Секула, Бела

Бела Секула
англ. Bela Sekula
Экспертный знак Белы Секулы в период его деятельности в Люцерне (1916—1936)
Имя при рождении:	венг. Székula Béla
Род деятельности:	филателист, филателистический дилер, фальсификатор марок
Супруга:	Бертa Югенен (второй брак)
Дети:	дочь Хеди, сын Карл (первый брак); дочь Соня (второй брак)

Бела Секула (венг. Székula Béla, англ. Bela Sekula; 9 февраля 1881, Будапешт, Венгрия — 1966, Швейцария) — венгерский филателист и торговец марками, который жил в Венгрии, Швейцарии и США и заслужил дурную репутацию среди своих современников. Печально известен как фальсификатор почтовых марок.

Биография и семья

Европейский период

Секула родился в Будапештe 9 февраля 1881 года. В 1902 году он перебрался в Женеву и начал заниматься филателистическим бизнесом. В 1904 году вернулся в Будапешт. Был дважды женат. От первого брака у него были дочь Хеди (Hedy) и сын Карл (Karl).

Продолжая торговлю почтовыми марками, в 1913 году он снова приехал в Швейцарию. Здесь Секула вторично женился 9 октября 1916 года на швейцарке Берте Югенен (Berta (Bertie) Huguenin; 1896—1980) и обосновался в том же году в Люцерне, поселившись в Вилле Зонненхоф. От этого брака у него родилась дочь Соня (1918—1963), будущая художница с трагической судьбой.

В 1936 году семья Секулы ездила на лето в Будапешт, где встречалась с писателем Отто Индигом, написавшем впоследствии повесть о дочере Секулы, Соне.

Американский период

Вскоре Б. Секула решил перенести свой бизнес из Люцерна в Нью-Йорк. 23 сентября 1936 года он вместе с семьёй эмигрировал в США, где поселился в общине Дугластон в Куинсе (Нью-Йорк). Здесь 6 декабря того же года их посещали Клаус и Эрика Манн.

В дальнейшем Секула многократно менял местожительство. В 1938 году семья переезжает в дом № 400 на Парк-авеню, в центральном Нью-Йорке, в 1939 — в Скарсдейл, возле Уайт-Плейнс (штат Нью-Йорк), и в 1940 году — в Уэстпорт (штат Коннектикут). В 1942 году они возвращаются в Нью-Йорк и поселяются в доме № 399 на Парк-авеню. В 1946 году их навещали мексиканская художница Фрида Кало и американский фотограф трансильванского венгерского происхождения Андре де Диенес. В 1954 году семья Секулы жила некоторое время в гостинице в Нью-Йорке.

Возвращение в Швейцарию

В 1955 году из-за проблем с психическим здоровьем Сони и невозможности содержать её в дорогих американских клиниках семья возвращается в Швейцарию, где сначала останавливается в пансионе Тифенау (Tiefenau) в Берне, а затем переезжает в Санкт-Мориц, в шале семьи Фрица фон Опеля, внука Адама Опеля. С 1 декабря 1955 года семья Секулы поселяется в собственной квартире в Санкт-Мориц-Баде. В 1958 году они переехали в Цюрих, где жили по адресу Steinwiesenstrasse 18 .

Торговля марками. Фальсификации Секулы

Уже в самые ранние годы своей коммерческой карьеры, в первый приезд в Швейцарию (1902—1904), Секула получил сомнительную репутацию в качестве торговца филателистическим товаром. Американский журнал «Mekeel’s Stamp Collector» характеризовал его в то время как «дилера, пользующегося дурной славой… склонного к вымогательству денег». После ряда жульнических предложений на филателистическом рынке он был вынужден бежать из Женевы назад в Будапешт, оставив неоплаченные счета.

