Секрет тропиканки (телесериал, 1993)
Поделись знанием:
– Что он в фельдмаршалы, что ли, разжалован или в солдаты? А солдат, так должен быть одет, как все, по форме.
– Ваше превосходительство, вы сами разрешили ему походом.
– Разрешил? Разрешил? Вот вы всегда так, молодые люди, – сказал полковой командир, остывая несколько. – Разрешил? Вам что нибудь скажешь, а вы и… – Полковой командир помолчал. – Вам что нибудь скажешь, а вы и… – Что? – сказал он, снова раздражаясь. – Извольте одеть людей прилично…
И полковой командир, оглядываясь на адъютанта, своею вздрагивающею походкой направился к полку. Видно было, что его раздражение ему самому понравилось, и что он, пройдясь по полку, хотел найти еще предлог своему гневу. Оборвав одного офицера за невычищенный знак, другого за неправильность ряда, он подошел к 3 й роте.
– Кааак стоишь? Где нога? Нога где? – закричал полковой командир с выражением страдания в голосе, еще человек за пять не доходя до Долохова, одетого в синеватую шинель.
Долохов медленно выпрямил согнутую ногу и прямо, своим светлым и наглым взглядом, посмотрел в лицо генерала.
– Зачем синяя шинель? Долой… Фельдфебель! Переодеть его… дря… – Он не успел договорить.
– Генерал, я обязан исполнять приказания, но не обязан переносить… – поспешно сказал Долохов.
– Во фронте не разговаривать!… Не разговаривать, не разговаривать!…
– Не обязан переносить оскорбления, – громко, звучно договорил Долохов.
Глаза генерала и солдата встретились. Генерал замолчал, сердито оттягивая книзу тугой шарф.
– Извольте переодеться, прошу вас, – сказал он, отходя.
– Едет! – закричал в это время махальный.
Полковой командир, покраснел, подбежал к лошади, дрожащими руками взялся за стремя, перекинул тело, оправился, вынул шпагу и с счастливым, решительным лицом, набок раскрыв рот, приготовился крикнуть. Полк встрепенулся, как оправляющаяся птица, и замер.
– Смир р р р на! – закричал полковой командир потрясающим душу голосом, радостным для себя, строгим в отношении к полку и приветливым в отношении к подъезжающему начальнику.
По широкой, обсаженной деревьями, большой, бесшоссейной дороге, слегка погромыхивая рессорами, шибкою рысью ехала высокая голубая венская коляска цугом. За коляской скакали свита и конвой кроатов. Подле Кутузова сидел австрийский генерал в странном, среди черных русских, белом мундире. Коляска остановилась у полка. Кутузов и австрийский генерал о чем то тихо говорили, и Кутузов слегка улыбнулся, в то время как, тяжело ступая, он опускал ногу с подножки, точно как будто и не было этих 2 000 людей, которые не дыша смотрели на него и на полкового командира.
Раздался крик команды, опять полк звеня дрогнул, сделав на караул. В мертвой тишине послышался слабый голос главнокомандующего. Полк рявкнул: «Здравья желаем, ваше го го го го ство!» И опять всё замерло. Сначала Кутузов стоял на одном месте, пока полк двигался; потом Кутузов рядом с белым генералом, пешком, сопутствуемый свитою, стал ходить по рядам.
По тому, как полковой командир салютовал главнокомандующему, впиваясь в него глазами, вытягиваясь и подбираясь, как наклоненный вперед ходил за генералами по рядам, едва удерживая подрагивающее движение, как подскакивал при каждом слове и движении главнокомандующего, – видно было, что он исполнял свои обязанности подчиненного еще с большим наслаждением, чем обязанности начальника. Полк, благодаря строгости и старательности полкового командира, был в прекрасном состоянии сравнительно с другими, приходившими в то же время к Браунау. Отсталых и больных было только 217 человек. И всё было исправно, кроме обуви.
