Селестен, Мартиаль

Поделись знанием:
Перейти к: навигация, поиск
Мартиаль Селестен
фр. Martial Célestin<tr><td colspan="2" style="text-align: center; border-top: solid darkgray 1px;"></td></tr>
Премьер-министр Гаити
9 февраля 1988 года — 20 июня 1988 года
Предшественник: Должность учреждена
Преемник: Рене Преваль
 
Рождение: 4 октября 1913(1913-10-04)
Гантье, Гаити
Смерть: 4 февраля 2011(2011-02-04) (97 лет)

Мартиаль Селестен (фр. Martial Célestin; 4 октября 1913 — 4 февраля 2011) — гаитянский государственный деятель. Премьер-министр Гаити (1988).



Биография

В студенческие годы изучал право и экономику в юридическом факультете в Париже и в 1936 г. стал адвокатом.

В 1950—1956 гг. — на дипломатической работе в посольстве Гаити в Париже,

в 1953—1956 гг. — помощник министра иностранных дел Гаити. Его карьера в МИДе была прервана с приходом к власти диктаторского клана Дювалье.

В 1977 г. был избран президентом Ассоциации коллегии адвокатов Порт-о-Пренса, одновременно в 1978—1996 гг. — профессор Государственного университета Гаити,

в 1978 − 2005 гг. он также был профессором аграрного права на юридическом факультете в Порт-о-Пренсе, профессором университета Жан Прайс-Марс, профессором права в Военной академии и профессором Национальной академии дипломатических и консульских учреждений.

9 февраля 1988 г. был назначен президентом Лесли-Франсуа Манига на пост Премьер-министра Гаити после подготовки проекта конституции 1987 года. Совмещал эту должность с постом министра юстиции. Селестен также был избран в парламент Гаити по результатам выборов 17 января 1988 года, но был смещен 20 июля того же года, после путча генерала Анри Намфи.

Являлся кавалером французского ордена Почетного легиона.

Напишите отзыв о статье "Селестен, Мартиаль"

Ссылки

Отрывок, характеризующий Селестен, Мартиаль

– Ах, я не знаю, как все это необычайно! – сказала Соня, хватаясь за голову.
Через несколько минут князь Андрей позвонил, и Наташа вошла к нему; а Соня, испытывая редко испытанное ею волнение и умиление, осталась у окна, обдумывая всю необычайность случившегося.
В этот день был случай отправить письма в армию, и графиня писала письмо сыну.
– Соня, – сказала графиня, поднимая голову от письма, когда племянница проходила мимо нее. – Соня, ты не напишешь Николеньке? – сказала графиня тихим, дрогнувшим голосом, и во взгляде ее усталых, смотревших через очки глаз Соня прочла все, что разумела графиня этими словами. В этом взгляде выражались и мольба, и страх отказа, и стыд за то, что надо было просить, и готовность на непримиримую ненависть в случае отказа.
Соня подошла к графине и, став на колени, поцеловала ее руку.
– Я напишу, maman, – сказала она.
Соня была размягчена, взволнована и умилена всем тем, что происходило в этот день, в особенности тем таинственным совершением гаданья, которое она сейчас видела. Теперь, когда она знала, что по случаю возобновления отношений Наташи с князем Андреем Николай не мог жениться на княжне Марье, она с радостью почувствовала возвращение того настроения самопожертвования, в котором она любила и привыкла жить. И со слезами на глазах и с радостью сознания совершения великодушного поступка она, несколько раз прерываясь от слез, которые отуманивали ее бархатные черные глаза, написала то трогательное письмо, получение которого так поразило Николая.


На гауптвахте, куда был отведен Пьер, офицер и солдаты, взявшие его, обращались с ним враждебно, но вместе с тем и уважительно. Еще чувствовалось в их отношении к нему и сомнение о том, кто он такой (не очень ли важный человек), и враждебность вследствие еще свежей их личной борьбы с ним.
Но когда, в утро другого дня, пришла смена, то Пьер почувствовал, что для нового караула – для офицеров и солдат – он уже не имел того смысла, который имел для тех, которые его взяли. И действительно, в этом большом, толстом человеке в мужицком кафтане караульные другого дня уже не видели того живого человека, который так отчаянно дрался с мародером и с конвойными солдатами и сказал торжественную фразу о спасении ребенка, а видели только семнадцатого из содержащихся зачем то, по приказанию высшего начальства, взятых русских. Ежели и было что нибудь особенное в Пьере, то только его неробкий, сосредоточенно задумчивый вид и французский язык, на котором он, удивительно для французов, хорошо изъяснялся. Несмотря на то, в тот же день Пьера соединили с другими взятыми подозрительными, так как отдельная комната, которую он занимал, понадобилась офицеру.