Семейное счастие
| Семейное счастие | |
| Жанр: | |
|---|---|
| Автор: | |
| Язык оригинала: | |
| Дата написания: |
1859 |
| Дата первой публикации: | |
 Текст произведения в Викитеке | |
«Семе́йное сча́стие» — роман Льва Толстого, впервые напечатанный в журнале «Русский вестник» в 1859 году, № 7, 8[1].
Начало работы над романом относится к весне или осени 1858 года. В начале марта 1859 года была готова первая редакция. Через месяц она была переработана во вторую[1].
Материалом для романа Толстому послужила история его отношений в 1856—1857 годах с Валерией Арсеньевой (1836—1909), на которой он даже собирался жениться.
Сюжет
Роман рассказывает историю сначала любви молодой девушки к другу своего покойного отца, её опекуну, затем их женитьбы и первых нескольких лет их супружеской жизни, включающих некоторое охлаждение и ссоры.
Семнадцатилетняя девушка Маша остается сиротой. Она живёт в деревне со своей горничной Катей, младшей сестрой Соней и другой прислугой. Все домочадцы пребывают в состоянии траура и тоски по умершей матушке, единственную надежду в женское общество вносит приезд опекуна и старого друга покойного отца. Сергей Михайлович помогает разобраться с семейными делами и помогает разрядить тяжелую обстановку в доме. Маша постепенно влюбляется в своего покровителя, влюбляется в Машу и 37-летний Сергей Михайлович, хотя и постоянно сомневается в своем выборе и говорит об этом Маше: "Разве не было бы для вас несчастье соединить свою жизнь с человеком старым, отжившим, который только сидеть хочет, тогда как у вас там бог знает что бродит, чего хочется". Маша убеждает Сергея Михайловича в искренности своих чувств и они решают жениться. После свадьбы Маша переезжает в имение к своему мужу и счастливая семейная жизнь накрывает их с головой.
Через какое-то время Маша начинает скучать и тяготиться деревенской жизнью, в которой не происходит ничего нового. Сергей Михайлович угадывает настроение своей жены и предлагает ехать в Петербург. В городе Маша знакомится со светским обществом, она пользуется популярностью среди мужчин и это очень льстит ей. В какой-то момент Маша понимает, что муж тяготится жизнью в городе и решает ехать обратно в деревню, но кузина Сергея Михайловича уговаривает Машу ехать на раут, на который специально приедет принц М., который ещё с прошлого бала желал познакомиться с Машей. Возникает размолвка между Сергеем Михайловичем и Машей, которая приводит к непониманию с двух сторон: Маша говорит, что готова "пожертвовать" раутом и поехать в деревню, Сергея Михайловича возмущает "жертва" Маши. С этого дня их отношения меняются: "отношения наши...как будто остановились, застыли и не могли сделаться ни хуже, ни лучше". У семьи появляется первый сын, но материнское чувство овладевает Машей на короткий срок и она снова начинает тяготиться спокойной и ровной семейной жизнью, хотя они и живут большую часть времени в городе.
Семья едет за границу на воды, Маше уже 21. На водах Маша попадает в окружение кавалеров, в котором особую активность проявляет итальянский маркиз Д., который настойчиво показывает своё увлечение Машей. Машу это сильно стесняет, для неё всё мужское общество ничем не отличает друг от друга. Однажды на прогулке по замку вместе с давней подругой Л.М. Маша попадает в неловкую ситуацию, которая заканчивается тем, что итальянец целует Машу. Испытывая стыд и отвращение к ситуации, Маша едет к мужу, который в это время находился в другом городе. Маша уговаривает Сергея Михайловича немедленно ехать в деревню, но при этом не рассказывает ему ничего о случившемся с нею. В деревне всё возвращается на круги своя, но Машу тяготит невысказанное чувство обиды и раскаяния, ей кажется, что муж сильно отдалился от неё и она хочет вернуть первоначальное чувство влюблённости, которое было между ними.
Роман заканчивается тем, что Маша и Сергей Михайлович высказывают друг другу все свои чувства и накопившиеся обиды: муж признаётся в том, что былое чувство не вернуть и что прежняя любовь переросла в другое чувство. Маша понимает и принимает позицию мужа: «С этого дня кончился мой роман с мужем; старое чувство стало дорогим, невозвратимым воспоминанием, а новое чувство любви к детям и к отцу моих детей положило начало другой, но уже совершенно иначе счастливой жизни, которую я еще не прожила в настоящую минуту…»
Стилевые особенности
«Семейное счастие» отличается от других романов Толстого тем, что здесь рассматривается только частная жизнь героев без связи с более широкой картиной действительности.
