — титул графа Хартфорда. После кончины королевы Эдуард и его брат Томас Сеймур продолжали оставаться влиятельными фигурами при дворе Генриха. В его царствование граф Хартфорд был лорд-адмиралом (1542—1543), а затем в ходе англо-франко-шотландской войны 1544—1550 гг. участвовал в нескольких военных экспедициях в Шотландию (1544) и в обороне Булонь-сюр-Мер в 1546 году.

Приход к власти

28 января 1547 г. скончался Генрих VIII. В своём завещании он не предусмотрел поста единоличного регента (лорда-протектора) государства, назначив шестнадцать душеприказчиков коллективными регентами до совершеннолетия Эдуарда VI[2]. Однако вскоре после кончины короля, 4 февраля 1547 г., все 13 присутствовавших в Лондоне душеприказчиков, подкупленных, по крайней мере отчасти, землями и титулами[3], назначили графа Хартфорда лордом-протектором и «опекуном особы короля»[4], а вскоре он от лица малолетнего государя присвоил себе титул «герцог Сомерсет»[5]. С марта 1547 г. он получил королевские полномочия единолично назначать членов Тайного совета и консультироваться с ними по желанию[6]. С этого времени Сеймур правил Англией фактически как неограниченный монарх[7], издавая прокламации и созывая Тайный совет лишь для формального утверждения своих решений.

После смерти Генриха VIII был помилован осуждённый королём на смерть герцог Норфолк, спасённый только тем, что король умер в ночь перед казнью[8]. Однако решение парламента о конфискации его земель было сохранено (они были использованы Сеймуром для подкупа вельмож), а сам герцог просидел всё царствование Эдуарда VI в Тауэре, откуда вышел только при Марии I. Сеймур получил обе должности Норфолка — лорд-казначей и лорд-маршал.

Шотландская война

Крупным мероприятием протектора стало поначалу успешное продолжение войны с Шотландией[9] . Он вновь лично возглавил поход своего войска в Лотиан и 10 сентября 1547 г. разбил в битве при Пинки шотландского регента графа Аррана, после чего расставил по Шотландии гарнизоны вплоть до Данди[10]. Однако завоевать всю страну англичанам так и не удалось, а шотландцы обновили Старый союз с Францией[11], отправив в Париж свою малолетнюю королеву Марию Стюарт, помолвленную с дофином, будущим Франциском II[12]. Французы прислали подкрепление шотландцам, оборонявшим Эдинбург, а содержание больших гарнизонов за Твидом дорого обходилось королевской казне. В августе 1549 года Франция атаковала Булонь, что заставило регента отвести войска из Шотландии[13]. Уже после падения Сомерсета в 1550 году война закончилась Булонским миром.

Церковные реформы

Герцог Сомерсет продолжил реформаторскую церковную политику Генриха VIII, введя литургические отличия Церкви Англии от католицизма[14]. В этом ему деятельно помогали юный король, активно интересовавшийся церковными делами, и архиепископ Томас Кранмер. В 1547 году началось причащение прихожан «под обоими видами». В 1549 году священникам разрешили вступать в брак.

В 1549 году была введена составленная Кранмером Книга общих молитв, содержавшая тексты исключительно на английском языке. Эта книга с небольшими изменениями используется в Церкви Англии до сих пор. В богослужении особое внимание уделялось чтению Библии.

В ходе шотландской войны значительная часть оккупированной территории была обращена в протестантизм, что дало толчок и добровольному распространению Реформации в Шотландии.

Внутренние неудачи

Тем временем в Англии самодержавный Сомерсет столкнулся с опасной оппозицией в собственном семействе[15]. Брат протектора Томас Сеймур, женившись на вдове Генриха VIII Екатерине Парр[16], стал претендовать на опекунство над племянником и подговаривать мальчика сместить протектора[17]. За это Томас сулил Эдуарду карманные деньги[18]. После смерти Екатерины Парр в 1548 году Томас стал свататься к сестре короля 15-летней Елизавете. Обеспокоенный амбициями брата, в январе 1549 года герцог Сомерсет велел арестовать Томаса при поддержке юного короля, публично заявившего о попытках его подкупить[19]; 20 марта 1549 года Томас Сеймур был казнён без суда, по парламентскому акту[20].

