Селькупы

Поделись знанием:
Перейти к: навигация, поиск
Селькупы
Самоназвание

сёлькуп, солькуп, суссе кум, чумыль-куп, шолькуп, шошкум

Численность и ареал

Всего: 4400
Россия Россия:
3649 (2010 г.)[1];4249 (2002 г.)[2]

Украина Украина:
 62 (перепись 2001)[3]

Язык

селькупский, русский

Религия

анимизм, шаманизм, православие

Расовый тип

западносибирская раса

Родственные народы

Уральская семья
  Самодийцы

Сельку́пы (селькуп. сёльӄуп, суссе ӄум, чумыль-ӄуп, шельӄуп, шешӄум; устаревшее — остяки-самоеды) — народ, живущий на севере Западной Сибири. До 1930-х их называли остя́ко-самое́дами.





Численность и расселение

Селькупы живут на севере Томской (1787 чел.) и Тюменской (1857 чел.) областей (в частности, в Ямало-Ненецком АО — 1797 чел.) и в Красноярском крае (412 чел.).

Предположительно с XVII века селькупы разделены на две территориальные группы — южную (нарымскую) и северную (тазовско-туруханскую). Южные (нарымские, или среднеобские) селькупы являются прямыми потомками носителей кулайской культуры, существовавшей в Среднем Приобье в V в. до н. э. — V в. н. э. С этой историко-культурной общностью исследователи связывают происхождение всех народов самодийской языковой подгруппы. Непосредственным преемником кулайцев в Среднем Приобье, по мнению археологов, являлось население, создавшее рёлкинскую культуру (VI—IX вв. н. э.)[4]. Многие элементы хозяйственного уклада, орудий труда и быта рёлкинцев имеют аналоги с селькупским этнографическим материалом.

Северные селькупы образовались в результате ухода в XVII в. части самодийского населения со Средней Оби на север, в бассейн Верхнего Таза и левого притока Енисея реки Турухан. Окончательное этническое оформление этнографической группы северных селькупов завершилось лишь в XIX веке. Наряду с собственно селькупским компонентом, в состав северных селькупов вошли семьи энецкого, кетского и хантыйского происхождения.

Селькупскими национальными административно-территориальными образованиями являются Красноселькупский район и Иванкинское национальное сельское поселение в Колпашевском районе Томской области.

Численность селькупов в России:

<timeline> ImageSize = width:400 height:300 PlotArea = left:40 right:40 top:20 bottom:20 TimeAxis = orientation:vertical AlignBars = justify Colors =

 id:gray1 value:gray(0.9)

DateFormat = yyyy Period = from:0 till:4500 ScaleMajor = unit:year increment:500 start:0 gridcolor:gray1 PlotData =

 bar:1926 color:gray1 width:1 
  from:0 till:1630 width:15  text:1630 textcolor:red fontsize:8px
 bar:1939 color:gray1 width:1 
  from:0 till:2604 width:15  text:2604 textcolor:red fontsize:8px
 bar:1959 color:gray1 width:1 
  from:0 till:3704 width:15  text:3704 textcolor:red fontsize:8px
 bar:1970 color:gray1 width:1 
  from:0 till:4249 width:15  text:4249 textcolor:red fontsize:8px
 bar:1979 color:gray1 width:1 
  from:0 till:3518 width:15  text:3518 textcolor:red fontsize:8px
 bar:1989 color:gray1 width:1 
  from:0 till:3564 width:15  text:3564 textcolor:red fontsize:8px
 bar:2002 color:gray1 width:1 
  from:0 till:4249 width:15  text:4249 textcolor:red fontsize:8px
 bar:2010 color:gray1 width:1 
  from:0 till:3649 width:15  text:3649 textcolor:red fontsize:8px

</timeline>

Численность селькупов в населённых пунктах (2002 г.)[5]:

  • Ямало-Ненецкий АО:
  • Томская область:
  • Красноярский край:

Язык и религия

Селькупский язык относится к самодийской группе уральских языков. Традиционные верования — анимизм, шаманизм, православие[6][7].