Кутузов прошел по рядам, изредка останавливаясь и говоря по нескольку ласковых слов офицерам, которых он знал по турецкой войне, а иногда и солдатам. Поглядывая на обувь, он несколько раз грустно покачивал головой и указывал на нее австрийскому генералу с таким выражением, что как бы не упрекал в этом никого, но не мог не видеть, как это плохо. Полковой командир каждый раз при этом забегал вперед, боясь упустить слово главнокомандующего касательно полка. Сзади Кутузова, в таком расстоянии, что всякое слабо произнесенное слово могло быть услышано, шло человек 20 свиты. Господа свиты разговаривали между собой и иногда смеялись. Ближе всех за главнокомандующим шел красивый адъютант. Это был князь Болконский. Рядом с ним шел его товарищ Несвицкий, высокий штаб офицер, чрезвычайно толстый, с добрым, и улыбающимся красивым лицом и влажными глазами; Несвицкий едва удерживался от смеха, возбуждаемого черноватым гусарским офицером, шедшим подле него. Гусарский офицер, не улыбаясь, не изменяя выражения остановившихся глаз, с серьезным лицом смотрел на спину полкового командира и передразнивал каждое его движение. Каждый раз, как полковой командир вздрагивал и нагибался вперед, точно так же, точь в точь так же, вздрагивал и нагибался вперед гусарский офицер. Несвицкий смеялся и толкал других, чтобы они смотрели на забавника.
Кутузов шел медленно и вяло мимо тысячей глаз, которые выкатывались из своих орбит, следя за начальником. Поровнявшись с 3 й ротой, он вдруг остановился. Свита, не предвидя этой остановки, невольно надвинулась на него.
– А, Тимохин! – сказал главнокомандующий, узнавая капитана с красным носом, пострадавшего за синюю шинель.
Казалось, нельзя было вытягиваться больше того, как вытягивался Тимохин, в то время как полковой командир делал ему замечание. Но в эту минуту обращения к нему главнокомандующего капитан вытянулся так, что, казалось, посмотри на него главнокомандующий еще несколько времени, капитан не выдержал бы; и потому Кутузов, видимо поняв его положение и желая, напротив, всякого добра капитану, поспешно отвернулся. По пухлому, изуродованному раной лицу Кутузова пробежала чуть заметная улыбка.
– Еще измайловский товарищ, – сказал он. – Храбрый офицер! Ты доволен им? – спросил Кутузов у полкового командира.
И полковой командир, отражаясь, как в зеркале, невидимо для себя, в гусарском офицере, вздрогнул, подошел вперед и отвечал:
– Очень доволен, ваше высокопревосходительство.
– Мы все не без слабостей, – сказал Кутузов, улыбаясь и отходя от него. – У него была приверженность к Бахусу.
Полковой командир испугался, не виноват ли он в этом, и ничего не ответил. Офицер в эту минуту заметил лицо капитана с красным носом и подтянутым животом и так похоже передразнил его лицо и позу, что Несвицкий не мог удержать смеха.
Кутузов обернулся. Видно было, что офицер мог управлять своим лицом, как хотел: в ту минуту, как Кутузов обернулся, офицер успел сделать гримасу, а вслед за тем принять самое серьезное, почтительное и невинное выражение.
Третья рота была последняя, и Кутузов задумался, видимо припоминая что то. Князь Андрей выступил из свиты и по французски тихо сказал:
– Вы приказали напомнить о разжалованном Долохове в этом полку.
– Где тут Долохов? – спросил Кутузов.
Долохов, уже переодетый в солдатскую серую шинель, не дожидался, чтоб его вызвали. Стройная фигура белокурого с ясными голубыми глазами солдата выступила из фронта. Он подошел к главнокомандующему и сделал на караул.
– Претензия? – нахмурившись слегка, спросил Кутузов.
– Это Долохов, – сказал князь Андрей.
