Сельджукиды
Сельджукиды — тюркская династия, правившая в ряде стран Ближнего и Среднего Востока, Месопотамии, Сирии, Палестине и большей части Ирана с XI по XIV века. Основатель династии: Тогрул-бек.
Содержание
Великая Сельджукская империя
С 1038 по 1055 год сельджуки овладели Хорасаном, Хорезмом, Западным Ираном, Азербайджаном и Ираком. Аббасидский халиф аль-Каим вынужден был признать Тогрул-бека (1038—1063) султаном и «царем Востока и Запада». Сельджукский султан считался наместником халифа, а сам халиф сохранял за собой только номинальный суверенитет и духовный авторитет. Столицей государства Тогрул-бека был город Рей.
При Алп-Арслане (1063—1072) и Мелик-шахе I (1072—1092) сельджуки завоевали Армению, почти всю Малую Азию, а затем — Сирию и Палестину. После овладения Грузией, Ширваном и Мавераннахром их правители стали вассалами сельджукских султанов. Наибольшего военно-политического могущества Великая Сельджукская империя достигла при Мелик-шахе[1].
Завоевание новых земель и народов привело к смешанным бракам между тюрками и местным населением, причем подобный процесс шел также на самом высоком государственном уровне. К XIII веку большинство сельджукских правителей восточной Анатолии имели (частично) греческие, армянские или грузинские корни[2].
С конца XI века Сельджукская империя стала клониться к упадку. Основной причиной упадка стали: первый крестовый поход, из-за которого империя утратила Грузию, Ширван, прибрежные части Малой Азии, часть Сирии и Палестину; рост феодальной раздробленности и сепаратистские стремления вассалов. При Тогрул-беке были выделены обширные уделы членам Сельджукского рода, некоторые из которых со временем превратились в фактически самостоятельные султанаты: Керманский, 1041—1187; Сирийский, 1074—1117; Конийский, или Румский, 1077—1307[1].
Султаны раздавали знати и рядовым воинам военные лены — икта, что давало возможность султану удерживать власть. В конце XI века завершились большие завоевания, приносившие знати новые земли и военную добычу, что привило к изменению политической ситуации в стране. Знать начала стремиться превратить свои владения в юридически наследственные, а свою власть над райятами — в неограниченную; владетели крупных ленов поднимали мятежи, добиваясь независимости (Хорезм в 1-й половине XII века). В сложившейся ситуации султан стал искать для себя опору в иранской чиновной знати, заинтересованной в существовании сильного государственного аппарата и сильной централизованной власти, однако эта попытка возродить староиранскую традицию централистской политики потерпела неудачу[1].
После смерти Мелик-шаха Великая Сельджукская империя была охвачена междоусобиями; султанский престол последовательно переходил от одного сына Мелик-шаха к другому. Махмуду (1092—1094), Баркияруку (1094—1104), Мелик-шаху II (1104—1105) и Мухаммеду (1105—1118) приходилось бороться не только со знатью, но и с движением исмаилитов. В 1118 году султанат был разделен между сыном Мухаммеда — Махмудом и его дядей — Санджаром. Первому достался Иракский султанат (Западный Иран, Ирак и Азербайджан) со столицей в городе Хамадан, второму Хорасан, Хорезм и Мавераннахр со столицей в городе Мерв.
После вторжения в Среднюю Азию каракитаев все области к востоку и северу от Амударьи были потеряны для Сельджукской империи. В 1153 году восстали кочевавшие близ города Балха огузы, которые разбили войско выступившего против них Санджара и взяли в плен его самого; вслед за тем балхские огузы подвергли опустошению Хорасан. Завоевания Хорезм-шаха Текеша положили конец Иракскому султанату. Последний остаток распавшейся империи — Иконийский султанат просуществовал до начала XIV века[1].