История

Впервые селькупы упоминаются в письменных источниках XVI в. В конце XVI века существовало племенное объединение селькупов, которое в русских источниках называется «Пегая Орда». Орда, насчитывавшая до 400 воинов и возглавляемая князцом Воней, оказывала упорное сопротивление дружинам русских воевод и их союзникам кодским хантам. Воня состоял в унии с сибирским ханом Кучумом, но и после падения Сибирского ханства продолжал борьбу за независимость, отказываясь от уплаты русским ясака (дани). Лишь после сооружения в 1598 году Нарымского острога Пегая Орда была подчинена московскому царю. Часть селькупов ушла в северные земли, на р. Таз — тогда и началось формирование северной группы "остяко-самоедов". С тех пор северные и южные селькупы оказались разделены — между ними лежат земли, занятые ваховскими хантами и елогуйскими кетами.

В дорусский период у селькупов были распространены укрепленные городки "коч" ("кэтты"), обнесенные рвом, валом и частоколом; подступы к ним охранялись засеками с настороженными луками самострелами. Позднее селения строились без оборонительных сооружений, обычно на высоких берегах рек при устьях притоков, проток, стариц. Жилищами служили землянки "карамо", каркасно-столбовые дома, приваленные песком или дерном ("чуй-мо", "пой-мо"), у северных селькупов — чумы ненецкого или эвенкийского типа.

Главными отраслями хозяйства южных селькупов была охота и рыболовство, в качестве транспорта использовались лошади и собаки. У северных селькупов средством передвижения служила упряжка оленей (оленеводство было заимствовано селькупами у ненцев и эвенков). Рыболовство осуществлялось посредством крапивных сетей, запорных сооружений, крючково-остроговых снастей. Основными охотничьими орудиями являлись лук со стрелами, самострельные установки, давящие ловушки. Продукция промыслов составляла основу пищевого рациона, служила сырьем для изготовления зимней меховой одежды "парка", "сокуй", обуви "пеема".

Пушнина играла роль торгового эквивалента и средства уплаты податей. В XIX в. меновой единицей была связка из 10 беличьих шкурок "сарум". Росомаха или красная лисица приравнивалась к одной такой связке, песец или соболь — к трем. В XVII в. удачливый охотник за зимний сезон мог добыть до 200 соболей и 2000 белок. В пересчете па деньги белка стоила 1-2 копейки, соболь — 1 рубль (на международных рынках того времени цена черных нарымских соболей доходила до 200-300 рублей за штуку). Необходимые селькупам привозные товары стоили относительно недорого: например, топор — 30 коп., речное дощатое судно — 5 руб. Во внутреннем обмене товарами служили также рыба, олени, лошади, луки со стрелами, лодки. В торговле с русскими на пушнину, рыбу, ягоды, орехи приобретались металлические предметы, оружие, ткань, пищевые продукты. Среди селькупов выделялись "таксыбылькуп" (товарные люди), занимавшиеся посреднической торговлей.

В дорусский период (до XVI в.) у селькупов было высоко развито керамическое производство: из глины изготовлялась не только разнообразная посуда, но и курительные трубки, грузила для сетей, литейные формы, тигли, детские игрушки, культовая скульптура. С XVII в. гончарство полностью исчезло. В это же время под воздействием торговли пришло в упадок местное ткачество, основанное на обработке крапивного волокна "саатчу" ("сота"). Ремесленные товары селькупов не выдержали конкуренции с более массовой продукцией русского производства. У северных селькупов до недавнего времени сохранялось кузнечество; прежде селькупские кузнецы ("чотрлькум") славились среди соседних народов умением изготовлять оружие, панцири, шлемы, маски, зеркала, украшения. В настоящее время среди северных селькупов наибольшей известностью пользуются мастера по изготовлению лодок-долбленок и мастерицы по пошиву меховой одежды.