– A! – сказал Кутузов. – Надеюсь, что этот урок тебя исправит, служи хорошенько. Государь милостив. И я не забуду тебя, ежели ты заслужишь.
Голубые ясные глаза смотрели на главнокомандующего так же дерзко, как и на полкового командира, как будто своим выражением разрывая завесу условности, отделявшую так далеко главнокомандующего от солдата.
– Об одном прошу, ваше высокопревосходительство, – сказал он своим звучным, твердым, неспешащим голосом. – Прошу дать мне случай загладить мою вину и доказать мою преданность государю императору и России.
Кутузов отвернулся. На лице его промелькнула та же улыбка глаз, как и в то время, когда он отвернулся от капитана Тимохина. Он отвернулся и поморщился, как будто хотел выразить этим, что всё, что ему сказал Долохов, и всё, что он мог сказать ему, он давно, давно знает, что всё это уже прискучило ему и что всё это совсем не то, что нужно. Он отвернулся и направился к коляске.
Полк разобрался ротами и направился к назначенным квартирам невдалеке от Браунау, где надеялся обуться, одеться и отдохнуть после трудных переходов.
(перенаправлено с «Секрет тропиканки (телесериал)»)
| Секрет тропиканки | |
| Mulheres de Areia | |
 | |
| Жанр | |
|---|---|
| В ролях | |
| Страна | |
| Количество серий |
126 (130) |
| Производство | |
| Режиссёр | |
| Сценарист | |
| Хронометраж |
45 мин. |
| Трансляция | |
| Телеканал | |
| На экранах |
с 1 февраля |
«Секрет тропиканки» (порт. Mulheres de Areia) — римейк чёрно-белого телесериала 1973 года, который был показан на «ТВ Тупи», снятый телекомпанией «Глобу» по сценарию бразильской сценаристки Ивани Рибейру в 1993 году.
О сериале
Оригинальное название переводится как «Женщины из песка». В России новое название было дано в связи с тем, что ранее по ОРТ транслировался другой бразильский сериал, получивший название «Тропиканка». В «Секрете тропиканки» используется типичный для многих телесериалов сюжет (близнецы). Глория Пирес сыграла не только двух сестёр-близнецов, но также и два других персонажа — каждая из них ещё и притворялась другой по ходу сюжета.
В России данный сериал впервые демонстрировался на ОРТ с 3 января по 10 июля 1996 года[1].
Закадровый перевод читают Елена Бушуева (Рут, Ракел, Изаура и др.), Людмила Иванова (Малу, Арлет, Андреа и др.), Павел Иванов (Маркус, Алаор, Тонью и др.), Георгий Столяров (Виржилиу, Сезар, Вандерлей и др.). Текст титров читает Георгий Столяров.
Сюжет
Действие новеллы разворачивается в небольшом райском уголке близ Рио-де-Жанейро. В центре сюжета — две сестры, внешне похожие, будто они зеркальное отражение друг друга, но разные внутри. У каждой из них свои представления о жизни, свои мысли, свои чувства, свои устремления и идеалы. Одна из них — Ракел — человек страстный, необузданный и амбициозный, она мечтает только об одном — жить богато и беззаботно и не останавливается ни перед чем в достижении своих целей. Другая — Рут — напротив, уравновешенная, спокойная и застенчивая, и все, что ей нужно — это любить и быть любимой.
Возвращаясь в свой родной город к семье, Рут встречает молодого человека, Маркуса, и влюбляется в него с первого взгляда. Маркус (юноша из весьма влиятельной и состоятельной семьи), похоже, отвечает ей взаимностью. Но в эту идиллию вмешивается Ракел, которая давно уже подыскивает для себя такого жениха. Выдавая себя за сестру, она добивается любви Маркуса, и они женятся. Рут страдает молча.