Имя | Титул | Годы правления | Примечание |
---|---|---|---|
Токак | сюбаши государства Огузов | отец Сельджука. Служил на военной службе у ябгу Али, правителя Дженда, по друой версии у хазарского кагана. По всей вероятности, Токак служил хазарам до времени упадка хазарского государства и убийства верховного кагана и его семьи огузами, а затем заключил союз с огузами и перешёл на службу к огузскому ябгу, став вторым по значению человеком у огузов. Скорее всего, на союз с огузами его подтолкнуло давление кипчаков и печенегов, очень усилившихся после унаследования Хазарии из-за пресечения местной династии Святославом Игоревичем, присоединившим Хазарию в 965 году(или в 969 году), а затем убитым вначале признававшими себя его вассалами печенегами по возвращении из Дунайской Болгарии. | |
Сельджук | сюбаши государства Огузов, ябгу |
985— | По некоторым сведениям Сельджук начинал свою военную карьеру командиром в войсках Хазарского каганата. Позже после ослабления власти кагана в середине X века вместе с отцом перешел на службу к огузам. Ему было не более 20 лет, когда он стал сю-баши у огузского ябгу. По легенде, жена ябгу, видя в Сельджуке опасного соперника, подговаривала мужа убить его. Узнав об этом заговоре, Сельджук собрал всех людей своего племени Кынык и с сотней всадников переселился под предлогом поиска новых пастбищ из Турана, страны огузов, в Иран. Прожил, по преданию, 107 лет и умер в Дженде. Сельджук оставил после себя пятерых сыновей: Тогрул-бек, Чагры-бек Дауд, Алп-Арслан. Впоследствии, захватив Месопотамию, Ирак, Сирию и большую часть Ирана, они создали огромную империю и стали основателями династии Сельджукидов, правившей этими землями с XI по XIV века. |
Исраил ибн Сельджук (ум. 1032) |
ябгу | —1029 | |
Микаил ибн Сельджук | |||
Муса ибн Сельджук | ябгу | —1056 | |
дихкан Фаравы | 1036—1056 | ||
Юсуф ибн Сельджук | йинал | ||
Юнус ибн Сельджук | |||
Эрташ ибн Юсуф | ябгу | 1029 | |
Ибрахим ибн Юсуф | йинал | —1056 | |
Хасан ибн Муса | амир Герата | 1040— | |
ябгу | 1056— | ||
Кутулмыш ибн Исраил | малик | 1055—1064 | |
Чагры-бек ибн Микаил | дихкан Дихистана шаханшах султан Мерва султан Хорасана |
1036—1037, 1039—1040 1037—1060 1037—1039, 1040—1055 1055—1060 |
|
Тогрул-бек (род. 990) |
дихкан Нисы султан Нишапура султан Хорасана великий султан, малик Машрика и Магриба |
1036—1037, 1040 1037—1040 1040—1055 1055—1063 |
Захватил территории восточной Туркмении и Ирана. В 1055 году захватил Багдад и до 1058 года правил Ираком. Аббасидский халиф ал-Каим был вынужден дать Тогрул-беку титул султана, а затем — «царя Востока и Запада». |
Алп-Арслан (род. 1030) |
великий султан, малик Машрика и Магриба |
1063—1072 | Под командованием Алп-Арслана сельджуки начали натиск на Византийскую империю. |
Мелик-шах I (род. 1055) |
валиахд великий султан, малик Машрика и Магриба |
1066—1072 1072—1092 |
В правление Мелик-шаха сельджукское государство пришло к точке своего наивысшего могущества. При Мелик-шахе I столица империи была перенесена из Рея в Исфахан. |
Ахмад ибн Малик-шах (род. 1077) |
малик ал-мулук, валиахд | 1087—1088 | |
Бёркийарук ибн Малик-шах (род. 1080) | великий султан, малик Машрика и Магриба |
1092—1104 | |
Махмуд ибн Малик-шах (род. 1088) |
великий султан, малик Машрика и Магриба |
1092—1093 | |
султан Исфахана | 1093—1094 | ||
Малик-шах ибн Бёркийарук (род. 1100) |
великий султан, малик Машрика и Магриба |
1104—1105 | |
Мухаммад ибн Малик-шах (род. 1082) |
амир Аррана валиахд султан Ирака великий султан, малик Машрика и Магриба |
1092—1104 1101—1104 1104—1105 1105—1118 |
|
Ахмад Санджар (1085—1157) |
амир Хорасана султан Хорасана, малик Машрика, великий шаханшах великий султан, малик Машрика и Магриба |
1097—1105 1105—1118 1118—1157 |
Первоначально — султан Великого Хорасана, затем, после смерти Мухаммада I, унаследовал территории Сельджукской империи. |
Иракский султанат
Имя | Титул | Годы правления | Примечание |
---|---|---|---|
Мухамад ибн Малик-шах | амир Аррана | 1092—1104 | р.1082 |
валиахд | 1101—1104 | ||
султан Ирака | 1104—1105 | ||
великий султан, малик Машрика и Магриба | 1105—1118 | ||
Махмуд ибн Мухамад | валиахд, султан Ирака | 1118—1131 | |
Дауд ибн Махмуд | султан Ирака | 1131—1132 | |
валиахд | 1133—1143 | ||
Тогрул ибн Мухаммад | султан Ирака | 1132—1132 | |
Масуд ибн Мухаммад | султан Ирака, великий шаханшах | 1133—1152 | |
Малик-шах ибн Махмуд | султан Ирака | 1152—1153 | ум. 1160 |
