Селевкия

Селевкия на Тигре (др.-греч. Σελεύκεια επί του Τίγρη) — древний город на реке Тигр, развалины которого, известные под именем Тель-Умар, находятся в 25 км к югу от Багдада. На противоположной стороне реки был расположен другой великий город античности — Ктесифон.

История

С древности неподалеку от Селевкии находилось оживленное поселение Упи (Опис). Город Селевкия был основан полководцем Селевком Никатором в качестве столицы одного из царств, появившихся после многочисленных разделов империи Александра Македонского. Датой основания города можно считать 306—305 г. до н. э. После битвы при Ипсе (301 г. до н. э.), когда к Селевку перешли также сирийские и малоазийские территории, была основана новая столица на западе — Селевкия в Пиерии. Селевкия оставалась восточной столицей и резиденцией сына царя — соправителя восточных сатрапий.

Никатор основал город очень больших размеров, по образцу Александрии, в которой Селевк пребывал продолжительное время, спасаясь от преследований Антигона Одноглазого и Деметрия Полиоркета. Город был недонаселён, и в 283 г. до н. э., Антиох I Сотер переселяет в Селевкию жителей Вавилона и переводит вавилонское святилище с сохранением прежнего названия — Эсагила. Известно также, что небесным покровителем Селевкии был бог с македонским именем Аполлон Комайос, святилище которого находилось в центре города. Таким образом, в городе существовало две основные группы населения — вавилоняне и эллинизированные македоняне. В монетном чекане встречаются экземпляры с изображением двух богинь, держащихся за руки, что символизировало согласие между двумя общинами, стоящее в основе благосостояния города.

В 141 г. до н. э. город был захвачен парфянами. Но не исключено, что огромный, сильно укреплённый город сам сдался парфянам в обмен на широкие права самоуправления, которыми он пользовался вплоть до «великого восстания» 36-43 гг.

В 128 г. до н. э. ненадолго перешёл под власть Деметрия II, в 126/7 г. — Гиспаосина Харакенского.

По свидетельству Плиния, количество облагаемых налогами жителей достигало 600 тысяч человек (рубеж н. э.). У античных авторов город удостаивается хвалебных эпитетов urbis maxima — наибольший, крупнейший город.

В 117 г. н. э. город был захвачен легионерами Траяна, но из-за невозможности удержать город многие здания были разрушены или сожжены.

В 164 г. в результате очередной римско-парфянской войны город был захвачен легионами Авидия Кассия, из святилища была унесена статуя Аполлона Комайоса и водружена на Капитолийском холме в Риме. В это время население Селевкии достигало 300 тысяч человек. Мор 165 г., прошедший по всей Римской империи, многие связывали с гневом бога, статуя которого была сдвинута со своего места.

В начале III века Селевкия всё ещё существовала. Представитель новой правящей династии Ирана, шаханшах Ардашир, основал на противоположном берегу Тигра новую Селевкию, назвав её своим именем Вех-Ардашир («Победа Ардашира») в честь победы над последним представителем парфянской династии — царевичем Валарашем. В новый город были переселены жители ветшающей Селевкии.

Либаний, позднеримский автор, описывавший походы императора Юлиана на восток, говорит о покинутых руинах Селевкии, неподалеку от котороых, на берегу Тигра, Юлиан скоропостижно скончался в своем походном шатре (363 г.). Однако раннеарабские авторы, повествуя о войнах арабов, упоминают о двух городах на берегах Тигра, называя это место «аль-мадаин» (в переводе — «города»).

Исследования города

Селевкия была локализована в 1920-х годах немецкими археологами Зарре и Херцфельдом. Тогда же исследовались руины сасанидского города. В 1927—1932 годах на городище Селевкии производились раскопки американской археологической школы в Багдаде под руководством профессора Лероя Уотермена. Для исследования, наряду с традиционным вскрытием культурного слоя было использована аэрофотосьемка, новейший для того времени метод исследования, позволивший в короткие сроки, с минимальными затратами, установить общую топографию городища и представить структуру существовавшего когда-то на этом месте города.

Также был исследован один из кварталов в центральной части города, представляющий собой блок размером 140×70 метров. Была вскрыта последовательность из трех основных слоев, датированных от середины II в. до н. э. до нач III в. н. э.

В 1964—1989 годах городище исследовалось экспедицией туринского университета, было исследовано здание государственного архива в царском квартале и проведены исследования оплывшего сооружения непонятного назначения, расположенного севернее архива.