Однако, брак Маркуса и Ракел ни к чему хорошему не приводит. Молодой муж очень скоро понимает, на каком человеке он женился, и пытается развестись. Но тут обе сестры попадают в шторм на море, и вытащить из воды удается только Рут, в руке которой крепко зажато обручальное кольцо сестры. Конечно, упустить такой шанс бедная влюбленная девушка не может, и теперь сестры меняются ролями — Рут начинает выдавать себя за Ракел.
В ролях
- Глория Пирес — Ракел Араужу-Асунсон/Рут Араужу, дочери Флориано и Изауры
- Гильерме Фонтес — Маркус Асунсон, сын Виржилиу и Клариты, брат Малу, экономист биржи
- Маркус Фрота — Тонью-лунатик, пасынок Донату, брат Глориньи
- Вивиане Пасмантер — Малу Асунсан, дочь Виржилиу и Клариты, сестра Маркуса, подруга Андреа и Королы
- Умберту Мартинш — Алаор ди Алмейда Пасус, управляющий фермы
- Элоиза Мафалда — Мануэла, продавщица хот-догов
- Паулу Гуларт — дон Донату, отчим "Тонью-лунатика" и Глориньи, хозяин рыбных промыслов
- Нисети Бруну — Джульетта «Жужу» Сампайю, жена Освалду, мать Андреа и Каролы
- Адриану Рейс — Освалду Сампайю, президент биржи, муж Джульетты, отец Андреа и Каролы
- Себастьян Васконселос — Флориано Араужу, отец Рут и Ракел, муж Изауры, рыбак
- Лаура Кардозу — Изаура Араужу, мать Рут и Ракел, жена Флориано
- Даниел Дантас — Брену Суарес ди Азеведу, муж Веры, брат Клариты, мэр Пантал де Арейя
- Изадора Рибейру — Вера Суарес ди Азеведу , жена Брену
- Эвандру Мескита — Жоэл, хозяин ресторана
- Джованна Голд — Алзира, прислуга в доме Донату
- Эдуардо Московис — Титу, сын Шику Белу, рыбак, парень Глориньи
- Таис ди Кампус — Арлет Асунсон, племянница Виржилиу и Клариты, кузина Маркуса и Малу
- Жонас Блош — Валтер Хартман 'Немец', хозяин бара в Пантал де Арейя
- Степан Нерсесиан — Родригу, комиссар полиции Пантал де Арейя
- Ирвинг Сан-Паулу — Зе Луис, брат Сезара, доктор, парень Королы
- Эдвин Луизи —доктор Муньос
- Денизе Милфонт — Вилма, жена Сервилиу, работница в баре "Немца"
- Антониу Помпеу — Сервилиу, рыбак, муж Вилмы
- Алешандра Марзу — Карола Сампайю, дочь Освалду и Джульетты, сестра Андреа
- Жуан Карлус Баррозу — Даниел
- Энри Пагнонсели — Сезар, адвокат биржи, друг Виржилиу, брат Зе Луиса
- Жуэл Барселус — Шику Белу, рыбак, отец Титу
- Шику Тенрейру — Матиас
- Марселу Мэнсфилд — Сантьяго, зам.управляещего гостиницы
- Лу Мендонса — Ду Карму, официантка в баре "Немца"
- Алешия Дешампс — Мария Элена, подруга Веры
- Марко Миранда — Дуарте, водитель Виржилиу, водитель Сампайю
- Серафин Гонзалес — Гарнизе, друг Донато
- Карина Перес — Андреа Сампайю, дочь Освалду и Джульетты, сестра Каролы, подруга Малу
- Габриела Алвес — Глоринья, падчерица Донату, сестра "Тоньо-лунатика", девушка Титу
- Маурисиу Ферраза — Васку, бармен гостиницы
- Той Бресане — Розенду, управляющий гостиницы
- Сибеле Ларрама — Лузия
- Карлус Зара — Зе Педру, продавец коктейлей, отец Тонии
- Рикарду Блат — Моряк", однорукий рыбак
- Сузана Виейра — Кларита Асунсон мать Маркуса и Малу, жена Виржилиу
- Паулу Бетти — Вандерлей Амарал, парень Ракел
- Андреа Белтран — Тония хозяйка магазина, дочь Зе Педру, сестра Режинью
- Раул Кортес — Виржилиу Асунсон, отец Маркуса и Малу, муж Клариты
- Суэли Франко — Селина, сестра Алаора
- Дари Рейс — Бастиан
- Волф Мая — доктор Отасилиу Галван
- Наталия Тимберг — судья
- Клаудиу Кавалканти — обвинитель
- Паулу Грасинду — падре
- Оскар Магрини — Витор
- Тотия Мейрелес — Сония, секретарь биржи Сампайю
- На роль Тонью-лунатика, ставшую на долгое время «визитной карточкой» актёра Маркуса Фроты, изначально пробовались ещё другие два актёра, также сыгравшие в сериале: Ирвинг Сан-Паулу и Эдуардо Московис[2].