Б. Секула занимался тем, что печатал поддельные марки, особенно много от имени латиноамериканских стран (Доминиканской Республики, Гватемалы, Боливии). В 1916 году он появился в Люцерне и в период пребывания там выступал под ширмой придуманной им филателистической фирмы «Cosmophilatelist» («Космофилателист»), размещая газетные и журнальные объявления по всему миру. В Люцерне он торговал вначале негашёнными марками Бельгии, выпущенными немцами во время оккупации этой страны в Первую мировую войну. Через некоторое время Секула попал в «чёрные списки» в филателистических кругах большинства европейских стран, а почтовые службы Европы и США наложили временные запреты на пересылку корреспонденции и почтовых переводов на его имя.

Тем не менее Беле Секуле удалось войти в почётные комитеты крупнейших филателистических выставок того времени IPOSTA (1930) и WIPA (1933), а также в руководство Международного союза торговцев знаками почтовой оплаты в Берлине (нем. Internationale Postwertzeichen-Händler-Verband Berlin). В дальнейшем Секуле, однако, дали понять, что его не желают видеть ни на мероприятиях Международного союза, ни на выставках. Организация торговцев предприняла меры по ограничению бизнеса Секулы.

В 1930—1931 годах Б. Секула заполучил через Жана Адольфа Михеля (Jean Adolph Michel) печатные пластины для серии почтовых марок Эфиопии «Животные и правители» 1919 года. По-видимому, не без договорённсти с Михелем Секула «издал» репринты этих марок, рекламируя их как «гарантированно подлинные». При этом фальсификатор позаботился о том, чтобы репринты были не только в гашёном и негашёном виде, но и с различными ошибками, включая беззубцовые экземпляры, перевернутые или отсутствующие центры. Союз швейцарских филателистических обществ осудил эти подделки и вынудил Секулу в 1938 году прекратить рекламирование этой продукции.

По некоторым сведениям, Бела Секула был даже вовлечен в историю появления многообразных почтовых марок Тувы в период с 1934 по 1936 год. Именно Секула якобы убедил тувинские и советские власти печатать экзотические тувинские марки для их последующей реализации коллекционерам.

Он был также причастен ко многим другим сомнительным «выпускам» почтовых марок, создавая и продавая марки местных почт, например, таковой в Люцерне, а также делая надпечатки на уже существующих марках.

В 1910 году Бела Секула печатал и распространял альманах «Internationale Philatelisten» («Международные филателисты»).

Брат Б. Секулы, Евген Секула (Eugen Sekula), был также филателистическим дилером в Люцерне и тоже «прославился» разного рода аферами и махинациями.

См. также

• История почты и почтовых марок Тувы
• Поддельная марка
• Список фальсификаторов почтовых марок
• Фальшивая марка
• Филателистическая экспертиза
• c:Philatelic fakes and forgeries

Ссылки

• [www.auspostalhistory.com/articles/1939.shtml Cosmophilatelist Bela S(z)ekula, stamp dealer and forger] (англ.). Philatelists. Australian Postal History & Social Philately; Maurice Mishkel. Проверено 10 января 2011. [www.webcitation.org/67ahlkmwr Архивировано из первоисточника 12 мая 2012].
• [www.philaworld.ch/index.php/Sekula Sekula] (нем.). Philatelie; Wissen was bei Briefmarken Sache ist. Philaworld; Rene Kuhlmann. Проверено 10 января 2011. [www.webcitation.org/67ahmnmkb Архивировано из первоисточника 12 мая 2012].
• [www.blog-philatelie.com/2010/07/bande-journal-semeuse-en-hongrie.html Bande-journal Semeuse en Hongrie] (фр.). Blog philatélie; Dominique; Blogspot; Blogger; Google (6 juillet 2010). Проверено 10 января 2011. [www.webcitation.org/67ahneLhO Архивировано из первоисточника 12 мая 2012].
• [www.filatelia.fi/experts/namess.html Sékula, Béla; Székula, Béla — Luzern] (англ.). Names S—Z. Marks by philatelic experts. Philatelic Experts; G. Kock. Проверено 8 мая 2016. [web.archive.org/web/20160507211815/www.filatelia.fi/experts/namess.html Архивировано из первоисточника 7 мая 2016].