В том же 1549 году вспыхнуло несколько народных восстаний, как религиозных (против введения протестантской службы на английском языке), так и экономических (восстание Роберта Кетта против огораживаний). Ранее Сомерсет распоряжался провести расследования по делам об отведении общинных земель под пастбища, занимавшийся этим член парламента Джон Хейлз связывал вопрос огораживаний с риторикой протестантского богословия. Это вызвало в народе слухи о «добром протекторе», который желает отменить огораживания, и оправдывало в глазах крестьян насилия против лендлордов[21]. Подраставший Эдуард VI записал в дневнике, что восстания начались, потому что «некоторые комиссии были посланы искоренять огораживания».

Падение

Восстания и атака Франции были восприняты обществом как личная неудача протектора. К концу сентября Тайный совет решил выступить против него единым фронтом. Почувствовав угрозу, 1 октября Сомерсет увёз короля в Виндзорский замок и издал прокламацию, объявлявшую, что король и государство в опасности[22]. Это ему не помогло; собравшийся Тайный совет единогласно осудил действия регента, объявил, что его власть исходит от Совета, а не от завещания Генриха, и повелел лишить Сомерсета регентства и арестовать его. 11 октября в Виндзоре тот был взят под стражу, переведён в Тауэр, а 12-летний король присоединился к обвинениям против дяди: «тщеславие, обогащение из моей казны, ведение опрометчивых войн в годы моей юности, пренебрежение Нью-Хейвеном, следование собственному мнению и действия от своего имени, и проч.»[23]

Освобождение, новый арест и гибель

К февралю 1550 года лидером Тайного совета стал Джон Дадли. Он освободил Сомерсета из Тауэра и вернул его в Тайный совет, а сын Дадли женился на дочери Сеймура. В октябре 1551 года бывший протектор был вновь арестован по обвинению в заговорах и попытке вернуть власть, осуждён судом не как изменник, а за уголовное преступление (фелония)[24] и лишён герцогского титула (в свою очередь, незадолго до ареста Сомерсета титул герцога Нортумберленда получил сам Дадли, резко усиливший своё влияние на короля). Утром 22 января 1552 года Сеймуру отсекли голову на Тауэрском холме[25]. Тело казнённого было похоронено в королевской капелле св. Петра в цепях (St. Peter ad vincula).

Потомство

Эдуард Сеймур был женат дважды: в 1527 году на Кэтрин Филлол (с которой развёлся) и в начале 1530-х на Энн Стенхоп.

От первого брака у него были сыновья Джон (1527—1552), посаженный вместе с отцом в Тауэр и там умерший, и сэр Эдуард[en][26], девонширский шериф[en][27] (1529—1593). После развода родителей они были объявлены незаконными, но впоследствии вновь легитимизированы.

От второго брака у Сеймура были четверо сыновей и шесть дочерей.

Никто из его сыновей не унаследовал герцогского титула, поскольку отец был лишён его по суду. Потомку Сеймура от второго брака (внуку графа Хартфорда), Уильяму (1588—1660) незадолго до смерти Карлом II был возвращён титул герцога Сомерсета за услуги, оказанные Стюартам при Реставрации. Эта линия пресеклась в 1750 году, после чего герцогами стали потомки шерифа Эдуарда, носившие полтора века лишь титул баронетов. Данный род существует и в настоящее время. Из младших нетитулованных ветвей рода Сеймуров происходил дипломат Хорас Сеймур.

См. также

Напишите отзыв о статье "Сеймур, Эдуард, 1-й герцог Сомерсет"