- Две главные роли сестёр-близнецов в телесериале 1973 года исполнила актриса Эва Вилма. Благодаря этой роли она упрочила свою популярность на родине.[3], а роль Тонью-лунатика сделала известным её первого исполнителя — Джанфранческо Гварньери.
Показ в других странах
| Страна | Канал | Год показа | Тип перевода | Название | Перевод названия |
|---|---|---|---|---|---|
 Франция
|
RTL9 | 1-ый квартал 1995 — 19 мая 1996
17 октября 1996 — 2 мая 1997 |
Дубляж | Femmes de sable | Женщины из песка |
 Венгрия
|
M1 | 1997
2001 |
Дубляж | A homok titkai | Секреты песков |
 Израиль
|
Channel 3 | 1994 | |||
 Греция
|
ET1 | 1994 | Τα μυστικά της άμμου | Секреты песков | |
 Польша
|
Polsat 2 | Tajemnice piasków | Секреты песков | ||
 Чили
|
Canal 13 | март 1994 — октябрь 1994
апрель 2000 — октябрь 2000 |
Дубляж | Mujeres de Arena | Женщины из песка |
 Мексика
|
TV Azteca | июнь 1995 — январь 1996 | Дубляж | Mujeres de Arena | Женщины из песка |
 Парагвай
|
Canal 13 | Дубляж | Mujeres de Arena | Женщины из песка | |
 Эквадор
|
Ecuavisa | январь 1995 — август 1995 | Дубляж | Mujeres de Arena | Женщины из песка |
Напишите отзыв о статье "Секрет тропиканки (телесериал, 1993)"
Ссылки
- [www.braziliada.ru/serials/secret/ «Бразилиада»]
- [www.imdb.com/title/tt0138247/ Imdb.com]
- [www.youtube.com/watch?v=yEBsR_JVwb4 Заставка сериала на YouTube]
Примечания
См. также
Отрывок, характеризующий Секрет тропиканки (телесериал, 1993)
– Ваше превосходительство, это Долохов, разжалованный… – сказал тихо капитан.– Что он в фельдмаршалы, что ли, разжалован или в солдаты? А солдат, так должен быть одет, как все, по форме.
– Ваше превосходительство, вы сами разрешили ему походом.
– Разрешил? Разрешил? Вот вы всегда так, молодые люди, – сказал полковой командир, остывая несколько. – Разрешил? Вам что нибудь скажешь, а вы и… – Полковой командир помолчал. – Вам что нибудь скажешь, а вы и… – Что? – сказал он, снова раздражаясь. – Извольте одеть людей прилично…
И полковой командир, оглядываясь на адъютанта, своею вздрагивающею походкой направился к полку. Видно было, что его раздражение ему самому понравилось, и что он, пройдясь по полку, хотел найти еще предлог своему гневу. Оборвав одного офицера за невычищенный знак, другого за неправильность ряда, он подошел к 3 й роте.
– Кааак стоишь? Где нога? Нога где? – закричал полковой командир с выражением страдания в голосе, еще человек за пять не доходя до Долохова, одетого в синеватую шинель.