Портал «Филателия»   Портал «Персоналии»   Портал «Венгрия»   Портал «Швейцария»   Портал «США»

Отрывок, характеризующий Секула, Бела

В половине шестого Наполеон верхом ехал к деревне Шевардину.
Начинало светать, небо расчистило, только одна туча лежала на востоке. Покинутые костры догорали в слабом свете утра.
Вправо раздался густой одинокий пушечный выстрел, пронесся и замер среди общей тишины. Прошло несколько минут. Раздался второй, третий выстрел, заколебался воздух; четвертый, пятый раздались близко и торжественно где то справа.
Еще не отзвучали первые выстрелы, как раздались еще другие, еще и еще, сливаясь и перебивая один другой.
Наполеон подъехал со свитой к Шевардинскому редуту и слез с лошади. Игра началась.


Вернувшись от князя Андрея в Горки, Пьер, приказав берейтору приготовить лошадей и рано утром разбудить его, тотчас же заснул за перегородкой, в уголке, который Борис уступил ему.
Когда Пьер совсем очнулся на другое утро, в избе уже никого не было. Стекла дребезжали в маленьких окнах. Берейтор стоял, расталкивая его.
– Ваше сиятельство, ваше сиятельство, ваше сиятельство… – упорно, не глядя на Пьера и, видимо, потеряв надежду разбудить его, раскачивая его за плечо, приговаривал берейтор.
– Что? Началось? Пора? – заговорил Пьер, проснувшись.
– Изволите слышать пальбу, – сказал берейтор, отставной солдат, – уже все господа повышли, сами светлейшие давно проехали.
Пьер поспешно оделся и выбежал на крыльцо. На дворе было ясно, свежо, росисто и весело. Солнце, только что вырвавшись из за тучи, заслонявшей его, брызнуло до половины переломленными тучей лучами через крыши противоположной улицы, на покрытую росой пыль дороги, на стены домов, на окна забора и на лошадей Пьера, стоявших у избы. Гул пушек яснее слышался на дворе. По улице прорысил адъютант с казаком.
– Пора, граф, пора! – прокричал адъютант.
Приказав вести за собой лошадь, Пьер пошел по улице к кургану, с которого он вчера смотрел на поле сражения. На кургане этом была толпа военных, и слышался французский говор штабных, и виднелась седая голова Кутузова с его белой с красным околышем фуражкой и седым затылком, утонувшим в плечи. Кутузов смотрел в трубу вперед по большой дороге.
Войдя по ступенькам входа на курган, Пьер взглянул впереди себя и замер от восхищенья перед красотою зрелища. Это была та же панорама, которою он любовался вчера с этого кургана; но теперь вся эта местность была покрыта войсками и дымами выстрелов, и косые лучи яркого солнца, поднимавшегося сзади, левее Пьера, кидали на нее в чистом утреннем воздухе пронизывающий с золотым и розовым оттенком свет и темные, длинные тени. Дальние леса, заканчивающие панораму, точно высеченные из какого то драгоценного желто зеленого камня, виднелись своей изогнутой чертой вершин на горизонте, и между ними за Валуевым прорезывалась большая Смоленская дорога, вся покрытая войсками. Ближе блестели золотые поля и перелески. Везде – спереди, справа и слева – виднелись войска. Все это было оживленно, величественно и неожиданно; но то, что более всего поразило Пьера, – это был вид самого поля сражения, Бородина и лощины над Колочею по обеим сторонам ее.