Имеются свидетельства о занятиях в прошлом южных селькупов примитивным земледелием — разведением табака, возможно, ячменя ("аариа"). В нарымском диалекте сохранились выражения, указывающие на древность местного земледелия — например, "кырачь меды" (расчищать лесную чащу), "выляль до-тьггы" (рыхлить землю), "сочаптико" (садить, вырастить), "чо-кор" (жернова). Широкое распространение имело собирательство корня сараны, ягод, орехов. Земледельческая культура селькупов, как и их ремесленное производство, была утрачена под воздействием возрастающей конкуренции с привозными продуктами русского производства. Закупать хлеб, ткани, гончарные и металлические изделия оказалось выгоднее, чем производить их в местных условиях. Кроме того, определённую роль, очевидно, сыграла колониальная политика русских властей, которые были заинтересованы в селькупах, как поставщиках ценной пушнины, полностью зависимых от русского импорта, но селькупы как самодостаточный этнос были им не нужны.

Растительное сырье дополняло основной — мясо-рыбный пищевой рацион. Выпекались лепешки из ячменной муки ("мыр-са") и сараны ("тогул"), приготовлялось собственное хлебное вино ("уль"). Одним из распространенных блюд была заквашенная в бруснике рыба. Обычной пищей являлось вареное и сырое мясо, вареная или запеченная на огне рыба.

Традиционная общественная структура селькупов существенно изменилась под воздействием российской и советской государственности. В XVII в. еще различались "лучшие люди" (сомаль-кумыт), "богачи" (коумде), "простые люди" (манырелькумыт), "нищие" (сегула), "рабы" (кочгула). Во главе отдельных общин стояли богатыри (сенгира) и князцы (кок). Особую роль играли шаманы, часто выступавшие вождями общин и целых военных объединений.

В XVIII в. селькупы были обращены в православие. Тем не менее, в их мировоззрении сохранилась традиционная языческая основа. К примеру, по представлениям селькупов, Вселенная делилась на Неба (Ноп), Землю (хозяйкой которой выступает Илынта Кота — Старуха Жизни) и Преисподнюю (Кызы). Все три сферы связаны рекой, по которой на семивесельной лодке "ронтык" шаман может спуститься в Нижний мир, а также деревом, по зарубкам или ветвям которого шаман взбирается в Небо. Среди шаманов ("тэтыпы") выделяются "сумпытыль куп" (камлающий в светлом чуме) и "камытырыль куп" (шаманящий в темном чуме). Шаманы непременно обладали музыкальным и поэтическим даром — каждой весной на празднике Прилета Птиц шаман исполнял новую песню.

Согласно этнографическим исследованиям[8], в древности селькупы практиковали обряд воздушного погребения.

В настоящее время богатая и самобытная культура селькупов все больше уступает место современным стандартам. Сохранению традиций, помимо общеизвестных причин, препятствует и территориальная разобщенность народа — три его части относятся к различным административно-территориальным образованиям, и контакты между ними затруднены. Селькупы — один из народов, целостность и культура которых находятся на критической грани. В течение 20 столетия численность селькупов сократилась почти вдвое.

Селькуповеды

Напишите отзыв о статье "Селькупы"

Примечания

  1. 1 2 3 4 5 [www.gks.ru/free_doc/new_site/perepis2010/croc/results2.html Всероссийская перепись населения 2010 года. Официальные итоги с расширенными перечнями по национальному составу населения и по регионам.]: [www.gks.ru/free_doc/new_site/perepis2010/croc/Documents/Materials/doklad2.rar см.]
  2. 1 2 3 4 5 [www.perepis2002.ru/content.html?id=11&docid=10715289081463 Всероссийская перепись населения 2002 года]. Проверено 24 декабря 2009. [www.webcitation.org/616BvJEEv Архивировано из первоисточника 21 августа 2011].
  3. [2001.ukrcensus.gov.ua/rus/results/nationality_population/ Всеукраїнський перепис населення 2001. Русская версия. Результаты. Национальность и родной язык.]
  4. [bsk.nios.ru/enciklodediya/ryolkinskaya-kultura Рёлкинская культура]. Библиотека сибирского краеведения. Проверено 12 июня 2014.
  5. [std.gmcrosstata.ru/webapi/opendatabase?id=vpn2002_pert База микроданных Всероссийской переписи населения 2002 года]
  6. [красноярский-край.рф/society/nations/etnoatlas/0/etno_id/126 Селькупы] Этноатлас Красноярского края
  7. [wiki.rgo.ru/3257-page984.html Селькупы]
  8. [www.kyrgyz.ru/?page=278 Г. Ю. Ситнянский, О ПРОИСХОЖДЕНИИ ДРЕВНЕГО КИРГИЗСКОГО ПОГРЕБАЛЬНОГО ОБРЯДА. Печатная версия://Среднеазиатский этнографический сборник. Выпуск IV.М.,2001.С.175-180]