Долохов медленно выпрямил согнутую ногу и прямо, своим светлым и наглым взглядом, посмотрел в лицо генерала.
– Зачем синяя шинель? Долой… Фельдфебель! Переодеть его… дря… – Он не успел договорить.
– Генерал, я обязан исполнять приказания, но не обязан переносить… – поспешно сказал Долохов.
– Во фронте не разговаривать!… Не разговаривать, не разговаривать!…
– Не обязан переносить оскорбления, – громко, звучно договорил Долохов.
Глаза генерала и солдата встретились. Генерал замолчал, сердито оттягивая книзу тугой шарф.
– Извольте переодеться, прошу вас, – сказал он, отходя.
– Едет! – закричал в это время махальный.
Полковой командир, покраснел, подбежал к лошади, дрожащими руками взялся за стремя, перекинул тело, оправился, вынул шпагу и с счастливым, решительным лицом, набок раскрыв рот, приготовился крикнуть. Полк встрепенулся, как оправляющаяся птица, и замер.
– Смир р р р на! – закричал полковой командир потрясающим душу голосом, радостным для себя, строгим в отношении к полку и приветливым в отношении к подъезжающему начальнику.
По широкой, обсаженной деревьями, большой, бесшоссейной дороге, слегка погромыхивая рессорами, шибкою рысью ехала высокая голубая венская коляска цугом. За коляской скакали свита и конвой кроатов. Подле Кутузова сидел австрийский генерал в странном, среди черных русских, белом мундире. Коляска остановилась у полка. Кутузов и австрийский генерал о чем то тихо говорили, и Кутузов слегка улыбнулся, в то время как, тяжело ступая, он опускал ногу с подножки, точно как будто и не было этих 2 000 людей, которые не дыша смотрели на него и на полкового командира.
Раздался крик команды, опять полк звеня дрогнул, сделав на караул. В мертвой тишине послышался слабый голос главнокомандующего. Полк рявкнул: «Здравья желаем, ваше го го го го ство!» И опять всё замерло. Сначала Кутузов стоял на одном месте, пока полк двигался; потом Кутузов рядом с белым генералом, пешком, сопутствуемый свитою, стал ходить по рядам.
По тому, как полковой командир салютовал главнокомандующему, впиваясь в него глазами, вытягиваясь и подбираясь, как наклоненный вперед ходил за генералами по рядам, едва удерживая подрагивающее движение, как подскакивал при каждом слове и движении главнокомандующего, – видно было, что он исполнял свои обязанности подчиненного еще с большим наслаждением, чем обязанности начальника. Полк, благодаря строгости и старательности полкового командира, был в прекрасном состоянии сравнительно с другими, приходившими в то же время к Браунау. Отсталых и больных было только 217 человек. И всё было исправно, кроме обуви.
Кутузов прошел по рядам, изредка останавливаясь и говоря по нескольку ласковых слов офицерам, которых он знал по турецкой войне, а иногда и солдатам. Поглядывая на обувь, он несколько раз грустно покачивал головой и указывал на нее австрийскому генералу с таким выражением, что как бы не упрекал в этом никого, но не мог не видеть, как это плохо. Полковой командир каждый раз при этом забегал вперед, боясь упустить слово главнокомандующего касательно полка. Сзади Кутузова, в таком расстоянии, что всякое слабо произнесенное слово могло быть услышано, шло человек 20 свиты. Господа свиты разговаривали между собой и иногда смеялись. Ближе всех за главнокомандующим шел красивый адъютант. Это был князь Болконский. Рядом с ним шел его товарищ Несвицкий, высокий штаб офицер, чрезвычайно толстый, с добрым, и улыбающимся красивым лицом и влажными глазами; Несвицкий едва удерживался от смеха, возбуждаемого черноватым гусарским офицером, шедшим подле него. Гусарский офицер, не улыбаясь, не изменяя выражения остановившихся глаз, с серьезным лицом смотрел на спину полкового командира и передразнивал каждое его движение. Каждый раз, как полковой командир вздрагивал и нагибался вперед, точно так же, точь в точь так же, вздрагивал и нагибался вперед гусарский офицер. Несвицкий смеялся и толкал других, чтобы они смотрели на забавника.