Примечания

  1. Barrett L. Beer: [www.oxforddnb.com/view/article/25159 «Seymour, Edward, duke of Somerset (c.1500-1552)».] Oxford Dictionary of National Biography. Online edn, Jan 2009. Retrieved 21 May 2010 (subscription required).
  2. Starkey 2002, pp. 138–39; Alford 2002, С. 69.
  3. Loach 1999, pp. 26–27; Elton 1962, С. 203
  4. Starkey 2002, pp. 138–39; Alford 2002, С. 67
  5. Loach 1999, pp. 19–25
  6. Alford 2002, С. 70 ; Jordan 1968, pp. 73–75. In 1549, William Paget described him as king in all but name.
  7. Elton 1977, pp. 334, 338
  8. Starkey 2002, pp. 130–145; Elton 1977, pp. 330–31
  9. Brigden 2000, С. 183; MacCulloch 2002, С. 42
  10. Mackie 1952, С. 484
  11. Mackie 1952, С. 485
  12. Wormald 2001, С. 62; Loach 1999, pp. 52–53. The dauphin was the future Francis II of France, son of Henry II of France.
  13. Elton 1977, pp. 340–41
  14. Starkey 2002, pp. 130–145
  15. Loades 2004, С. 34
  16. Erickson 1978, С. 234
  17. Elton 1977, pp. 333, 346.
  18. Loades 204, С. 36
  19. Loades 2004, pp. 40–41; Alford 2002, pp. 96–97
  20. Alford 2002, pp. 91–97
  21. Elton 1977, С. 333n; Alford 2002, С. 65.
  22. Brigden 2000, С. 192
  23. Quoted in Loach 1999, С. 91. By «Newhaven» is meant Ambleteuse, near Boulogne.
  24. Guy 1988, pp. 212–15; Loach 1999, pp. 101–102
  25. Loach 1999, С. 102
  26. His name was officially Lord Edward Seymour, being not the designation of a baron but the courtesy title of the son of a duke. Per Vivian, Herald’s Visitations of Devon, 1895, p.702, pedigree of Seymour of Berry Pomeroy, as confirmed by the inscription on his monument in Berry Pomeroy Church: Here lyeth the bodies of the Honorable Lord Edward Seymour, knight, sonne unto th Right Honorable Edward Seymour Duke of Somerset…
  27. The Complete Peerage vol.XIIpI, p.84

Литература

  • Alford, Stephen (2002), Kingship and Politics in the Reign of Edward VI, Cambridge: Cambridge University Press, ISBN 0-521-03971-1 .
  • Brigden, Susan (2000), New Worlds, Lost Worlds: The Rule of the Tudors, 1485–1603, London: Allen Lane/Penguin, ISBN 0-7139-9067-8 .
  • Dickens, A. G. (1967), The English Reformation, London: Fontana, ISBN 0-00-686115-6 .
  • Elton, G. R. (1962), England Under the Tudors, London: Methuen, OCLC [worldcat.org/oclc/154186398 154186398] .
  • Elton, G. R. (1977), Reform and Reformation, London: Edward Arnold, ISBN 0-7131-5953-7 .
  • Erickson, Carolly (1978), Bloody Mary, New York: Doubleday, ISBN 0-385-11663-2 .
  • Guy, John (1988), Tudor England, Oxford: Oxford University Press, ISBN 0-19-285213-2 .
  • Jordan, W. K. (1968), Edward VI: The Young King. The Protectorship of the Duke of Somerset, London: George Allen & Unwin, OCLC [worldcat.org/oclc/40403 40403] .
  • Loach, Jennifer (1999), Bernard, George & Williams, Penry, eds., Edward VI, New Haven, CT: Yale University Press, ISBN 0-300-07992-3 .
  • Loades, David (2004), Intrigue and Treason: The Tudor Court, 1547–1558, London: Pearson Longman, ISBN 0-582-77226-5 
  • MacCulloch, Diarmaid (2002), The Boy King: Edward VI and the Protestant Reformation, Berkeley: University of California Press, ISBN 0-520-23402-2 .
  • Mackie, J. D. (1952), The Earlier Tudors, 1485–1558, Oxford: Clarendon Press, OCLC [worldcat.org/oclc/186603282 186603282] .
  • Skidmore, Chris (2007), Edward VI: The Lost King of England, London: Weidenfeld & Nicolson, ISBN 978-0-297-84649-9 .
  • Starkey, David (2002), The Reign of Henry VIII, London: Vintage, ISBN 0-09-944510-7 .
  • Wormald, Jenny (2001), Mary, Queen of Scots: Politics, Passion and a Kingdom Lost, London: Tauris Parke, ISBN 1-86064-588-7 .

