Секст Тиций
Секст Тиций лат. Sextus Titius | ||
| ||
---|---|---|
99 год до н. э. | ||
Смерть: | I век до н. э. |
Секст Тиций (лат. Sextus Titius; I—II века до н. э.) — древнеримский политический деятель, народный трибун 99 года до н. э.
Секст Тиций был избран трибуном вместе с Луцием Аппулеем Сатурнином. В самый первый день трибуната Сатурнин и ещё один член коллегии Луций Эквиций были убиты сторонниками сенатской аристократии. Тиций в связи с этими событиями не упоминается; но позже он «выступил в качестве настоящего политического наследника Сатурнина»[1].
О деятельности Тиция известно очень мало. Он выдвинул аграрный законопроект, сделавший его очень популярным у плебса. Эта инициатива стала законом, несмотря на сопротивление других трибунов и консула Марка Антония Оратора, но коллегия авгуров вскоре этот закон отменила как принятый неправильно[2].
В следующем году (98 до н. э.) Тиций был привлечён к суду за хранение дома изображения Сатурнина и осуждён[3].
Цицерон называет Тиция «человеком весьма говорливым и довольно умным…, но у него были такие развязные и изнеженные движения, что тогда появилось даже нечто вроде танца под названием „Тиций“»[4].
Напишите отзыв о статье "Секст Тиций"
Примечания
Отрывок, характеризующий Секст Тиций
Кочубей сказал несколько слов о приеме, сделанном Болконскому Аракчеевым. Сперанский больше улыбнулся.– Директором комиссии военных уставов мой хороший приятель – господин Магницкий, – сказал он, договаривая каждый слог и каждое слово, – и ежели вы того пожелаете, я могу свести вас с ним. (Он помолчал на точке.) Я надеюсь, что вы найдете в нем сочувствие и желание содействовать всему разумному.
Около Сперанского тотчас же составился кружок и тот старик, который говорил о своем чиновнике, Пряничникове, тоже с вопросом обратился к Сперанскому.
Князь Андрей, не вступая в разговор, наблюдал все движения Сперанского, этого человека, недавно ничтожного семинариста и теперь в руках своих, – этих белых, пухлых руках, имевшего судьбу России, как думал Болконский. Князя Андрея поразило необычайное, презрительное спокойствие, с которым Сперанский отвечал старику. Он, казалось, с неизмеримой высоты обращал к нему свое снисходительное слово. Когда старик стал говорить слишком громко, Сперанский улыбнулся и сказал, что он не может судить о выгоде или невыгоде того, что угодно было государю.
Поговорив несколько времени в общем кругу, Сперанский встал и, подойдя к князю Андрею, отозвал его с собой на другой конец комнаты. Видно было, что он считал нужным заняться Болконским.
– Я не успел поговорить с вами, князь, среди того одушевленного разговора, в который был вовлечен этим почтенным старцем, – сказал он, кротко презрительно улыбаясь и этой улыбкой как бы признавая, что он вместе с князем Андреем понимает ничтожность тех людей, с которыми он только что говорил. Это обращение польстило князю Андрею. – Я вас знаю давно: во первых, по делу вашему о ваших крестьянах, это наш первый пример, которому так желательно бы было больше последователей; а во вторых, потому что вы один из тех камергеров, которые не сочли себя обиженными новым указом о придворных чинах, вызывающим такие толки и пересуды.