Сокиряны
Город
Показать/скрыть карты
|
Сокиря́ны (укр. Сокиряни, молд. Secureni), также Секуряны, Секурены — город районного значения в Черновицкой области Украины, административный центр Сокирянского района. Расположен на берегу реки Сокирянки (правый приток Днестра), в 3 км от железнодорожной станции Сокиряны, в 150 км от Черновцов.
Население — 9,7 тыс. жителей (2007).
Первое упоминание о городе в письменных источниках относится к 1666. Статус города — с 1966.
Пищекомбинат, маслосырзавод, пивзавод, филиал Коломенского машиностроительного завода (все это — практически в прошлом). Под эгидой исправительной колонии строгого режима продолжает работать карьер по добыче камня-известняка. Лесхоз. Садоводство, огородничество. Железнодорожная станция. Таможенный и пограничный посты на границе с Молдовой.
Уроженцы и известные жители
- Глейзер, Герш Исаакович — математик и педагог.
- Гольденберг, Мордехай — литератор и педагог.
- Подрячик, Лейзер — литературовед и библиограф.
- Полянский, Мотл Срулевич — театральный композитор и песенник.
- Ткач, Ефим Маркович — молдавский музыковед.
- Шкуд, Моисей Абрамович — инженер в области связи и телерадиовещания, руководил строительством Останкинской телебашни.
- Мафтуляк, Михаил Васильевич — композитор, заслуженный работник культуры Украины.
- Олесь Семерня — украинский художник, работал в основном на Украине и в Молдове, один из самых ярких представителей украинского наивного малярства.
|
|
Это заготовка статьи по географии Черновицкой области. Вы можете помочь проекту, дополнив её. |
Напишите отзыв о статье "Сокиряны"
Отрывок, характеризующий Сокиряны
Два одинаково сильные чувства неотразимо привлекали Пьера к его намерению. Первое было чувство потребности жертвы и страдания при сознании общего несчастия, то чувство, вследствие которого он 25 го поехал в Можайск и заехал в самый пыл сражения, теперь убежал из своего дома и, вместо привычной роскоши и удобств жизни, спал, не раздеваясь, на жестком диване и ел одну пищу с Герасимом; другое – было то неопределенное, исключительно русское чувство презрения ко всему условному, искусственному, человеческому, ко всему тому, что считается большинством людей высшим благом мира. В первый раз Пьер испытал это странное и обаятельное чувство в Слободском дворце, когда он вдруг почувствовал, что и богатство, и власть, и жизнь, все, что с таким старанием устроивают и берегут люди, – все это ежели и стоит чего нибудь, то только по тому наслаждению, с которым все это можно бросить.Это было то чувство, вследствие которого охотник рекрут пропивает последнюю копейку, запивший человек перебивает зеркала и стекла без всякой видимой причины и зная, что это будет стоить ему его последних денег; то чувство, вследствие которого человек, совершая (в пошлом смысле) безумные дела, как бы пробует свою личную власть и силу, заявляя присутствие высшего, стоящего вне человеческих условий, суда над жизнью.
С самого того дня, как Пьер в первый раз испытал это чувство в Слободском дворце, он непрестанно находился под его влиянием, но теперь только нашел ему полное удовлетворение. Кроме того, в настоящую минуту Пьера поддерживало в его намерении и лишало возможности отречься от него то, что уже было им сделано на этом пути. И его бегство из дома, и его кафтан, и пистолет, и его заявление Ростовым, что он остается в Москве, – все потеряло бы не только смысл, но все это было бы презренно и смешно (к чему Пьер был чувствителен), ежели бы он после всего этого, так же как и другие, уехал из Москвы.
Физическое состояние Пьера, как и всегда это бывает, совпадало с нравственным. Непривычная грубая пища, водка, которую он пил эти дни, отсутствие вина и сигар, грязное, неперемененное белье, наполовину бессонные две ночи, проведенные на коротком диване без постели, – все это поддерживало Пьера в состоянии раздражения, близком к помешательству.
Был уже второй час после полудня. Французы уже вступили в Москву. Пьер знал это, но, вместо того чтобы действовать, он думал только о своем предприятии, перебирая все его малейшие будущие подробности. Пьер в своих мечтаниях не представлял себе живо ни самого процесса нанесения удара, ни смерти Наполеона, но с необыкновенною яркостью и с грустным наслаждением представлял себе свою погибель и свое геройское мужество.