Литература

  • Селькупы // Сибирь. Атлас Азиатской России. — М.: Топ-книга, Феория, Дизайн. Информация. Картография, 2007. — 664 с. — ISBN 5-287-00413-3.
  • Селькупы // Народы России. Атлас культур и религий. — М.: Дизайн. Информация. Картография, 2010. — 320 с. — ISBN 978-5-287-00718-8.
  • [www.krskstate.ru/80/narod/etnoatlas/0/etno_id/126 Селькупы] // [www.krskstate.ru/80/narod/etnoatlas Этноатлас Красноярского края] / Совет администрации Красноярского края. Управление общественных связей ; гл. ред. Р. Г. Рафиков ; редкол.: В. П. Кривоногов, Р. Д. Цокаев. — 2-е изд., перераб. и доп. — Красноярск: Платина (PLATINA), 2008. — 224 с. — ISBN 978-5-98624-092-3.
  • Народы России: живописный альбом, Санкт-Петербург, типография Товарищества «Общественная Польза», 3 декабря 1877, ст. 485

Ссылки

  • [www.finugor.ru/info/narod/selk.html Селькупы в XVII—XX веках]
  • [frontiers.nsc.ru/index.php?showcoll=14&media=4 Фотографии — Фатеев И. С. Селькупы реки Тым 1938, 1940 годы]
  • [www.raipon.net/Народы/НародыСевераСибирииДальнегоВостокаРФ/Селькупы/tabid/397/Default.aspx Селькупы на сайте Ассоциации коренных малочисленных народов Севера, Сибири и Дальнего Востока]
  • [old.iea.ras.ru/autorefs/2007/Shahovtsov.23.10.2007.pdf Этническая идентификация южных селькупов (реферат)]
  • [www.kalitva.ru/106867-narod-selkupov-ili-lesnykh-ljudejj-na.html Народ селькупов или лесных людей на Ямале]


