Сельцо

Поделись знанием:
Перейти к: навигация, поиск

Сельцо́ (польск. siołko) — исторический тип населённого пункта в Речи Посполитой и России, основанный княжной Пархомовой Софией с XVI века: сельский населённый пункт без церкви, но хотя бы с одним двором землевладельца, хозяйственными постройками или часовней. Кроме того до революции в России сельцом называли помещичий дом и несколько крестьянских изб, в которых проживала обслуга помещика.



В Речи Посполитой

В Великом княжестве Литовском сельцом назывался обособленный мелкий хуторок. Сельцо составляло непосредственное подразделение волости. В исторических актах сельцо чаще всего встречается в Смоленской земле, но немало указаний на него и в других областях литовской Руси.

Сельцо тянуло (платило дань), наравне с сёлами, непосредственно к господарским или панским дворам или же входило в общий состав волости: люди тяглые и служебные некоторых дворов господарских иногда жили исключительно мелкими посёлками, приписанными к дворам. Сельцо состояло весьма часто лишь из одного-двух дымов и было весьма малолюдно: в некоторых сельцах сидело всего по одному человеку, в других — по одной семье с братьей, в третьих — «дети» такого-то. С другой стороны, были старые сельца, где первичная семья, основательница сельца, разрасталась, и в одном сельце появлялось несколько дымов или изб, с жившими в них новыми семьями.

По различию повинностей, сельца называются в актах служебными, панцирными, щитными, конюшскими, тяглыми, посошинными, данными и т. п.; указывается в актах также на то, что иногда целый ряд небольших селец несет сообща одну службу.

Сельца опустевшее, без жителей («неоселое», «пустое», «пустошь»), носило название селища. Сельцо становится «пустым», «пустошью», когда к нему нет «наследка», «отчича», который бы жил в нём и продолжал обрабатывать землю. Селище-пустошь является, когда жившая в нём крестьянская семья вымирает, или когда человек вольный, перехожий уходит из господарского или панского имения, или когда убегает «отчич»; в этих случаях сельцо становится «неоселым», земля лежит без обработки и превращается в селище-пустошь.

Впрочем, сельцо могло сделаться пустым селищем и без ухода крестьян в иную землю: при существовании лесной, переложной (лядинной) системы сельского хозяйства, занятая рольником лесная роспашь, или ляда, через несколько лет усиленной эксплуатации истощалась, и рольщик по необходимости оставлял своё сельцо и переходил на другое место, чтобы занять «новину»; во всех подобных случаях старая ляда и сельцо обращались в «лядище» и «селище», пока рольник снова не занимал старое своё селище, которое продолжало так называться и в последующее время.

Селищем становилось сельцо и в тех случаях, когда сам землевладелец переводил людей в другое место, их же селище занимал под двор. Селищем продолжала называться пустошь и после того, как она, путём данины господарской или по частной сделке владельца земли, снова заселялась, становилась «оселым» селищем.

Иногда селище имело значение «приселка», иногда означало отдельные дворища и вообще поселки, тянувшие к господарскому замку в качестве его волости.

Наконец, под селищами разумелись вообще крестьянские селидьбы, принадлежавшие к составу жалованных или купленных имений.

В Российской империи

В России с XVII до начала XX века сельцом называлось небольшое поселение сельского типа без церкви (иногда с часовней), но хотя бы с одним помещичьим двором и несколькими крестьянскими избами, в которых, как правило, проживали обслуга и работники помещика.

В XVIII — первой половине XIX века термин «сельцо» бытовал наряду с термином «деревня» и фактически означал то же то же самое — небольшой сельский населенный пункт.