Над Колочею, в Бородине и по обеим сторонам его, особенно влево, там, где в болотистых берегах Во йна впадает в Колочу, стоял тот туман, который тает, расплывается и просвечивает при выходе яркого солнца и волшебно окрашивает и очерчивает все виднеющееся сквозь него. К этому туману присоединялся дым выстрелов, и по этому туману и дыму везде блестели молнии утреннего света – то по воде, то по росе, то по штыкам войск, толпившихся по берегам и в Бородине. Сквозь туман этот виднелась белая церковь, кое где крыши изб Бородина, кое где сплошные массы солдат, кое где зеленые ящики, пушки. И все это двигалось или казалось движущимся, потому что туман и дым тянулись по всему этому пространству. Как в этой местности низов около Бородина, покрытых туманом, так и вне его, выше и особенно левее по всей линии, по лесам, по полям, в низах, на вершинах возвышений, зарождались беспрестанно сами собой, из ничего, пушечные, то одинокие, то гуртовые, то редкие, то частые клубы дымов, которые, распухая, разрастаясь, клубясь, сливаясь, виднелись по всему этому пространству.
Эти дымы выстрелов и, странно сказать, звуки их производили главную красоту зрелища.
Пуфф! – вдруг виднелся круглый, плотный, играющий лиловым, серым и молочно белым цветами дым, и бумм! – раздавался через секунду звук этого дыма.
«Пуф пуф» – поднимались два дыма, толкаясь и сливаясь; и «бум бум» – подтверждали звуки то, что видел глаз.
Пьер оглядывался на первый дым, который он оставил округлым плотным мячиком, и уже на месте его были шары дыма, тянущегося в сторону, и пуф… (с остановкой) пуф пуф – зарождались еще три, еще четыре, и на каждый, с теми же расстановками, бум… бум бум бум – отвечали красивые, твердые, верные звуки. Казалось то, что дымы эти бежали, то, что они стояли, и мимо них бежали леса, поля и блестящие штыки. С левой стороны, по полям и кустам, беспрестанно зарождались эти большие дымы с своими торжественными отголосками, и ближе еще, по низам и лесам, вспыхивали маленькие, не успевавшие округляться дымки ружей и точно так же давали свои маленькие отголоски. Трах та та тах – трещали ружья хотя и часто, но неправильно и бедно в сравнении с орудийными выстрелами.
Пьеру захотелось быть там, где были эти дымы, эти блестящие штыки и пушки, это движение, эти звуки. Он оглянулся на Кутузова и на его свиту, чтобы сверить свое впечатление с другими. Все точно так же, как и он, и, как ему казалось, с тем же чувством смотрели вперед, на поле сражения. На всех лицах светилась теперь та скрытая теплота (chaleur latente) чувства, которое Пьер замечал вчера и которое он понял совершенно после своего разговора с князем Андреем.
– Поезжай, голубчик, поезжай, Христос с тобой, – говорил Кутузов, не спуская глаз с поля сражения, генералу, стоявшему подле него.
Выслушав приказание, генерал этот прошел мимо Пьера, к сходу с кургана.
– К переправе! – холодно и строго сказал генерал в ответ на вопрос одного из штабных, куда он едет. «И я, и я», – подумал Пьер и пошел по направлению за генералом.
Генерал садился на лошадь, которую подал ему казак. Пьер подошел к своему берейтору, державшему лошадей. Спросив, которая посмирнее, Пьер взлез на лошадь, схватился за гриву, прижал каблуки вывернутых ног к животу лошади и, чувствуя, что очки его спадают и что он не в силах отвести рук от гривы и поводьев, поскакал за генералом, возбуждая улыбки штабных, с кургана смотревших на него.