Отрывок, характеризующий Селькупы

Ростов поставил 5 рублей на карту и проиграл, поставил еще и опять проиграл. Долохов убил, т. е. выиграл десять карт сряду у Ростова.
– Господа, – сказал он, прометав несколько времени, – прошу класть деньги на карты, а то я могу спутаться в счетах.
Один из игроков сказал, что, он надеется, ему можно поверить.
– Поверить можно, но боюсь спутаться; прошу класть деньги на карты, – отвечал Долохов. – Ты не стесняйся, мы с тобой сочтемся, – прибавил он Ростову.
Игра продолжалась: лакей, не переставая, разносил шампанское.
Все карты Ростова бились, и на него было написано до 800 т рублей. Он надписал было над одной картой 800 т рублей, но в то время, как ему подавали шампанское, он раздумал и написал опять обыкновенный куш, двадцать рублей.
– Оставь, – сказал Долохов, хотя он, казалось, и не смотрел на Ростова, – скорее отыграешься. Другим даю, а тебе бью. Или ты меня боишься? – повторил он.
Ростов повиновался, оставил написанные 800 и поставил семерку червей с оторванным уголком, которую он поднял с земли. Он хорошо ее после помнил. Он поставил семерку червей, надписав над ней отломанным мелком 800, круглыми, прямыми цифрами; выпил поданный стакан согревшегося шампанского, улыбнулся на слова Долохова, и с замиранием сердца ожидая семерки, стал смотреть на руки Долохова, державшего колоду. Выигрыш или проигрыш этой семерки червей означал многое для Ростова. В Воскресенье на прошлой неделе граф Илья Андреич дал своему сыну 2 000 рублей, и он, никогда не любивший говорить о денежных затруднениях, сказал ему, что деньги эти были последние до мая, и что потому он просил сына быть на этот раз поэкономнее. Николай сказал, что ему и это слишком много, и что он дает честное слово не брать больше денег до весны. Теперь из этих денег оставалось 1 200 рублей. Стало быть, семерка червей означала не только проигрыш 1 600 рублей, но и необходимость изменения данному слову. Он с замиранием сердца смотрел на руки Долохова и думал: «Ну, скорей, дай мне эту карту, и я беру фуражку, уезжаю домой ужинать с Денисовым, Наташей и Соней, и уж верно никогда в руках моих не будет карты». В эту минуту домашняя жизнь его, шуточки с Петей, разговоры с Соней, дуэты с Наташей, пикет с отцом и даже спокойная постель в Поварском доме, с такою силою, ясностью и прелестью представились ему, как будто всё это было давно прошедшее, потерянное и неоцененное счастье. Он не мог допустить, чтобы глупая случайность, заставив семерку лечь прежде на право, чем на лево, могла бы лишить его всего этого вновь понятого, вновь освещенного счастья и повергнуть его в пучину еще неиспытанного и неопределенного несчастия. Это не могло быть, но он всё таки ожидал с замиранием движения рук Долохова. Ширококостые, красноватые руки эти с волосами, видневшимися из под рубашки, положили колоду карт, и взялись за подаваемый стакан и трубку.
– Так ты не боишься со мной играть? – повторил Долохов, и, как будто для того, чтобы рассказать веселую историю, он положил карты, опрокинулся на спинку стула и медлительно с улыбкой стал рассказывать:
– Да, господа, мне говорили, что в Москве распущен слух, будто я шулер, поэтому советую вам быть со мной осторожнее.
– Ну, мечи же! – сказал Ростов.
– Ох, московские тетушки! – сказал Долохов и с улыбкой взялся за карты.
– Ааах! – чуть не крикнул Ростов, поднимая обе руки к волосам. Семерка, которая была нужна ему, уже лежала вверху, первой картой в колоде. Он проиграл больше того, что мог заплатить.
– Однако ты не зарывайся, – сказал Долохов, мельком взглянув на Ростова, и продолжая метать.