Отрывок, характеризующий Сеймур, Эдуард, 1-й герцог Сомерсет

И он указал ему на великого князя, который в ста шагах от них, в каске и в кавалергардском колете, с своими поднятыми плечами и нахмуренными бровями, что то кричал австрийскому белому и бледному офицеру.
– Да ведь это великий князь, а мне к главнокомандующему или к государю, – сказал Ростов и тронул было лошадь.
– Граф, граф! – кричал Берг, такой же оживленный, как и Борис, подбегая с другой стороны, – граф, я в правую руку ранен (говорил он, показывая кисть руки, окровавленную, обвязанную носовым платком) и остался во фронте. Граф, держу шпагу в левой руке: в нашей породе фон Бергов, граф, все были рыцари.
Берг еще что то говорил, но Ростов, не дослушав его, уже поехал дальше.
Проехав гвардию и пустой промежуток, Ростов, для того чтобы не попасть опять в первую линию, как он попал под атаку кавалергардов, поехал по линии резервов, далеко объезжая то место, где слышалась самая жаркая стрельба и канонада. Вдруг впереди себя и позади наших войск, в таком месте, где он никак не мог предполагать неприятеля, он услыхал близкую ружейную стрельбу.
«Что это может быть? – подумал Ростов. – Неприятель в тылу наших войск? Не может быть, – подумал Ростов, и ужас страха за себя и за исход всего сражения вдруг нашел на него. – Что бы это ни было, однако, – подумал он, – теперь уже нечего объезжать. Я должен искать главнокомандующего здесь, и ежели всё погибло, то и мое дело погибнуть со всеми вместе».
Дурное предчувствие, нашедшее вдруг на Ростова, подтверждалось всё более и более, чем дальше он въезжал в занятое толпами разнородных войск пространство, находящееся за деревнею Працом.
– Что такое? Что такое? По ком стреляют? Кто стреляет? – спрашивал Ростов, ровняясь с русскими и австрийскими солдатами, бежавшими перемешанными толпами наперерез его дороги.
– А чорт их знает? Всех побил! Пропадай всё! – отвечали ему по русски, по немецки и по чешски толпы бегущих и непонимавших точно так же, как и он, того, что тут делалось.
– Бей немцев! – кричал один.
– А чорт их дери, – изменников.
– Zum Henker diese Ruesen… [К чорту этих русских…] – что то ворчал немец.
Несколько раненых шли по дороге. Ругательства, крики, стоны сливались в один общий гул. Стрельба затихла и, как потом узнал Ростов, стреляли друг в друга русские и австрийские солдаты.
«Боже мой! что ж это такое? – думал Ростов. – И здесь, где всякую минуту государь может увидать их… Но нет, это, верно, только несколько мерзавцев. Это пройдет, это не то, это не может быть, – думал он. – Только поскорее, поскорее проехать их!»
Мысль о поражении и бегстве не могла притти в голову Ростову. Хотя он и видел французские орудия и войска именно на Праценской горе, на той самой, где ему велено было отыскивать главнокомандующего, он не мог и не хотел верить этому.