Генерал, за которым скакал Пьер, спустившись под гору, круто повернул влево, и Пьер, потеряв его из вида, вскакал в ряды пехотных солдат, шедших впереди его. Он пытался выехать из них то вправо, то влево; но везде были солдаты, с одинаково озабоченными лицами, занятыми каким то невидным, но, очевидно, важным делом. Все с одинаково недовольно вопросительным взглядом смотрели на этого толстого человека в белой шляпе, неизвестно для чего топчущего их своею лошадью.
– Чего ездит посерёд батальона! – крикнул на него один. Другой толконул прикладом его лошадь, и Пьер, прижавшись к луке и едва удерживая шарахнувшуюся лошадь, выскакал вперед солдат, где было просторнее.
Впереди его был мост, а у моста, стреляя, стояли другие солдаты. Пьер подъехал к ним. Сам того не зная, Пьер заехал к мосту через Колочу, который был между Горками и Бородиным и который в первом действии сражения (заняв Бородино) атаковали французы. Пьер видел, что впереди его был мост и что с обеих сторон моста и на лугу, в тех рядах лежащего сена, которые он заметил вчера, в дыму что то делали солдаты; но, несмотря на неумолкающую стрельбу, происходившую в этом месте, он никак не думал, что тут то и было поле сражения. Он не слыхал звуков пуль, визжавших со всех сторон, и снарядов, перелетавших через него, не видал неприятеля, бывшего на той стороне реки, и долго не видал убитых и раненых, хотя многие падали недалеко от него. С улыбкой, не сходившей с его лица, он оглядывался вокруг себя.
– Что ездит этот перед линией? – опять крикнул на него кто то.
– Влево, вправо возьми, – кричали ему. Пьер взял вправо и неожиданно съехался с знакомым ему адъютантом генерала Раевского. Адъютант этот сердито взглянул на Пьера, очевидно, сбираясь тоже крикнуть на него, но, узнав его, кивнул ему головой.
– Вы как тут? – проговорил он и поскакал дальше.
Пьер, чувствуя себя не на своем месте и без дела, боясь опять помешать кому нибудь, поскакал за адъютантом.
– Это здесь, что же? Можно мне с вами? – спрашивал он.
– Сейчас, сейчас, – отвечал адъютант и, подскакав к толстому полковнику, стоявшему на лугу, что то передал ему и тогда уже обратился к Пьеру.
– Вы зачем сюда попали, граф? – сказал он ему с улыбкой. – Все любопытствуете?
– Да, да, – сказал Пьер. Но адъютант, повернув лошадь, ехал дальше.
– Здесь то слава богу, – сказал адъютант, – но на левом фланге у Багратиона ужасная жарня идет.
– Неужели? – спросил Пьер. – Это где же?
– Да вот поедемте со мной на курган, от нас видно. А у нас на батарее еще сносно, – сказал адъютант. – Что ж, едете?
– Да, я с вами, – сказал Пьер, глядя вокруг себя и отыскивая глазами своего берейтора. Тут только в первый раз Пьер увидал раненых, бредущих пешком и несомых на носилках. На том самом лужке с пахучими рядами сена, по которому он проезжал вчера, поперек рядов, неловко подвернув голову, неподвижно лежал один солдат с свалившимся кивером. – А этого отчего не подняли? – начал было Пьер; но, увидав строгое лицо адъютанта, оглянувшегося в ту же сторону, он замолчал.
Пьер не нашел своего берейтора и вместе с адъютантом низом поехал по лощине к кургану Раевского. Лошадь Пьера отставала от адъютанта и равномерно встряхивала его.
– Вы, видно, не привыкли верхом ездить, граф? – спросил адъютант.
– Нет, ничего, но что то она прыгает очень, – с недоуменьем сказал Пьер.
– Ээ!.. да она ранена, – сказал адъютант, – правая передняя, выше колена. Пуля, должно быть. Поздравляю, граф, – сказал он, – le bapteme de feu [крещение огнем].
Проехав в дыму по шестому корпусу, позади артиллерии, которая, выдвинутая вперед, стреляла, оглушая своими выстрелами, они приехали к небольшому лесу. В лесу было прохладно, тихо и пахло осенью. Пьер и адъютант слезли с лошадей и пешком вошли на гору.