Селхерст Парк
 | |
| Полное название |
Selhurst Park Stadium |
|---|---|
| Местоположение | |
| Заложен |
1922-1923 |
| Построен |
1924 |
| Открыт |
30 августа 1924 |
| Стоимость постройки |
£30 000 |
| Архитектор | |
| Владелец |
CPFC 2010 |
| Вместимость |
26 309 |
| Домашняя команда | |
| Размеры поля |
101х68 метров (110х74 ярда) |
| Покрытие |
травяное |
«Селхерст Парк» (англ. Selhurst Park) — футбольный стадион в пригороде Лондона, Южный Норвуд, округ Кройдон. Является домашним стадионом футбольного клуба «Кристал Пэлас».
Место для нового стадиона, где размещалась старая кирпичная фабрика, было куплено у Брайтонской железнодорожной компании за £2 570. Проект был разработан известным архитектором Арчибальд Лейтчем и реализован строительной фирмой Humphreys of Kensington примерно за £30 000. Открытие состоялось 30 августа 1924 года в присутствии лорда-мэра Лондона, в присутствии 25 000 зрителей «Кристал Пэлас» уступил «Шеффилд Уэнсдей» — 0:1. Стадион представлял собой только одну Главную трибуну, остальные были достроены лишь в 60-е годы.
Кроме футбольных матчей на «Селхерст Парк» проводились соревнования по боксу, велосипедному поло и крикету, а также музыкальные концерты. Также на стадионе прошли две игры лондонской Олимпиады 1948 года.
На стадионе выступали и другие лондонские клубы — «Чарльтон Атлетик» (с 1985 по 1991 год) и «Уимблдон» (с 1991 по 2000 год).
В январе 2011 года консорциум CPFC 2010, владеющий стадионом и клубом, объявил о намерении вернуться в изначальный дом «Кристал Пэлас» — Национальный спортивный центр «Кристал Пэлас» в ближайшие пять лет. После постройки нового Олимпийского стадиона к лондонской Олимпиаде 2012, центр утратит статус главного легкоатлетического стадиона и владельцы «Пэлас» планируют, убрав беговые дорожки, превратить его в чистофутбольную арену на 25 000 мест.
Напишите отзыв о статье "Селхерст Парк"
Ссылки
- [www.cpfc.premiumtv.co.uk/page/Stadium/0,,10323,00.html Информация о стадионе] на сайте «Кристал Пэлас»
| ||||||||||||||
Отрывок, характеризующий Селхерст Парк
Получив это известие поздно вечером, когда он был один в. своем кабинете, старый князь, как и обыкновенно, на другой день пошел на свою утреннюю прогулку; но был молчалив с приказчиком, садовником и архитектором и, хотя и был гневен на вид, ничего никому не сказал.Когда, в обычное время, княжна Марья вошла к нему, он стоял за станком и точил, но, как обыкновенно, не оглянулся на нее.
– А! Княжна Марья! – вдруг сказал он неестественно и бросил стамеску. (Колесо еще вертелось от размаха. Княжна Марья долго помнила этот замирающий скрип колеса, который слился для нее с тем,что последовало.)
Княжна Марья подвинулась к нему, увидала его лицо, и что то вдруг опустилось в ней. Глаза ее перестали видеть ясно. Она по лицу отца, не грустному, не убитому, но злому и неестественно над собой работающему лицу, увидала, что вот, вот над ней повисло и задавит ее страшное несчастие, худшее в жизни, несчастие, еще не испытанное ею, несчастие непоправимое, непостижимое, смерть того, кого любишь.
– Mon pere! Andre? [Отец! Андрей?] – Сказала неграциозная, неловкая княжна с такой невыразимой прелестью печали и самозабвения, что отец не выдержал ее взгляда, и всхлипнув отвернулся.
– Получил известие. В числе пленных нет, в числе убитых нет. Кутузов пишет, – крикнул он пронзительно, как будто желая прогнать княжну этим криком, – убит!
Княжна не упала, с ней не сделалось дурноты. Она была уже бледна, но когда она услыхала эти слова, лицо ее изменилось, и что то просияло в ее лучистых, прекрасных глазах. Как будто радость, высшая радость, независимая от печалей и радостей этого мира, разлилась сверх той сильной печали, которая была в ней. Она забыла весь страх к отцу, подошла к нему, взяла его за руку, потянула к себе и обняла за сухую, жилистую шею.
– Mon pere, – сказала она. – Не отвертывайтесь от меня, будемте плакать вместе.
– Мерзавцы, подлецы! – закричал старик, отстраняя от нее лицо. – Губить армию, губить людей! За что? Поди, поди, скажи Лизе. – Княжна бессильно опустилась в кресло подле отца и заплакала. Она видела теперь брата в ту минуту, как он прощался с ней и с Лизой, с своим нежным и вместе высокомерным видом. Она видела его в ту минуту, как он нежно и насмешливо надевал образок на себя. «Верил ли он? Раскаялся ли он в своем неверии? Там ли он теперь? Там ли, в обители вечного спокойствия и блаженства?» думала она.