Около деревни Праца Ростову велено было искать Кутузова и государя. Но здесь не только не было их, но не было ни одного начальника, а были разнородные толпы расстроенных войск.
Он погонял уставшую уже лошадь, чтобы скорее проехать эти толпы, но чем дальше он подвигался, тем толпы становились расстроеннее. По большой дороге, на которую он выехал, толпились коляски, экипажи всех сортов, русские и австрийские солдаты, всех родов войск, раненые и нераненые. Всё это гудело и смешанно копошилось под мрачный звук летавших ядер с французских батарей, поставленных на Праценских высотах.
– Где государь? где Кутузов? – спрашивал Ростов у всех, кого мог остановить, и ни от кого не мог получить ответа.
Наконец, ухватив за воротник солдата, он заставил его ответить себе.
– Э! брат! Уж давно все там, вперед удрали! – сказал Ростову солдат, смеясь чему то и вырываясь.
Оставив этого солдата, который, очевидно, был пьян, Ростов остановил лошадь денщика или берейтора важного лица и стал расспрашивать его. Денщик объявил Ростову, что государя с час тому назад провезли во весь дух в карете по этой самой дороге, и что государь опасно ранен.
– Не может быть, – сказал Ростов, – верно, другой кто.
– Сам я видел, – сказал денщик с самоуверенной усмешкой. – Уж мне то пора знать государя: кажется, сколько раз в Петербурге вот так то видал. Бледный, пребледный в карете сидит. Четверню вороных как припустит, батюшки мои, мимо нас прогремел: пора, кажется, и царских лошадей и Илью Иваныча знать; кажется, с другим как с царем Илья кучер не ездит.
Ростов пустил его лошадь и хотел ехать дальше. Шедший мимо раненый офицер обратился к нему.
– Да вам кого нужно? – спросил офицер. – Главнокомандующего? Так убит ядром, в грудь убит при нашем полку.
– Не убит, ранен, – поправил другой офицер.
– Да кто? Кутузов? – спросил Ростов.
– Не Кутузов, а как бишь его, – ну, да всё одно, живых не много осталось. Вон туда ступайте, вон к той деревне, там всё начальство собралось, – сказал этот офицер, указывая на деревню Гостиерадек, и прошел мимо.
Ростов ехал шагом, не зная, зачем и к кому он теперь поедет. Государь ранен, сражение проиграно. Нельзя было не верить этому теперь. Ростов ехал по тому направлению, которое ему указали и по которому виднелись вдалеке башня и церковь. Куда ему было торопиться? Что ему было теперь говорить государю или Кутузову, ежели бы даже они и были живы и не ранены?
– Этой дорогой, ваше благородие, поезжайте, а тут прямо убьют, – закричал ему солдат. – Тут убьют!
– О! что говоришь! сказал другой. – Куда он поедет? Тут ближе.
Ростов задумался и поехал именно по тому направлению, где ему говорили, что убьют.
«Теперь всё равно: уж ежели государь ранен, неужели мне беречь себя?» думал он. Он въехал в то пространство, на котором более всего погибло людей, бегущих с Працена. Французы еще не занимали этого места, а русские, те, которые были живы или ранены, давно оставили его. На поле, как копны на хорошей пашне, лежало человек десять, пятнадцать убитых, раненых на каждой десятине места. Раненые сползались по два, по три вместе, и слышались неприятные, иногда притворные, как казалось Ростову, их крики и стоны. Ростов пустил лошадь рысью, чтобы не видать всех этих страдающих людей, и ему стало страшно. Он боялся не за свою жизнь, а за то мужество, которое ему нужно было и которое, он знал, не выдержит вида этих несчастных.
Французы, переставшие стрелять по этому, усеянному мертвыми и ранеными, полю, потому что уже никого на нем живого не было, увидав едущего по нем адъютанта, навели на него орудие и бросили несколько ядер. Чувство этих свистящих, страшных звуков и окружающие мертвецы слились для Ростова в одно впечатление ужаса и сожаления к себе. Ему вспомнилось последнее письмо матери. «Что бы она почувствовала, – подумал он, – коль бы она видела меня теперь здесь, на этом поле и с направленными на меня орудиями».
В деревне Гостиерадеке были хотя и спутанные, но в большем порядке русские войска, шедшие прочь с поля сражения. Сюда уже не доставали французские ядра, и звуки стрельбы казались далекими. Здесь все уже ясно видели и говорили, что сражение проиграно. К кому ни обращался Ростов, никто не мог сказать ему, ни где был государь, ни где был Кутузов. Одни говорили, что слух о ране государя справедлив, другие говорили, что нет, и объясняли этот ложный распространившийся слух тем, что, действительно, в карете государя проскакал назад с поля сражения бледный и испуганный обер гофмаршал граф Толстой, выехавший с другими в свите императора на поле сражения. Один офицер сказал Ростову, что за деревней, налево, он видел кого то из высшего начальства, и Ростов поехал туда, уже не надеясь найти кого нибудь, но для того только, чтобы перед самим собою очистить свою совесть. Проехав версты три и миновав последние русские войска, около огорода, окопанного канавой, Ростов увидал двух стоявших против канавы всадников. Один, с белым султаном на шляпе, показался почему то знакомым Ростову; другой, незнакомый всадник, на прекрасной рыжей лошади (лошадь эта показалась знакомою Ростову) подъехал к канаве, толкнул лошадь шпорами и, выпустив поводья, легко перепрыгнул через канаву огорода. Только земля осыпалась с насыпи от задних копыт лошади. Круто повернув лошадь, он опять назад перепрыгнул канаву и почтительно обратился к всаднику с белым султаном, очевидно, предлагая ему сделать то же. Всадник, которого фигура показалась знакома Ростову и почему то невольно приковала к себе его внимание, сделал отрицательный жест головой и рукой, и по этому жесту Ростов мгновенно узнал своего оплакиваемого, обожаемого государя.
