Секст Тиций

Поделись знанием:
Перейти к: навигация, поиск
Секст Тиций
лат. Sextus Titius
народный трибун
99 год до н. э.
 
Смерть: I век до н. э.

Секст Тиций (лат. Sextus Titius; I—II века до н. э.) — древнеримский политический деятель, народный трибун 99 года до н. э.

Секст Тиций был избран трибуном вместе с Луцием Аппулеем Сатурнином. В самый первый день трибуната Сатурнин и ещё один член коллегии Луций Эквиций были убиты сторонниками сенатской аристократии. Тиций в связи с этими событиями не упоминается; но позже он «выступил в качестве настоящего политического наследника Сатурнина»[1].

О деятельности Тиция известно очень мало. Он выдвинул аграрный законопроект, сделавший его очень популярным у плебса. Эта инициатива стала законом, несмотря на сопротивление других трибунов и консула Марка Антония Оратора, но коллегия авгуров вскоре этот закон отменила как принятый неправильно[2].

В следующем году (98 до н. э.) Тиций был привлечён к суду за хранение дома изображения Сатурнина и осуждён[3].

Цицерон называет Тиция «чело­ве­ком весь­ма говор­ли­вым и доволь­но умным…, но у него были такие раз­вяз­ные и изне­жен­ные дви­же­ния, что тогда появи­лось даже нечто вро­де тан­ца под назва­ни­ем „Тиций“»[4].

Напишите отзыв о статье "Секст Тиций"



Примечания

  1. Короленков А., Смыков Е. Сулла. М., 2007.
  2. Цицерон. О законах II, 31.
  3. Цицерон. В защиту Гая Рабирия, 24-25.
  4. Цицерон. Брут, 225.

Отрывок, характеризующий Секст Тиций

Кочубей сказал несколько слов о приеме, сделанном Болконскому Аракчеевым. Сперанский больше улыбнулся.
– Директором комиссии военных уставов мой хороший приятель – господин Магницкий, – сказал он, договаривая каждый слог и каждое слово, – и ежели вы того пожелаете, я могу свести вас с ним. (Он помолчал на точке.) Я надеюсь, что вы найдете в нем сочувствие и желание содействовать всему разумному.
Около Сперанского тотчас же составился кружок и тот старик, который говорил о своем чиновнике, Пряничникове, тоже с вопросом обратился к Сперанскому.
Князь Андрей, не вступая в разговор, наблюдал все движения Сперанского, этого человека, недавно ничтожного семинариста и теперь в руках своих, – этих белых, пухлых руках, имевшего судьбу России, как думал Болконский. Князя Андрея поразило необычайное, презрительное спокойствие, с которым Сперанский отвечал старику. Он, казалось, с неизмеримой высоты обращал к нему свое снисходительное слово. Когда старик стал говорить слишком громко, Сперанский улыбнулся и сказал, что он не может судить о выгоде или невыгоде того, что угодно было государю.
Поговорив несколько времени в общем кругу, Сперанский встал и, подойдя к князю Андрею, отозвал его с собой на другой конец комнаты. Видно было, что он считал нужным заняться Болконским.
– Я не успел поговорить с вами, князь, среди того одушевленного разговора, в который был вовлечен этим почтенным старцем, – сказал он, кротко презрительно улыбаясь и этой улыбкой как бы признавая, что он вместе с князем Андреем понимает ничтожность тех людей, с которыми он только что говорил. Это обращение польстило князю Андрею. – Я вас знаю давно: во первых, по делу вашему о ваших крестьянах, это наш первый пример, которому так желательно бы было больше последователей; а во вторых, потому что вы один из тех камергеров, которые не сочли себя обиженными новым указом о придворных чинах, вызывающим такие толки и пересуды.