Селиверстова, Ольга Николаевна

О́льга Никола́евна Селиве́рстова (17 октября 1934, Москва — 9 мая 2001, там же) — советский и российский лингвист, доктор филологических наук, профессор. Труды по общей семантике, семантике служебных слов и местоимений, актуальному членению предложения, английской и русской лексикологии.

Биография

Кандидатская диссертация «Опыт семантического анализа слов типа 'все', 'all' и типа 'кто-нибудь', 'some' в русском и английском языках» (1965). С 1966 года — в секторе германских языков Института языкознания АН СССР. Докторская диссертация «Экзистенциальность и посессивность в языке и речи» (1983). Организатор и руководитель семинара по экспериментальной семантике в Институте языкознания РАН; руководитель российско-французского проекта по описанию служебных слов в русском языке (1996—2001). Читала лекции по приглашению в ряде европейских университетов (во Франции и в Италии).

Вклад в науку

Общее число публикаций О. Н. Селиверстовой сравнительно невелико, но её вклад в развитие российских семантических исследований весьма значителен. Основной областью её научных интересов была лексическая семантика и семантика служебных слов. В ранних работах использовала методику компонентного анализа, развивая которую выработала собственный подход к описанию семантики многозначных слов. В этом подходе, который сама О. Н. Селиверстова чаще всего называла «экспериментальной семантикой», подчёркивая его ориентацию на методологию естественных наук, наибольшее внимание уделялось процедурам проверки корректности семантических описаний (в том числе путём опроса информантов) и проблемам соотношения значения и действительности. В поздних работах, посвящённых преимущественно семантическому анализу пространственных предлогов, проявляла интерес к когнитивной лингвистике, с некоторыми положениями которой её взгляды сближались.

В целом подход О. Н. Селиверстовой — один из самых оригинальных и независимых в отечественной лингвистике 1960—1990 годов. В ряде работ О. Н. Селиверстовой удалось установить приоритет в постановке проблем, впоследствии признанных центральными для теоретической семантики и вызвавшим оживлённую полемику: такова работа 1964 года о семантическом анализе неопределённых местоимений, работа 1982 года об основаниях семантической классификации предикатов (в сборнике на ту же тему, изданном по инициативе О. Н. Селиверстовой и под её редакцией), и др. Её наиболее известные труды переизданы посмертно в 2004 году.

Основные публикации

• Опыт семантического анализа слов типа 'все' и типа 'кто-нибудь' // Вопросы языкознания, 1964, № 4.
• Компонентный анализ многозначных слов (на материале некоторых русских глаголов). М., 1975 (также в избранном 2004 г.).
• Некоторые типы семантических гипотез и их верификация // Гипотеза в современной лингвистике. М., 1980, 262—318 (также в избранном 2004 г.).
• Опыт семантического анализа группы русских и английских глаголов с общим компонентом «излучать свет». // Актуальные проблемы психологии речи и психологии обучения языку. М., 1970.
• Второй вариант классификационной сетки и описание некоторых предикативных типов русского языка // Семантические типы предикатов. М., 1982, 86—157.
• [www.auditorium.ru/books/2033/ Местоимения в языке и речи. М., 1988] (также в избранном 2004 г.).
• Контрастивная синтаксическая семантика (опыт описания). М., 1990 (также в избранном 2004 г.).
• (в соавторстве с Т. Н. Маляр) Пространственно-дистанционные предлоги и наречия в русском и английском языках. Мюнхен, 1998 (также в избранном 2004 г.).
• Труды по семантике. М., 2004.

Отрывок, характеризующий Селиверстова, Ольга Николаевна

Он иногда замечал с неудовольствием, что ему случалось в один и тот же день, в разных обществах, повторять одно и то же. Но он был так занят целые дни, что не успевал подумать о том, что он ничего не думал.
Сперанский, как в первое свидание с ним у Кочубея, так и потом в середу дома, где Сперанский с глазу на глаз, приняв Болконского, долго и доверчиво говорил с ним, сделал сильное впечатление на князя Андрея.
Князь Андрей такое огромное количество людей считал презренными и ничтожными существами, так ему хотелось найти в другом живой идеал того совершенства, к которому он стремился, что он легко поверил, что в Сперанском он нашел этот идеал вполне разумного и добродетельного человека. Ежели бы Сперанский был из того же общества, из которого был князь Андрей, того же воспитания и нравственных привычек, то Болконский скоро бы нашел его слабые, человеческие, не геройские стороны, но теперь этот странный для него логический склад ума тем более внушал ему уважения, что он не вполне понимал его. Кроме того, Сперанский, потому ли что он оценил способности князя Андрея, или потому что нашел нужным приобресть его себе, Сперанский кокетничал перед князем Андреем своим беспристрастным, спокойным разумом и льстил князю Андрею той тонкой лестью, соединенной с самонадеянностью, которая состоит в молчаливом признавании своего собеседника с собою вместе единственным человеком, способным понимать всю глупость всех остальных, и разумность и глубину своих мыслей.
Во время длинного их разговора в середу вечером, Сперанский не раз говорил: «У нас смотрят на всё, что выходит из общего уровня закоренелой привычки…» или с улыбкой: «Но мы хотим, чтоб и волки были сыты и овцы целы…» или: «Они этого не могут понять…» и всё с таким выраженьем, которое говорило: «Мы: вы да я, мы понимаем, что они и кто мы ».
Этот первый, длинный разговор с Сперанским только усилил в князе Андрее то чувство, с которым он в первый раз увидал Сперанского. Он видел в нем разумного, строго мыслящего, огромного ума человека, энергией и упорством достигшего власти и употребляющего ее только для блага России. Сперанский в глазах князя Андрея был именно тот человек, разумно объясняющий все явления жизни, признающий действительным только то, что разумно, и ко всему умеющий прилагать мерило разумности, которым он сам так хотел быть. Всё представлялось так просто, ясно в изложении Сперанского, что князь Андрей невольно соглашался с ним во всем. Ежели он возражал и спорил, то только потому, что хотел нарочно быть самостоятельным и не совсем подчиняться мнениям Сперанского. Всё было так, всё было хорошо, но одно смущало князя Андрея: это был холодный, зеркальный, не пропускающий к себе в душу взгляд Сперанского, и его белая, нежная рука, на которую невольно смотрел князь Андрей, как смотрят обыкновенно на руки людей, имеющих власть. Зеркальный взгляд и нежная рука эта почему то раздражали князя Андрея. Неприятно поражало князя Андрея еще слишком большое презрение к людям, которое он замечал в Сперанском, и разнообразность приемов в доказательствах, которые он приводил в подтверждение своих мнений. Он употреблял все возможные орудия мысли, исключая сравнения, и слишком смело, как казалось князю Андрею, переходил от одного к другому. То он становился на почву практического деятеля и осуждал мечтателей, то на почву сатирика и иронически подсмеивался над противниками, то становился строго логичным, то вдруг поднимался в область метафизики. (Это последнее орудие доказательств он особенно часто употреблял.) Он переносил вопрос на метафизические высоты, переходил в определения пространства, времени, мысли и, вынося оттуда опровержения, опять спускался на почву спора.
Вообще главная черта ума Сперанского, поразившая князя Андрея, была несомненная, непоколебимая вера в силу и законность ума. Видно было, что никогда Сперанскому не могла притти в голову та обыкновенная для князя Андрея мысль, что нельзя всё таки выразить всего того, что думаешь, и никогда не приходило сомнение в том, что не вздор ли всё то, что я думаю и всё то, во что я верю? И этот то особенный склад ума Сперанского более всего привлекал к себе князя Андрея.