Через полтора часа времени большинство игроков уже шутя смотрели на свою собственную игру.
Вся игра сосредоточилась на одном Ростове. Вместо тысячи шестисот рублей за ним была записана длинная колонна цифр, которую он считал до десятой тысячи, но которая теперь, как он смутно предполагал, возвысилась уже до пятнадцати тысяч. В сущности запись уже превышала двадцать тысяч рублей. Долохов уже не слушал и не рассказывал историй; он следил за каждым движением рук Ростова и бегло оглядывал изредка свою запись за ним. Он решил продолжать игру до тех пор, пока запись эта не возрастет до сорока трех тысяч. Число это было им выбрано потому, что сорок три составляло сумму сложенных его годов с годами Сони. Ростов, опершись головою на обе руки, сидел перед исписанным, залитым вином, заваленным картами столом. Одно мучительное впечатление не оставляло его: эти ширококостые, красноватые руки с волосами, видневшимися из под рубашки, эти руки, которые он любил и ненавидел, держали его в своей власти.
«Шестьсот рублей, туз, угол, девятка… отыграться невозможно!… И как бы весело было дома… Валет на пе… это не может быть!… И зачем же он это делает со мной?…» думал и вспоминал Ростов. Иногда он ставил большую карту; но Долохов отказывался бить её, и сам назначал куш. Николай покорялся ему, и то молился Богу, как он молился на поле сражения на Амштетенском мосту; то загадывал, что та карта, которая первая попадется ему в руку из кучи изогнутых карт под столом, та спасет его; то рассчитывал, сколько было шнурков на его куртке и с столькими же очками карту пытался ставить на весь проигрыш, то за помощью оглядывался на других играющих, то вглядывался в холодное теперь лицо Долохова, и старался проникнуть, что в нем делалось.
«Ведь он знает, что значит для меня этот проигрыш. Не может же он желать моей погибели? Ведь он друг был мне. Ведь я его любил… Но и он не виноват; что ж ему делать, когда ему везет счастие? И я не виноват, говорил он сам себе. Я ничего не сделал дурного. Разве я убил кого нибудь, оскорбил, пожелал зла? За что же такое ужасное несчастие? И когда оно началось? Еще так недавно я подходил к этому столу с мыслью выиграть сто рублей, купить мама к именинам эту шкатулку и ехать домой. Я так был счастлив, так свободен, весел! И я не понимал тогда, как я был счастлив! Когда же это кончилось, и когда началось это новое, ужасное состояние? Чем ознаменовалась эта перемена? Я всё так же сидел на этом месте, у этого стола, и так же выбирал и выдвигал карты, и смотрел на эти ширококостые, ловкие руки. Когда же это совершилось, и что такое совершилось? Я здоров, силен и всё тот же, и всё на том же месте. Нет, это не может быть! Верно всё это ничем не кончится».
Он был красен, весь в поту, несмотря на то, что в комнате не было жарко. И лицо его было страшно и жалко, особенно по бессильному желанию казаться спокойным.
Запись дошла до рокового числа сорока трех тысяч. Ростов приготовил карту, которая должна была итти углом от трех тысяч рублей, только что данных ему, когда Долохов, стукнув колодой, отложил ее и, взяв мел, начал быстро своим четким, крепким почерком, ломая мелок, подводить итог записи Ростова.
– Ужинать, ужинать пора! Вот и цыгане! – Действительно с своим цыганским акцентом уж входили с холода и говорили что то какие то черные мужчины и женщины. Николай понимал, что всё было кончено; но он равнодушным голосом сказал:
– Что же, не будешь еще? А у меня славная карточка приготовлена. – Как будто более всего его интересовало веселье самой игры.
«Всё кончено, я пропал! думал он. Теперь пуля в лоб – одно остается», и вместе с тем он сказал веселым голосом:
– Ну, еще одну карточку.
– Хорошо, – отвечал Долохов, окончив итог, – хорошо! 21 рубль идет, – сказал он, указывая на цифру 21, рознившую ровный счет 43 тысяч, и взяв колоду, приготовился метать. Ростов покорно отогнул угол и вместо приготовленных 6.000, старательно написал 21.
– Это мне всё равно, – сказал он, – мне только интересно знать, убьешь ты, или дашь мне эту десятку.
Долохов серьезно стал метать. О, как ненавидел Ростов в эту минуту эти руки, красноватые с короткими пальцами и с волосами, видневшимися из под рубашки, имевшие его в своей власти… Десятка была дана.
– За вами 43 тысячи, граф, – сказал Долохов и потягиваясь встал из за стола. – А устаешь однако так долго сидеть, – сказал он.
– Да, и я тоже устал, – сказал Ростов.
Долохов, как будто напоминая ему, что ему неприлично было шутить, перебил его: Когда прикажете получить деньги, граф?
Ростов вспыхнув, вызвал Долохова в другую комнату.
– Я не могу вдруг заплатить всё, ты возьмешь вексель, – сказал он.
– Послушай, Ростов, – сказал Долохов, ясно улыбаясь и глядя в глаза Николаю, – ты знаешь поговорку: «Счастлив в любви, несчастлив в картах». Кузина твоя влюблена в тебя. Я знаю.
«О! это ужасно чувствовать себя так во власти этого человека», – думал Ростов. Ростов понимал, какой удар он нанесет отцу, матери объявлением этого проигрыша; он понимал, какое бы было счастье избавиться от всего этого, и понимал, что Долохов знает, что может избавить его от этого стыда и горя, и теперь хочет еще играть с ним, как кошка с мышью.
– Твоя кузина… – хотел сказать Долохов; но Николай перебил его.
– Моя кузина тут ни при чем, и о ней говорить нечего! – крикнул он с бешенством.
– Так когда получить? – спросил Долохов.
– Завтра, – сказал Ростов, и вышел из комнаты.