Мухаммад-шах ибн Махмуд | султан Ирака | 1153—1159 | |
Сулайман-шах ибн Мухаммад | султан Ирака | 1159—1161 | |
Арслан-шах ибн Тогрул | валиахд | 1159—1161 | |
султан Ирака | 1161—1177 | ||
Тогрул ибн Арслан-шах | султан Ирака | 1177—1194 |
Сирийский султанат
Имя | Титул | Годы правления | Примечание |
---|---|---|---|
Тутуш ибн Мухаммад | султан Сирии | 1074—1095 | р.1066 |
Ридван ибн Тутуш | султан Халеба | 1095—1104 | |
султан Сирии с центром в Халебе | 1104—1113 | ||
Дукак ибн Тутуш | султан Дамаска | 1095—1104 | |
Тутуш II ибн Дукак | султан Дамаска | 1104—1104 | |
Алп Арслан ибн Ридван | султан Сирии с центром в Халебе | 1113—1114 | р.1097 |
Султан-шах ибн Ридван | султан Сирии с центром в Халебе | 1114—1117 | |
Ибрахим ибн Ридван | султан Сирии с центром в Халебе | 1117—1118 |
Хорасанский султанат
Имя | Титул | Годы правления | Примечание |
---|---|---|---|
Илйас ибн Дауд | амир Тохаристана | [[]]— | |
Сулайман ибн Дауд | валиахд | 1063 | |
амир Балха | 1066— | ||
Масуд ибн Эрташ Ягбу | амир Багшура | 1066— | |
Маудуд ибн Эрташ Ягбу | амир Исфизара | 1066— | |
Арслан Аргун ибн Мухаммад | хорезмшах | 1066—1072 | |
амир Хамадана | 1072—1095 | ||
султан Хорасана | 1095—1096 | ||
Бёри Барс ибн Мухаммад | амир Герата | 1072—1095 | |
Текиш ибн Мухаммад | султан Балха | 1074—1085 |
Керманский султанат
Имя | Титул | Годы правления | Примечание |
---|---|---|---|
Кавурд-бек | султан Кермана | 1045—1073 | Кавурд получил под своё управление иранскую провинцию Кирман в 1041 году. В 1048 году, после устранения Буида Абу Калиджара, он фактически утвердился в этой области. Кавурд взял главный город провинции Бардасир, а после завоевания морского побережья Кавурд был признан правителем Омана. В 1067 году он восстал против своего брата Алп-Арслана. Попытка захватить власть в султанате не принесла ему ожидаемого результата и он вынужден был вновь подчиниться его власти. В 1072 году Алп-Арслан умер, а его преемником стал сын Малик-шах I. Кавурд, являвшийся самым старшим в роде Сельджуков, не пожелал ему подчиняться и в 1073 году поднял новое восстание, попытался завладеть престолом. Весной 1073 года он был разбит в недалеко от Хамадана и попал в плен к своему племяннику и был казнён[3]. |
Кирман-шах | султан Кермана | 1073 | Стал правителем султаната после смерти Кавурда. |
Хусайн | султан Кермана | 1073—1074 | Стал правителем султаната после смерти Кирман-шаха. |
Султан-шах | султан Кермана | 1074—1085 | Стал правителем султаната после смерти Хусайна. После его утверждения на трон Малик-шах начал поход против Кирмана, но Султан-шах выразил полную покорность Малик-шаху, и тот отменил поход[3]. |
Туран-шах I | султан Кермана | 1085—1097 | Стал правителем султаната после смерти Султан-шаха. |
Амиран-шах | султан Кермана | 1097—1101 | Стал правителем султаната после смерти Туран-шаха. |
Арслан-шах I | султан Кермана | 1101—1142 | Стал правителем султаната после смерти Амиран-шаха. |
Мухаммад-шах I | султан Кермана | 1142—1156 | Ммел славу кровожадного тирана, однако страна продолжала при нём процветать. Мухаммад I покровительствовал духовенству, строил в Бардасире и Джируфте медресе, рабаты, мечети и больницы. В соборной мечети Бардасира была устроена библиотека, насчитывавшая 5 тыс. томов[3]. |
Тогрул-шах | султан Кермана | 1156—1167 | Во время его правления распался Хорасанский султанат. Долгие годы этот султанат прикрывал Кирман от набегов кочевников. В Иран устремились полчища огузов, завоевывавших одну провинцию за другой. После смерти Тогрыл-шаха в 1170 году в Кирмане начались смуты и кочевники захватили Кирман[3]. |
Арслан-шах II | султан Кермана | 1167, 1168 | Стал правителем султаната после смерти Тогрул-шаха. |
Бахрам-шах | султан Кермана | 1167—1168 | Стал правителем султаната после смерти Арслан-шаха II. |
Туран-шах II | султан Кермана | 1168—1174 | При Туран-шахе II огузы разграбили всю страну[3]. |
Мухаммад- шах II | султан Кермана | 1174—1187 | В правление Мухаммада II, Кирман перешел под власть огузского эмира Малика Динара[3]. |
Мубарак султан | султан Кермана | 1187 | Стал правителем султаната после смерти Мухаммад-шаха II. |
Румский султанат
Конийский султанат сложился в результате завоеваний турок-сельджуков в Малой Азии (у арабских и персидских авторов — Рум) в XI—XIII веках . К 1090-м годам сельджуки сумели завоевать все византийские города в Малой Азии и выйти к проливам Дарданеллы и Босфор.