Повествование ведётся от первого лица (что уже очень редкий случай в произведениях Толстого), притом от лица молодой женщины.
Критика
Публикация романа прошла почти незамеченной критикой. Только Аполлон Григорьев отозвался на неё утверждением, что «Семейное счастие» является «лучшим произведением» Толстого (в статье «Явления современной литературы, пропущенные нашей критикой»)[2]. Сам Лев Толстой был настолько разочарован, что решил уйти из литературы. «Моя Анна („Анной“ Толстой называл повесть „Семейное счастие“), как я приехал в деревню и перечел её, оказалась такая постыдная гадость, что я не могу опомниться от сраму, и, кажется, больше никогда писать не буду»[1].
Инсценировка
В театре Мастерская Петра Фоменко режиссёром Петром Фоменко осуществлена постановка инсценировки романа[3].
Прочее
В книге Джона Кракауэра «В диких условиях» и в экранизации 2007 года режиссёра Шона Пенна есть цитата из пятой главы первой части романа «Семейное счастие». Это слова Сергея Михайловича «Я прожил много, и мне кажется, нашел то, что мне нужно для счастья» и далее.
Напишите отзыв о статье "Семейное счастие"
Примечания
Ссылки
- [www.rvb.ru/tolstoy/01text/vol_3/01text/0022.htm?start=0&length=all РВБ: Л. Н. Толстой. Собрание сочинений в 22 томах. т. III, Семейное счастие.]
- [fomenko.theatre.ru/performance/family/ Спектакль семейное счастье]
| ||||||||||||||||||||||||||||||||||||||
Отрывок, характеризующий Семейное счастие
Дрон, с нахмуренным и бледным лицом, вышел из толпы.– Ты староста? Вязать, Лаврушка! – кричал Ростов, как будто и это приказание не могло встретить препятствий. И действительно, еще два мужика стали вязать Дрона, который, как бы помогая им, снял с себя кушан и подал им.
– А вы все слушайте меня, – Ростов обратился к мужикам: – Сейчас марш по домам, и чтобы голоса вашего я не слыхал.
– Что ж, мы никакой обиды не делали. Мы только, значит, по глупости. Только вздор наделали… Я же сказывал, что непорядки, – послышались голоса, упрекавшие друг друга.
– Вот я же вам говорил, – сказал Алпатыч, вступая в свои права. – Нехорошо, ребята!
– Глупость наша, Яков Алпатыч, – отвечали голоса, и толпа тотчас же стала расходиться и рассыпаться по деревне.
Связанных двух мужиков повели на барский двор. Два пьяные мужика шли за ними.
– Эх, посмотрю я на тебя! – говорил один из них, обращаясь к Карпу.
– Разве можно так с господами говорить? Ты думал что?
– Дурак, – подтверждал другой, – право, дурак!
Через два часа подводы стояли на дворе богучаровского дома. Мужики оживленно выносили и укладывали на подводы господские вещи, и Дрон, по желанию княжны Марьи выпущенный из рундука, куда его заперли, стоя на дворе, распоряжался мужиками.
– Ты ее так дурно не клади, – говорил один из мужиков, высокий человек с круглым улыбающимся лицом, принимая из рук горничной шкатулку. – Она ведь тоже денег стоит. Что же ты ее так то вот бросишь или пол веревку – а она потрется. Я так не люблю. А чтоб все честно, по закону было. Вот так то под рогожку, да сенцом прикрой, вот и важно. Любо!
– Ишь книг то, книг, – сказал другой мужик, выносивший библиотечные шкафы князя Андрея. – Ты не цепляй! А грузно, ребята, книги здоровые!
– Да, писали, не гуляли! – значительно подмигнув, сказал высокий круглолицый мужик, указывая на толстые лексиконы, лежавшие сверху.
Ростов, не желая навязывать свое знакомство княжне, не пошел к ней, а остался в деревне, ожидая ее выезда. Дождавшись выезда экипажей княжны Марьи из дома, Ростов сел верхом и до пути, занятого нашими войсками, в двенадцати верстах от Богучарова, верхом провожал ее. В Янкове, на постоялом дворе, он простился с нею почтительно, в первый раз позволив себе поцеловать ее руку.