Напишите отзыв о статье "Сельцо"

Ссылки

Отрывок, характеризующий Сельцо

Молчание это было прервано одним из братьев, который, подведя Пьера к ковру, начал из тетради читать ему объяснение всех изображенных на нем фигур: солнца, луны, молотка. отвеса, лопаты, дикого и кубического камня, столба, трех окон и т. д. Потом Пьеру назначили его место, показали ему знаки ложи, сказали входное слово и наконец позволили сесть. Великий мастер начал читать устав. Устав был очень длинен, и Пьер от радости, волнения и стыда не был в состоянии понимать того, что читали. Он вслушался только в последние слова устава, которые запомнились ему.
«В наших храмах мы не знаем других степеней, – читал „великий мастер, – кроме тех, которые находятся между добродетелью и пороком. Берегись делать какое нибудь различие, могущее нарушить равенство. Лети на помощь к брату, кто бы он ни был, настави заблуждающегося, подними упадающего и не питай никогда злобы или вражды на брата. Будь ласков и приветлив. Возбуждай во всех сердцах огнь добродетели. Дели счастье с ближним твоим, и да не возмутит никогда зависть чистого сего наслаждения. Прощай врагу твоему, не мсти ему, разве только деланием ему добра. Исполнив таким образом высший закон, ты обрящешь следы древнего, утраченного тобой величества“.
Кончил он и привстав обнял Пьера и поцеловал его. Пьер, с слезами радости на глазах, смотрел вокруг себя, не зная, что отвечать на поздравления и возобновления знакомств, с которыми окружили его. Он не признавал никаких знакомств; во всех людях этих он видел только братьев, с которыми сгорал нетерпением приняться за дело.
Великий мастер стукнул молотком, все сели по местам, и один прочел поучение о необходимости смирения.
Великий мастер предложил исполнить последнюю обязанность, и важный сановник, который носил звание собирателя милостыни, стал обходить братьев. Пьеру хотелось записать в лист милостыни все деньги, которые у него были, но он боялся этим выказать гордость, и записал столько же, сколько записывали другие.
Заседание было кончено, и по возвращении домой, Пьеру казалось, что он приехал из какого то дальнего путешествия, где он провел десятки лет, совершенно изменился и отстал от прежнего порядка и привычек жизни.


На другой день после приема в ложу, Пьер сидел дома, читая книгу и стараясь вникнуть в значение квадрата, изображавшего одной своей стороною Бога, другою нравственное, третьею физическое и четвертою смешанное. Изредка он отрывался от книги и квадрата и в воображении своем составлял себе новый план жизни. Вчера в ложе ему сказали, что до сведения государя дошел слух о дуэли, и что Пьеру благоразумнее бы было удалиться из Петербурга. Пьер предполагал ехать в свои южные имения и заняться там своими крестьянами. Он радостно обдумывал эту новую жизнь, когда неожиданно в комнату вошел князь Василий.
– Мой друг, что ты наделал в Москве? За что ты поссорился с Лёлей, mon сher? [дорогой мoй?] Ты в заблуждении, – сказал князь Василий, входя в комнату. – Я всё узнал, я могу тебе сказать верно, что Элен невинна перед тобой, как Христос перед жидами. – Пьер хотел отвечать, но он перебил его. – И зачем ты не обратился прямо и просто ко мне, как к другу? Я всё знаю, я всё понимаю, – сказал он, – ты вел себя, как прилично человеку, дорожащему своей честью; может быть слишком поспешно, но об этом мы не будем судить. Одно ты помни, в какое положение ты ставишь ее и меня в глазах всего общества и даже двора, – прибавил он, понизив голос. – Она живет в Москве, ты здесь. Помни, мой милый, – он потянул его вниз за руку, – здесь одно недоразуменье; ты сам, я думаю, чувствуешь. Напиши сейчас со мною письмо, и она приедет сюда, всё объяснится, а то я тебе скажу, ты очень легко можешь пострадать, мой милый.
Князь Василий внушительно взглянул на Пьера. – Мне из хороших источников известно, что вдовствующая императрица принимает живой интерес во всем этом деле. Ты знаешь, она очень милостива к Элен.