В 1070-х сельджукский военачальник Сулейман ибн Кутулмыш, двоюродный брат султана Мелик-шаха I, пришел к власти в западной Анатолии. В 1075 году он захватил византийские города Никею (Изник) и Никомедия (Измит). Два года спустя он объявил себя султаном независимого государства Сельджуков, сделав его центром Никею.
Сулейман был убит в Антиохии в 1086 году Тутушем I, правителем сельджукской Сирии, и его сын Кылыч-Арслан был брошен в тюрьму. После смерти Мелик-шаха (1092) Кылыч-Арслан был освобождён и немедленно утвердился во владениях своего отца. Он был в конечном счете побеждён крестоносцами Первого Крестового похода и отступил на юг центральной Анатолии, где он воссоздал своё государство со столицей в Конье. В 1107 году он овладел Мосулом, но умер в тот же самый год, борясь с сыном Малик-шаха Мехмедом Тэпэром. После взятия Никеи крестоносцами и византийцами в 1096 году столица была перенесена в город Конья (Иконий).
Тем временем другой румский сельджук, Малик-шах, захватил Конью. В 1116 году сын Кылыч-Арслана — Масуд I — взял город с помощью Данишмендидов. Ко времени смерти Масуда в 1156 году султанат управлял почти всей центральной Анатолией. Сын Масуда, Кылыч-Арслан II, захватил остающиеся территории вокруг Сиваса и Малатьи у последнего из Данишмендидов (1174). В Битве при Мириокефале в 1176 году Кылыч-Арслан II также победил византийскую армию во главе с Мануилом I Комнином, нанеся главный удар по византийской власти в регионе. Несмотря на временную оккупацию Коньи в 1190 году участниками Третьего Крестового похода, султанат быстро возвратил и консолидировал свою власть.
После смерти последнего султана Великой империи Сельджуков Тугрула III в 1194 году румские султаны стали единственными правящими представителями династии. После ослабления Византии в 1204 году турками были захвачены города Атталия (1207) и Синоп (1214). Кей-Хосров I захватил Конью у крестоносцев в 1205 году. При нём и двух его преемниках, Кей-Кавусе I и Кей-Кубаде I, власть сельджуков в Анатолии достигла своего апогея. Самым важным достижением Кей-Хосрова был захват гавани Attalia (Анталья) на Средиземноморском побережье в 1207 году. Его сын Кей-Кавус I захватил Синоп и сделал на некоторое время своим вассалом Трапезундскую империю (1214). Он также поработил армянскую Киликию, но в 1218 году был вынужден сдать город Алеппо, приобретённый от аль-Камила. Кей-Кубад I продолжал приобретать земли вдоль Средиземноморского побережья с 1221 до 1225 годы. В 1220-х годах он послал экспедиционные войска через Чёрное море в Крым. На востоке он победил Менгджуков и начал оказывать давление на Артукидов.
К 1307 году султанат распался на мелкие княжества. Одно из них — бейлик Османа I, который был отдан ему в лен, — явилось ядром образовавшегося в начале XIV века Османского государства.
Напишите отзыв о статье "Сельджукиды"
Примечания
- ↑ 1 2 3 4 СИЭ, 1961—1976.
- ↑ R. Bedrosian Armenia during the Seljuk and Mongol Periods in: The Armenian People from Ancient to Modern Times Vol.1. ed. Richard G. Hovannisian, New York, 1997. С. 241—271Оригинальный текст (англ.)
Intermarriage occurred not only between the families of Armenian civil servants and Turkish lords but at the very pinnacle of the state. By the thirteenth century few Seljuk sultans of eastern Asia Minor lacked an Armenian, Georgian, or Greek parent or grandparent.
- ↑ 1 2 3 4 5 6 Рыжов, 2004.