«Но это не мог быть он, один посреди этого пустого поля», подумал Ростов. В это время Александр повернул голову, и Ростов увидал так живо врезавшиеся в его памяти любимые черты. Государь был бледен, щеки его впали и глаза ввалились; но тем больше прелести, кротости было в его чертах. Ростов был счастлив, убедившись в том, что слух о ране государя был несправедлив. Он был счастлив, что видел его. Он знал, что мог, даже должен был прямо обратиться к нему и передать то, что приказано было ему передать от Долгорукова.
Но как влюбленный юноша дрожит и млеет, не смея сказать того, о чем он мечтает ночи, и испуганно оглядывается, ища помощи или возможности отсрочки и бегства, когда наступила желанная минута, и он стоит наедине с ней, так и Ростов теперь, достигнув того, чего он желал больше всего на свете, не знал, как подступить к государю, и ему представлялись тысячи соображений, почему это было неудобно, неприлично и невозможно.
«Как! Я как будто рад случаю воспользоваться тем, что он один и в унынии. Ему неприятно и тяжело может показаться неизвестное лицо в эту минуту печали; потом, что я могу сказать ему теперь, когда при одном взгляде на него у меня замирает сердце и пересыхает во рту?» Ни одна из тех бесчисленных речей, которые он, обращая к государю, слагал в своем воображении, не приходила ему теперь в голову. Те речи большею частию держались совсем при других условиях, те говорились большею частию в минуту побед и торжеств и преимущественно на смертном одре от полученных ран, в то время как государь благодарил его за геройские поступки, и он, умирая, высказывал ему подтвержденную на деле любовь свою.
«Потом, что же я буду спрашивать государя об его приказаниях на правый фланг, когда уже теперь 4 й час вечера, и сражение проиграно? Нет, решительно я не должен подъезжать к нему. Не должен нарушать его задумчивость. Лучше умереть тысячу раз, чем получить от него дурной взгляд, дурное мнение», решил Ростов и с грустью и с отчаянием в сердце поехал прочь, беспрестанно оглядываясь на всё еще стоявшего в том же положении нерешительности государя.
В то время как Ростов делал эти соображения и печально отъезжал от государя, капитан фон Толь случайно наехал на то же место и, увидав государя, прямо подъехал к нему, предложил ему свои услуги и помог перейти пешком через канаву. Государь, желая отдохнуть и чувствуя себя нездоровым, сел под яблочное дерево, и Толь остановился подле него. Ростов издалека с завистью и раскаянием видел, как фон Толь что то долго и с жаром говорил государю, как государь, видимо, заплакав, закрыл глаза рукой и пожал руку Толю.
«И это я мог бы быть на его месте?» подумал про себя Ростов и, едва удерживая слезы сожаления об участи государя, в совершенном отчаянии поехал дальше, не зная, куда и зачем он теперь едет.
Его отчаяние было тем сильнее, что он чувствовал, что его собственная слабость была причиной его горя.
Он мог бы… не только мог бы, но он должен был подъехать к государю. И это был единственный случай показать государю свою преданность. И он не воспользовался им… «Что я наделал?» подумал он. И он повернул лошадь и поскакал назад к тому месту, где видел императора; но никого уже не было за канавой. Только ехали повозки и экипажи. От одного фурмана Ростов узнал, что Кутузовский штаб находится неподалеку в деревне, куда шли обозы. Ростов поехал за ними.
Впереди его шел берейтор Кутузова, ведя лошадей в попонах. За берейтором ехала повозка, и за повозкой шел старик дворовый, в картузе, полушубке и с кривыми ногами.
– Тит, а Тит! – сказал берейтор.
– Чего? – рассеянно отвечал старик.
– Тит! Ступай молотить.
– Э, дурак, тьфу! – сердито плюнув, сказал старик. Прошло несколько времени молчаливого движения, и повторилась опять та же шутка.
В пятом часу вечера сражение было проиграно на всех пунктах. Более ста орудий находилось уже во власти французов.
Пржебышевский с своим корпусом положил оружие. Другие колонны, растеряв около половины людей, отступали расстроенными, перемешанными толпами.
Остатки войск Ланжерона и Дохтурова, смешавшись, теснились около прудов на плотинах и берегах у деревни Аугеста.
В 6 м часу только у плотины Аугеста еще слышалась жаркая канонада одних французов, выстроивших многочисленные батареи на спуске Праценских высот и бивших по нашим отступающим войскам.
В арьергарде Дохтуров и другие, собирая батальоны, отстреливались от французской кавалерии, преследовавшей наших. Начинало смеркаться. На узкой плотине Аугеста, на которой столько лет мирно сиживал в колпаке старичок мельник с удочками, в то время как внук его, засучив рукава рубашки, перебирал в лейке серебряную трепещущую рыбу; на этой плотине, по которой столько лет мирно проезжали на своих парных возах, нагруженных пшеницей, в мохнатых шапках и синих куртках моравы и, запыленные мукой, с белыми возами уезжали по той же плотине, – на этой узкой плотине теперь между фурами и пушками, под лошадьми и между колес толпились обезображенные страхом смерти люди, давя друг друга, умирая, шагая через умирающих и убивая друг друга для того только, чтобы, пройдя несколько шагов, быть точно. так же убитыми.