Ссылки

• [www.umich.edu/~kelseydb/Excavation/Seleucia.html Музей Келси — характеристика раскопок американской экспедиции]
• [www.centroscavitorino.it/progetti/iraq/seleucia.html Сайт Туринского университета — обзор исследований итальянской экспедиции]

Отрывок, характеризующий Селевкия

Ополченцы принесли князя Андрея к лесу, где стояли фуры и где был перевязочный пункт. Перевязочный пункт состоял из трех раскинутых, с завороченными полами, палаток на краю березника. В березнике стояла фуры и лошади. Лошади в хребтугах ели овес, и воробьи слетали к ним и подбирали просыпанные зерна. Воронья, чуя кровь, нетерпеливо каркая, перелетали на березах. Вокруг палаток, больше чем на две десятины места, лежали, сидели, стояли окровавленные люди в различных одеждах. Вокруг раненых, с унылыми и внимательными лицами, стояли толпы солдат носильщиков, которых тщетно отгоняли от этого места распоряжавшиеся порядком офицеры. Не слушая офицеров, солдаты стояли, опираясь на носилки, и пристально, как будто пытаясь понять трудное значение зрелища, смотрели на то, что делалось перед ними. Из палаток слышались то громкие, злые вопли, то жалобные стенания. Изредка выбегали оттуда фельдшера за водой и указывали на тех, который надо было вносить. Раненые, ожидая у палатки своей очереди, хрипели, стонали, плакали, кричали, ругались, просили водки. Некоторые бредили. Князя Андрея, как полкового командира, шагая через неперевязанных раненых, пронесли ближе к одной из палаток и остановились, ожидая приказания. Князь Андрей открыл глаза и долго не мог понять того, что делалось вокруг него. Луг, полынь, пашня, черный крутящийся мячик и его страстный порыв любви к жизни вспомнились ему. В двух шагах от него, громко говоря и обращая на себя общее внимание, стоял, опершись на сук и с обвязанной головой, высокий, красивый, черноволосый унтер офицер. Он был ранен в голову и ногу пулями. Вокруг него, жадно слушая его речь, собралась толпа раненых и носильщиков.
– Мы его оттеда как долбанули, так все побросал, самого короля забрали! – блестя черными разгоряченными глазами и оглядываясь вокруг себя, кричал солдат. – Подойди только в тот самый раз лезервы, его б, братец ты мой, звания не осталось, потому верно тебе говорю…
Князь Андрей, так же как и все окружавшие рассказчика, блестящим взглядом смотрел на него и испытывал утешительное чувство. «Но разве не все равно теперь, – подумал он. – А что будет там и что такое было здесь? Отчего мне так жалко было расставаться с жизнью? Что то было в этой жизни, чего я не понимал и не понимаю».


Один из докторов, в окровавленном фартуке и с окровавленными небольшими руками, в одной из которых он между мизинцем и большим пальцем (чтобы не запачкать ее) держал сигару, вышел из палатки. Доктор этот поднял голову и стал смотреть по сторонам, но выше раненых. Он, очевидно, хотел отдохнуть немного. Поводив несколько времени головой вправо и влево, он вздохнул и опустил глаза.
– Ну, сейчас, – сказал он на слова фельдшера, указывавшего ему на князя Андрея, и велел нести его в палатку.
В толпе ожидавших раненых поднялся ропот.
– Видно, и на том свете господам одним жить, – проговорил один.
Князя Андрея внесли и положили на только что очистившийся стол, с которого фельдшер споласкивал что то. Князь Андрей не мог разобрать в отдельности того, что было в палатке. Жалобные стоны с разных сторон, мучительная боль бедра, живота и спины развлекали его. Все, что он видел вокруг себя, слилось для него в одно общее впечатление обнаженного, окровавленного человеческого тела, которое, казалось, наполняло всю низкую палатку, как несколько недель тому назад в этот жаркий, августовский день это же тело наполняло грязный пруд по Смоленской дороге. Да, это было то самое тело, та самая chair a canon [мясо для пушек], вид которой еще тогда, как бы предсказывая теперешнее, возбудил в нем ужас.
В палатке было три стола. Два были заняты, на третий положили князя Андрея. Несколько времени его оставили одного, и он невольно увидал то, что делалось на других двух столах. На ближнем столе сидел татарин, вероятно, казак – по мундиру, брошенному подле. Четверо солдат держали его. Доктор в очках что то резал в его коричневой, мускулистой спине.
– Ух, ух, ух!.. – как будто хрюкал татарин, и вдруг, подняв кверху свое скуластое черное курносое лицо, оскалив белые зубы, начинал рваться, дергаться и визжат ь пронзительно звенящим, протяжным визгом. На другом столе, около которого толпилось много народа, на спине лежал большой, полный человек с закинутой назад головой (вьющиеся волоса, их цвет и форма головы показались странно знакомы князю Андрею). Несколько человек фельдшеров навалились на грудь этому человеку и держали его. Белая большая полная нога быстро и часто, не переставая, дергалась лихорадочными трепетаниями. Человек этот судорожно рыдал и захлебывался. Два доктора молча – один был бледен и дрожал – что то делали над другой, красной ногой этого человека. Управившись с татарином, на которого накинули шинель, доктор в очках, обтирая руки, подошел к князю Андрею. Он взглянул в лицо князя Андрея и поспешно отвернулся.
– Раздеть! Что стоите? – крикнул он сердито на фельдшеров.