Литература
- Рыжов К. В. Сельджуки // Все монархи мира. Мусульманский Восток. VII—XV вв. — М. : Вече, 2004. — ISBN 5-94538-301-5.</span>
- [dic.academic.ru/dic.nsf/sie/15799/ Сельджукское государство] // Советская историческая энциклопедия : в 16 т. / под ред. Е. М. Жукова. — М. : Советская энциклопедия, 1961—1976.</span>
Ссылки
- [www.runivers.ru/doc/isl/element.php?ELEMENT_ID=83473&SECTION_ID=5574&IBLOCK_ID=43 Сельджукиды] / Политическая история исламского мира runivers.ru
Отрывок, характеризующий Сельджукиды– Не знаю, генерал…Полковой командир, сам подойдя к рядам, распорядился переодеванием опять в шинели. Ротные командиры разбежались по ротам, фельдфебели засуетились (шинели были не совсем исправны) и в то же мгновение заколыхались, растянулись и говором загудели прежде правильные, молчаливые четвероугольники. Со всех сторон отбегали и подбегали солдаты, подкидывали сзади плечом, через голову перетаскивали ранцы, снимали шинели и, высоко поднимая руки, натягивали их в рукава. Через полчаса всё опять пришло в прежний порядок, только четвероугольники сделались серыми из черных. Полковой командир, опять подрагивающею походкой, вышел вперед полка и издалека оглядел его. – Это что еще? Это что! – прокричал он, останавливаясь. – Командира 3 й роты!.. – Командир 3 й роты к генералу! командира к генералу, 3 й роты к командиру!… – послышались голоса по рядам, и адъютант побежал отыскивать замешкавшегося офицера. Когда звуки усердных голосов, перевирая, крича уже «генерала в 3 ю роту», дошли по назначению, требуемый офицер показался из за роты и, хотя человек уже пожилой и не имевший привычки бегать, неловко цепляясь носками, рысью направился к генералу. Лицо капитана выражало беспокойство школьника, которому велят сказать невыученный им урок. На красном (очевидно от невоздержания) носу выступали пятна, и рот не находил положения. Полковой командир с ног до головы осматривал капитана, в то время как он запыхавшись подходил, по мере приближения сдерживая шаг. – Вы скоро людей в сарафаны нарядите! Это что? – крикнул полковой командир, выдвигая нижнюю челюсть и указывая в рядах 3 й роты на солдата в шинели цвета фабричного сукна, отличавшегося от других шинелей. – Сами где находились? Ожидается главнокомандующий, а вы отходите от своего места? А?… Я вас научу, как на смотр людей в казакины одевать!… А?… Ротный командир, не спуская глаз с начальника, всё больше и больше прижимал свои два пальца к козырьку, как будто в одном этом прижимании он видел теперь свое спасенье. – Ну, что ж вы молчите? Кто у вас там в венгерца наряжен? – строго шутил полковой командир. – Ваше превосходительство… – Ну что «ваше превосходительство»? Ваше превосходительство! Ваше превосходительство! А что ваше превосходительство – никому неизвестно. – Ваше превосходительство, это Долохов, разжалованный… – сказал тихо капитан. – Что он в фельдмаршалы, что ли, разжалован или в солдаты? А солдат, так должен быть одет, как все, по форме. – Ваше превосходительство, вы сами разрешили ему походом. – Разрешил? Разрешил? Вот вы всегда так, молодые люди, – сказал полковой командир, остывая несколько. – Разрешил? Вам что нибудь скажешь, а вы и… – Полковой командир помолчал. – Вам что нибудь скажешь, а вы и… – Что? – сказал он, снова раздражаясь. – Извольте одеть людей прилично… И полковой командир, оглядываясь на адъютанта, своею вздрагивающею походкой направился к полку. Видно было, что его раздражение ему самому понравилось, и что он, пройдясь по полку, хотел найти еще предлог своему гневу. Оборвав одного офицера за невычищенный знак, другого за неправильность ряда, он подошел к 3 й роте. – Кааак стоишь? Где нога? Нога где? – закричал полковой командир с выражением страдания в голосе, еще человек за пять не доходя до Долохова, одетого в синеватую шинель. Долохов медленно выпрямил согнутую ногу и прямо, своим светлым и наглым взглядом, посмотрел в лицо генерала. – Зачем синяя шинель? Долой… Фельдфебель! Переодеть его… дря… – Он не успел договорить. – Генерал, я обязан исполнять приказания, но не обязан переносить… – поспешно сказал Долохов. – Во фронте не разговаривать!… Не разговаривать, не разговаривать!