Кутузов шел медленно и вяло мимо тысячей глаз, которые выкатывались из своих орбит, следя за начальником. Поровнявшись с 3 й ротой, он вдруг остановился. Свита, не предвидя этой остановки, невольно надвинулась на него.
– А, Тимохин! – сказал главнокомандующий, узнавая капитана с красным носом, пострадавшего за синюю шинель.
Казалось, нельзя было вытягиваться больше того, как вытягивался Тимохин, в то время как полковой командир делал ему замечание. Но в эту минуту обращения к нему главнокомандующего капитан вытянулся так, что, казалось, посмотри на него главнокомандующий еще несколько времени, капитан не выдержал бы; и потому Кутузов, видимо поняв его положение и желая, напротив, всякого добра капитану, поспешно отвернулся. По пухлому, изуродованному раной лицу Кутузова пробежала чуть заметная улыбка.
– Еще измайловский товарищ, – сказал он. – Храбрый офицер! Ты доволен им? – спросил Кутузов у полкового командира.
И полковой командир, отражаясь, как в зеркале, невидимо для себя, в гусарском офицере, вздрогнул, подошел вперед и отвечал:
– Очень доволен, ваше высокопревосходительство.
– Мы все не без слабостей, – сказал Кутузов, улыбаясь и отходя от него. – У него была приверженность к Бахусу.
Полковой командир испугался, не виноват ли он в этом, и ничего не ответил. Офицер в эту минуту заметил лицо капитана с красным носом и подтянутым животом и так похоже передразнил его лицо и позу, что Несвицкий не мог удержать смеха.
Кутузов обернулся. Видно было, что офицер мог управлять своим лицом, как хотел: в ту минуту, как Кутузов обернулся, офицер успел сделать гримасу, а вслед за тем принять самое серьезное, почтительное и невинное выражение.
Третья рота была последняя, и Кутузов задумался, видимо припоминая что то. Князь Андрей выступил из свиты и по французски тихо сказал:
– Вы приказали напомнить о разжалованном Долохове в этом полку.
– Где тут Долохов? – спросил Кутузов.
Долохов, уже переодетый в солдатскую серую шинель, не дожидался, чтоб его вызвали. Стройная фигура белокурого с ясными голубыми глазами солдата выступила из фронта. Он подошел к главнокомандующему и сделал на караул.
– Претензия? – нахмурившись слегка, спросил Кутузов.
– Это Долохов, – сказал князь Андрей.
– A! – сказал Кутузов. – Надеюсь, что этот урок тебя исправит, служи хорошенько. Государь милостив. И я не забуду тебя, ежели ты заслужишь.
Голубые ясные глаза смотрели на главнокомандующего так же дерзко, как и на полкового командира, как будто своим выражением разрывая завесу условности, отделявшую так далеко главнокомандующего от солдата.
– Об одном прошу, ваше высокопревосходительство, – сказал он своим звучным, твердым, неспешащим голосом. – Прошу дать мне случай загладить мою вину и доказать мою преданность государю императору и России.
Кутузов отвернулся. На лице его промелькнула та же улыбка глаз, как и в то время, когда он отвернулся от капитана Тимохина. Он отвернулся и поморщился, как будто хотел выразить этим, что всё, что ему сказал Долохов, и всё, что он мог сказать ему, он давно, давно знает, что всё это уже прискучило ему и что всё это совсем не то, что нужно. Он отвернулся и направился к коляске.
Полк разобрался ротами и направился к назначенным квартирам невдалеке от Браунау, где надеялся обуться, одеться и отдохнуть после трудных переходов.