– Как вам не совестно, – краснея, отвечал он княжне Марье на выражение благодарности за ее спасенье (как она называла его поступок), – каждый становой сделал бы то же. Если бы нам только приходилось воевать с мужиками, мы бы не допустили так далеко неприятеля, – говорил он, стыдясь чего то и стараясь переменить разговор. – Я счастлив только, что имел случай познакомиться с вами. Прощайте, княжна, желаю вам счастия и утешения и желаю встретиться с вами при более счастливых условиях. Ежели вы не хотите заставить краснеть меня, пожалуйста, не благодарите.
Но княжна, если не благодарила более словами, благодарила его всем выражением своего сиявшего благодарностью и нежностью лица. Она не могла верить ему, что ей не за что благодарить его. Напротив, для нее несомненно было то, что ежели бы его не было, то она, наверное, должна была бы погибнуть и от бунтовщиков и от французов; что он, для того чтобы спасти ее, подвергал себя самым очевидным и страшным опасностям; и еще несомненнее было то, что он был человек с высокой и благородной душой, который умел понять ее положение и горе. Его добрые и честные глаза с выступившими на них слезами, в то время как она сама, заплакав, говорила с ним о своей потере, не выходили из ее воображения.
Когда она простилась с ним и осталась одна, княжна Марья вдруг почувствовала в глазах слезы, и тут уж не в первый раз ей представился странный вопрос, любит ли она его?
По дороге дальше к Москве, несмотря на то, что положение княжны было не радостно, Дуняша, ехавшая с ней в карете, не раз замечала, что княжна, высунувшись в окно кареты, чему то радостно и грустно улыбалась.
«Ну что же, ежели бы я и полюбила его? – думала княжна Марья.
Как ни стыдно ей было признаться себе, что она первая полюбила человека, который, может быть, никогда не полюбит ее, она утешала себя мыслью, что никто никогда не узнает этого и что она не будет виновата, ежели будет до конца жизни, никому не говоря о том, любить того, которого она любила в первый и в последний раз.
Иногда она вспоминала его взгляды, его участие, его слова, и ей казалось счастье не невозможным. И тогда то Дуняша замечала, что она, улыбаясь, глядела в окно кареты.
«И надо было ему приехать в Богучарово, и в эту самую минуту! – думала княжна Марья. – И надо было его сестре отказать князю Андрею! – И во всем этом княжна Марья видела волю провиденья.
Впечатление, произведенное на Ростова княжной Марьей, было очень приятное. Когда ои вспоминал про нее, ему становилось весело, и когда товарищи, узнав о бывшем с ним приключении в Богучарове, шутили ему, что он, поехав за сеном, подцепил одну из самых богатых невест в России, Ростов сердился. Он сердился именно потому, что мысль о женитьбе на приятной для него, кроткой княжне Марье с огромным состоянием не раз против его воли приходила ему в голову. Для себя лично Николай не мог желать жены лучше княжны Марьи: женитьба на ней сделала бы счастье графини – его матери, и поправила бы дела его отца; и даже – Николай чувствовал это – сделала бы счастье княжны Марьи. Но Соня? И данное слово? И от этого то Ростов сердился, когда ему шутили о княжне Болконской.
Приняв командование над армиями, Кутузов вспомнил о князе Андрее и послал ему приказание прибыть в главную квартиру.
Князь Андрей приехал в Царево Займище в тот самый день и в то самое время дня, когда Кутузов делал первый смотр войскам. Князь Андрей остановился в деревне у дома священника, у которого стоял экипаж главнокомандующего, и сел на лавочке у ворот, ожидая светлейшего, как все называли теперь Кутузова. На поле за деревней слышны были то звуки полковой музыки, то рев огромного количества голосов, кричавших «ура!новому главнокомандующему. Тут же у ворот, шагах в десяти от князя Андрея, пользуясь отсутствием князя и прекрасной погодой, стояли два денщика, курьер и дворецкий. Черноватый, обросший усами и бакенбардами, маленький гусарский подполковник подъехал к воротам и, взглянув на князя Андрея, спросил: здесь ли стоит светлейший и скоро ли он будет?