… – Не обязан переносить оскорбления, – громко, звучно договорил Долохов. Глаза генерала и солдата встретились. Генерал замолчал, сердито оттягивая книзу тугой шарф. – Извольте переодеться, прошу вас, – сказал он, отходя. – Едет! – закричал в это время махальный. Полковой командир, покраснел, подбежал к лошади, дрожащими руками взялся за стремя, перекинул тело, оправился, вынул шпагу и с счастливым, решительным лицом, набок раскрыв рот, приготовился крикнуть. Полк встрепенулся, как оправляющаяся птица, и замер. – Смир р р р на! – закричал полковой командир потрясающим душу голосом, радостным для себя, строгим в отношении к полку и приветливым в отношении к подъезжающему начальнику. По широкой, обсаженной деревьями, большой, бесшоссейной дороге, слегка погромыхивая рессорами, шибкою рысью ехала высокая голубая венская коляска цугом. За коляской скакали свита и конвой кроатов. Подле Кутузова сидел австрийский генерал в странном, среди черных русских, белом мундире. Коляска остановилась у полка. Кутузов и австрийский генерал о чем то тихо говорили, и Кутузов слегка улыбнулся, в то время как, тяжело ступая, он опускал ногу с подножки, точно как будто и не было этих 2 000 людей, которые не дыша смотрели на него и на полкового командира. Раздался крик команды, опять полк звеня дрогнул, сделав на караул. В мертвой тишине послышался слабый голос главнокомандующего. Полк рявкнул: «Здравья желаем, ваше го го го го ство!» И опять всё замерло. Сначала Кутузов стоял на одном месте, пока полк двигался; потом Кутузов рядом с белым генералом, пешком, сопутствуемый свитою, стал ходить по рядам. По тому, как полковой командир салютовал главнокомандующему, впиваясь в него глазами, вытягиваясь и подбираясь, как наклоненный вперед ходил за генералами по рядам, едва удерживая подрагивающее движение, как подскакивал при каждом слове и движении главнокомандующего, – видно было, что он исполнял свои обязанности подчиненного еще с большим наслаждением, чем обязанности начальника. Полк, благодаря строгости и старательности полкового командира, был в прекрасном состоянии сравнительно с другими, приходившими в то же время к Браунау. Отсталых и больных было только 217 человек. И всё было исправно, кроме обуви. Кутузов прошел по рядам, изредка останавливаясь и говоря по нескольку ласковых слов офицерам, которых он знал по турецкой войне, а иногда и солдатам. Поглядывая на обувь, он несколько раз грустно покачивал головой и указывал на нее австрийскому генералу с таким выражением, что как бы не упрекал в этом никого, но не мог не видеть, как это плохо. Полковой командир каждый раз при этом забегал вперед, боясь упустить слово главнокомандующего касательно полка. Сзади Кутузова, в таком расстоянии, что всякое слабо произнесенное слово могло быть услышано, шло человек 20 свиты. Господа свиты разговаривали между собой и иногда смеялись. Ближе всех за главнокомандующим шел красивый адъютант. Это был князь Болконский. Рядом с ним шел его товарищ Несвицкий, высокий штаб офицер, чрезвычайно толстый, с добрым, и улыбающимся красивым лицом и влажными глазами; Несвицкий едва удерживался от смеха, возбуждаемого черноватым гусарским офицером, шедшим подле него. Гусарский офицер, не улыбаясь, не изменяя выражения остановившихся глаз, с серьезным лицом смотрел на спину полкового командира и передразнивал каждое его движение. Каждый раз, как полковой командир вздрагивал и нагибался вперед, точно так же, точь в точь так же, вздрагивал и нагибался вперед гусарский офицер. Несвицкий смеялся и толкал других, чтобы они смотрели на забавника. Кутузов шел медленно и вяло мимо тысячей глаз, которые выкатывались из своих орбит, следя за начальником. Поровнявшись с 3 й ротой, он вдруг остановился. Свита, не предвидя этой остановки, невольно надвинулась на него. – А, Тимохин! – сказал главнокомандующий, узнавая капитана с красным носом, пострадавшего за синюю шинель. Казалось, нельзя было вытягиваться больше того, как вытягивался Тимохин, в то время как полковой командир делал ему замечание. Но в эту минуту обращения к нему главнокомандующего капитан вытянулся так, что, казалось, посмотри на него главнокомандующий еще несколько времени, капитан не выдержал бы; и потому Кутузов, видимо поняв его положение и желая, напротив, всякого добра капитану, поспешно отвернулся. По пухлому, изуродованному раной лицу Кутузова пробежала чуть заметная улыбка. – Еще измайловский товарищ, – сказал он. – Храбрый офицер! Ты доволен им? – спросил Кутузов у полкового командира. И полковой командир, отражаясь, как в зеркале, невидимо для себя, в гусарском офицере, вздрогнул, подошел вперед и отвечал: – Очень доволен, ваше высокопревосходительство. – Мы все не без слабостей, – сказал Кутузов, улыбаясь и отходя от него. – У него была приверженность к Бахусу. Полковой командир испугался, не виноват ли он в этом, и ничего не ответил. Офицер в эту минуту заметил лицо капитана с красным носом и подтянутым животом и так похоже передразнил его лицо и позу, что Несвицкий не мог удержать смеха. Кутузов обернулся. Видно было, что офицер мог управлять своим лицом, как хотел: в ту минуту, как Кутузов обернулся, офицер успел сделать гримасу, а вслед за тем принять самое серьезное, почтительное и невинное выражение. Третья рота была последняя, и Кутузов задумался, видимо припоминая что то. Князь Андрей выступил из свиты и по французски тихо сказал: – Вы приказали напомнить