Сказать «завтра» и выдержать тон приличия было не трудно; но приехать одному домой, увидать сестер, брата, мать, отца, признаваться и просить денег, на которые не имеешь права после данного честного слова, было ужасно.
Дома еще не спали. Молодежь дома Ростовых, воротившись из театра, поужинав, сидела у клавикорд. Как только Николай вошел в залу, его охватила та любовная, поэтическая атмосфера, которая царствовала в эту зиму в их доме и которая теперь, после предложения Долохова и бала Иогеля, казалось, еще более сгустилась, как воздух перед грозой, над Соней и Наташей. Соня и Наташа в голубых платьях, в которых они были в театре, хорошенькие и знающие это, счастливые, улыбаясь, стояли у клавикорд. Вера с Шиншиным играла в шахматы в гостиной. Старая графиня, ожидая сына и мужа, раскладывала пасьянс с старушкой дворянкой, жившей у них в доме. Денисов с блестящими глазами и взъерошенными волосами сидел, откинув ножку назад, у клавикорд, и хлопая по ним своими коротенькими пальцами, брал аккорды, и закатывая глаза, своим маленьким, хриплым, но верным голосом, пел сочиненное им стихотворение «Волшебница», к которому он пытался найти музыку.
Волшебница, скажи, какая сила
Влечет меня к покинутым струнам;
Какой огонь ты в сердце заронила,
Какой восторг разлился по перстам!
Пел он страстным голосом, блестя на испуганную и счастливую Наташу своими агатовыми, черными глазами.
– Прекрасно! отлично! – кричала Наташа. – Еще другой куплет, – говорила она, не замечая Николая.
«У них всё то же» – подумал Николай, заглядывая в гостиную, где он увидал Веру и мать с старушкой.
– А! вот и Николенька! – Наташа подбежала к нему.
– Папенька дома? – спросил он.
– Как я рада, что ты приехал! – не отвечая, сказала Наташа, – нам так весело. Василий Дмитрич остался для меня еще день, ты знаешь?
– Нет, еще не приезжал папа, – сказала Соня.
– Коко, ты приехал, поди ко мне, дружок! – сказал голос графини из гостиной. Николай подошел к матери, поцеловал ее руку и, молча подсев к ее столу, стал смотреть на ее руки, раскладывавшие карты. Из залы всё слышались смех и веселые голоса, уговаривавшие Наташу.
– Ну, хорошо, хорошо, – закричал Денисов, – теперь нечего отговариваться, за вами barcarolla, умоляю вас.
Графиня оглянулась на молчаливого сына.
– Что с тобой? – спросила мать у Николая.
– Ах, ничего, – сказал он, как будто ему уже надоел этот всё один и тот же вопрос.
– Папенька скоро приедет?
– Я думаю.
«У них всё то же. Они ничего не знают! Куда мне деваться?», подумал Николай и пошел опять в залу, где стояли клавикорды.
Соня сидела за клавикордами и играла прелюдию той баркароллы, которую особенно любил Денисов. Наташа собиралась петь. Денисов восторженными глазами смотрел на нее.
Николай стал ходить взад и вперед по комнате.
«И вот охота заставлять ее петь? – что она может петь? И ничего тут нет веселого», думал Николай.
Соня взяла первый аккорд прелюдии.
«Боже мой, я погибший, я бесчестный человек. Пулю в лоб, одно, что остается, а не петь, подумал он. Уйти? но куда же? всё равно, пускай поют!»
Николай мрачно, продолжая ходить по комнате, взглядывал на Денисова и девочек, избегая их взглядов.
«Николенька, что с вами?» – спросил взгляд Сони, устремленный на него. Она тотчас увидала, что что нибудь случилось с ним.
Николай отвернулся от нее. Наташа с своею чуткостью тоже мгновенно заметила состояние своего брата. Она заметила его, но ей самой так было весело в ту минуту, так далека она была от горя, грусти, упреков, что она (как это часто бывает с молодыми людьми) нарочно обманула себя. Нет, мне слишком весело теперь, чтобы портить свое веселье сочувствием чужому горю, почувствовала она, и сказала себе:
«Нет, я верно ошибаюсь, он должен быть весел так же, как и я». Ну, Соня, – сказала она и вышла на самую середину залы, где по ее мнению лучше всего был резонанс. Приподняв голову, опустив безжизненно повисшие руки, как это делают танцовщицы, Наташа, энергическим движением переступая с каблучка на цыпочку, прошлась по середине комнаты и остановилась.