о разжалованном Долохове в этом полку. – Где тут Долохов? – спросил Кутузов. Долохов, уже переодетый в солдатскую серую шинель, не дожидался, чтоб его вызвали. Стройная фигура белокурого с ясными голубыми глазами солдата выступила из фронта. Он подошел к главнокомандующему и сделал на караул. – Претензия? – нахмурившись слегка, спросил Кутузов. – Это Долохов, – сказал князь Андрей. – A! – сказал Кутузов. – Надеюсь, что этот урок тебя исправит, служи хорошенько. Государь милостив. И я не забуду тебя, ежели ты заслужишь. Голубые ясные глаза смотрели на главнокомандующего так же дерзко, как и на полкового командира, как будто своим выражением разрывая завесу условности, отделявшую так далеко главнокомандующего от солдата. – Об одном прошу, ваше высокопревосходительство, – сказал он своим звучным, твердым, неспешащим голосом. – Прошу дать мне случай загладить мою вину и доказать мою преданность государю императору и России. Кутузов отвернулся. На лице его промелькнула та же улыбка глаз, как и в то время, когда он отвернулся от капитана Тимохина. Он отвернулся и поморщился, как будто хотел выразить этим, что всё, что ему сказал Долохов, и всё, что он мог сказать ему, он давно, давно знает, что всё это уже прискучило ему и что всё это совсем не то, что нужно. Он отвернулся и направился к коляске. Полк разобрался ротами и направился к назначенным квартирам невдалеке от Браунау, где надеялся обуться, одеться и отдохнуть после трудных переходов. – Вы на меня не претендуете, Прохор Игнатьич? – сказал полковой командир, объезжая двигавшуюся к месту 3 ю роту и подъезжая к шедшему впереди ее капитану Тимохину. Лицо полкового командира выражало после счастливо отбытого смотра неудержимую радость. – Служба царская… нельзя… другой раз во фронте оборвешь… Сам извинюсь первый, вы меня знаете… Очень благодарил! – И он протянул руку ротному. – Помилуйте, генерал, да смею ли я! – отвечал капитан, краснея носом, улыбаясь и раскрывая улыбкой недостаток двух передних зубов, выбитых прикладом под Измаилом. – Да господину Долохову передайте, что я его не забуду, чтоб он был спокоен. Да скажите, пожалуйста, я всё хотел спросить, что он, как себя ведет? И всё… – По службе очень исправен, ваше превосходительство… но карахтер… – сказал Тимохин. – А что, что характер? – спросил полковой командир. – Находит, ваше превосходительство, днями, – говорил капитан, – то и умен, и учен, и добр. А то зверь. В Польше убил было жида, изволите знать… – Ну да, ну да, – сказал полковой командир, – всё надо пожалеть молодого человека в несчастии. Ведь большие связи… Так вы того… – Слушаю, ваше превосходительство, – сказал Тимохин, улыбкой давая чувствовать, что он понимает желания начальника. – Ну да, ну да. Полковой командир отыскал в рядах Долохова и придержал лошадь. – До первого дела – эполеты, – сказал он ему. Долохов оглянулся, ничего не сказал и не изменил выражения своего насмешливо улыбающегося рта. – Ну, вот и хорошо, – продолжал полковой командир. – Людям по чарке водки от меня, – прибавил он, чтобы солдаты слышали. – Благодарю всех! Слава Богу! – И он, обогнав роту, подъехал к другой. – Что ж, он, право, хороший человек; с ним служить можно, – сказал Тимохин субалтерн офицеру, шедшему подле него. – Одно слово, червонный!… (полкового командира прозвали червонным королем) – смеясь, сказал субалтерн офицер. Счастливое расположение духа начальства после смотра перешло и к солдатам. Рота шла весело. Со всех сторон переговаривались солдатские голоса. – Как же сказывали, Кутузов кривой, об одном глазу? – А то нет! Вовсе кривой. – Не… брат, глазастее тебя. Сапоги и подвертки – всё оглядел… – Как он, братец ты мой, глянет на ноги мне… ну! думаю… – А другой то австрияк, с ним был, словно мелом вымазан. Как мука, белый. Я чай, как амуницию чистят! – Что, Федешоу!… сказывал он, что ли, когда стражения начнутся, ты ближе стоял? Говорили всё, в Брунове сам Бунапарте стоит. – Бунапарте стоит! ишь врет, дура! Чего не знает! Теперь пруссак бунтует. Австрияк его, значит, усмиряет. Как он замирится, тогда и с Бунапартом война откроется. А то, говорит, в Брунове Бунапарте стоит! То то и видно, что дурак. Ты слушай больше. – Вишь черти квартирьеры! Пятая рота, гляди, уже в деревню заворачивает, они кашу сварят, а мы еще до места не дойдем. – Дай сухарика то, чорт. – А табаку то вчера дал? То то, брат. Ну, на, Бог с тобой. – Хоть бы привал сделали, а то еще верст пять пропрем не емши. – То то любо было, как немцы нам коляски подавали. Едешь, знай: важно! – А здесь, братец, народ вовсе оголтелый пошел. Там всё как будто поляк был, всё русской короны; а нынче, брат, сплошной немец пошел. – Песенники вперед! – послышался крик капитана. И перед роту с разных рядов выбежало человек двадцать. Барабанщик запевало обернулся лицом к песенникам, и, махнув рукой, затянул протяжную солдатскую песню, начинавшуюся: «Не заря ли, солнышко занималося…» и кончавшуюся словами: «То то, братцы, будет слава нам с Каменскиим отцом…» Песня эта была сложена в Турции и пелась теперь в Австрии, только с тем изменением, что на место «Каменскиим отцом» вставляли слова: «Кутузовым отцом». Оторвав по солдатски эти последние слова и махнув руками, как будто он бросал что то на землю, барабанщик, сухой и красивый солдат лет сорока, строго оглянул солдат песенников и зажмурился. Потом, убедившись, что все глаза устремлены на него, он как будто осторожно приподнял обеими руками какую то невидимую, драгоценную вещь над головой, подержал ее так несколько секунд и вдруг отчаянно бросил ее: Ах, вы, сени мои, сени! «Сени новые мои…», подхватили двадцать голосов, и ложечник, несмотря на тяжесть амуниции, резво выскочил вперед и пошел задом перед ротой, пошевеливая плечами и угрожая кому то ложками. Солдаты, в такт песни размахивая руками, шли просторным шагом, невольно попадая в ногу. Сзади роты послышались звуки колес, похрускиванье рессор и топот лошадей. Кутузов со свитой возвращался в город. Главнокомандующий дал знак, чтобы люди продолжали итти вольно, и на его лице и на всех лицах его свиты выразилось удовольствие при звуках песни, при виде пляшущего солдата и весело и бойко идущих солдат роты. Во втором ряду, с правого фланга, с которого коляска обгоняла роты, невольно бросался в глаза голубоглазый солдат, Долохов, который особенно бойко и грациозно шел в такт песни и глядел на лица проезжающих с таким выражением, как будто он жалел всех, кто не шел в это время с ротой. Гусарский корнет из свиты Кутузова, передразнивавший полкового командира, отстал от коляски и подъехал к Долохову. Гусарский корнет Жерков одно время в Петербурге принадлежал к тому буйному обществу, которым руководил Долохов. За границей Жерков встретил Долохова солдатом, но не счел нужным узнать его. Теперь, после разговора Кутузова с разжалованным, он с радостью старого друга обратился к нему: – Друг сердечный, ты как? – сказал он при звуках песни, ровняя шаг своей лошади с шагом роты. – Я как? – отвечал холодно Долохов, – как видишь. Бойкая песня придавала особенное значение тону развязной веселости, с которой говорил Жерков, и умышленной холодности ответов Долохова. – Ну, как ладишь с начальством? – спросил Жерков. – Ничего, хорошие люди. Ты как в штаб затесался? – Прикомандирован, дежурю. Они помолчали. «Выпускала сокола да из правого рукава», говорила песня, невольно возбуждая бодрое, веселое чувство. Разговор их, вероятно, был бы другой, ежели бы они говорили не при звуках песни. – Что правда, австрийцев побили? – спросил Долохов. – А чорт их знает, говорят. – Я рад, – отвечал Долохов коротко и ясно, как того требовала песня. – Что ж, приходи к нам когда вечерком, фараон заложишь, – сказал Жерков. – Или у вас денег много завелось? – Приходи. – Нельзя. Зарок дал. Не пью и не играю, пока не произведут. – Да что ж, до первого дела… – Там видно будет. Опять они помолчали. – Ты заходи, коли что нужно, все в штабе помогут… – сказал Жерков. Долохов усмехнулся. – Ты лучше не беспокойся. Мне что нужно, я просить не стану, сам возьму. – Да что ж, я так… – Ну, и я так. – Прощай. – Будь здоров… … и высоко, и далеко, На родиму сторону… Жерков тронул шпорами лошадь, которая раза три, горячась, перебила ногами, не зная, с какой начать, справилась и поскакала, обгоняя роту и догоняя коляску, тоже в такт песни. Возвратившись со смотра, Кутузов, сопутствуемый австрийским генералом, прошел в свой кабинет и, кликнув адъютанта, приказал подать себе некоторые бумаги, относившиеся до состояния приходивших войск, и письма, полученные от эрцгерцога Фердинанда, начальствовавшего передовою армией. Князь Андрей Болконский с требуемыми бумагами вошел в кабинет главнокомандующего. Перед разложенным на столе планом сидели Кутузов и австрийский член гофкригсрата. – А… – сказал Кутузов, оглядываясь на Болконского, как будто этим словом приглашая адъютанта подождать, и продолжал по французски начатый разговор. – Я только говорю одно, генерал, – говорил Кутузов с приятным изяществом выражений и интонации, заставлявшим вслушиваться в каждое неторопливо сказанное слово. Видно было, что Кутузов и сам с удовольствием слушал себя. – Я только одно говорю, генерал, что ежели бы дело зависело от моего личного желания, то воля его величества императора Франца давно была бы исполнена. Я давно уже присоединился бы к эрцгерцогу. И верьте моей чести, что для меня лично передать высшее начальство армией более меня сведущему и искусному генералу, какими так обильна Австрия, и сложить с себя всю эту тяжкую ответственность для меня лично было бы отрадой. Но обстоятельства бывают сильнее нас, генерал. |