Семейство Марии

Поделись знанием:
Перейти к: навигация, поиск

Семейство Марии — это сравнительно небольшое семейство астероидов главного пояса, расположенное между орбитами Марса и Юпитера, которое, вероятно, образовалось в результате столкновения двух крупных астероидов, с их последующим разрушением.

Это семейство иногда называют семейством Хираямы, в честь японского астронома К. Хираямы открывшего эти семейства, так как астероиды этого семейства, также как и астероиды ещё несколько других семейств, имеют одинаковый спектральный и химический состав и образовались в результате разрушения родительского тела.

Данное семейство получило своё название в честь астероида (170) Мария. Считается, что именно это семейство может являться источником метеоритов, состоящих из обыкновенных хондритов группы L.

Астероиды этого семейства располагаются на следующих орбитах:

ap ep ip
min 2,5 a. e. 0,077 14,3 °
max 2,625 a. e. 0,117 15,6 °

В настоящее время обнаружено 81 астероид данного семейства. Они характеризуются относительно высоким наклоном орбиты от 15 ° — 17 °[1]. Они движутся вокруг Солнца по орбитам с большими полуосями, лежащими в диапазоне от 2,5 до 2,625 астрономических единиц, что соответствует орбитальному резонансу с Юпитером 3:1.





Крупнейшие астероиды этого семейства

Имя Диаметр Большая полуось Наклонение орбиты Эксцентриситет орбиты Год открытия
(170) Мария 44,3 км 2,554 а. е. 14,385 ° 0,063 1877
(472) Рим 47,27 км 2,543 а. е. 15,802 ° 0,095 1901
(575) Рената 21,26 км 2,555 а. е. 15,027 ° 0,127 1905
(616) Элли 18,15 км 2,553 а. е. 14,967 ° 0,058 1906
(660) Кресцентия 42,24 км 2,534 а. е. 15,219 ° 0,107 1908
(695) Белла 48,18 км 2,539 а. е. 13,852 ° 0,159 1909
(714) Улула 39,18 км 2,535 а. е. 14,271 ° 0,057 1911
(727) Ниппония 32,17 км 2,567 а. е. 15,060 ° 0,104 1912
(787) Москва 27,51 км 2,539 а. е. 14,838 ° 0,129 1914
(875) Нимфея 13,75 км 2,555 а. е. 14,568 ° 0,149 1917
(879) Рихарда 2,535 а. е. 13,679 ° 0,154 1917
(897) Лисистрата 32,17 км 2,544 а. е. 14,333 ° 0,093 1918
(1996) Адамс 2,557 а. е. 15,144 ° 0,139 1961
(2865) Лорел 14,73 км 2,560 а. е. 14,300 ° 0,072 1935

См. также

Напишите отзыв о статье "Семейство Марии"

Примечания

  1. [www.easysky.de/eng/screenshots/index.htm EasySky - Screenshots]. [www.webcitation.org/68r6xcOP6 Архивировано из первоисточника 2 июля 2012].

Ссылки

  • [www.boulder.swri.edu/~davidn/yarko/movie.maria.gif Моделирование динамической эволюции семейства Марии]
  • [www.boulder.swri.edu/~davidn/yarko/maria.obs.gif Распределение астероидов в семействе Марии]
  • [sirrah.troja.mff.cuni.cz/~mira/mp/Yarko_fam/maria/maria-a1/maria-a1_anim.gif Анимация орбитальных элементов семейства Марии]

Отрывок, характеризующий Семейство Марии



Москва между тем была пуста. В ней были еще люди, в ней оставалась еще пятидесятая часть всех бывших прежде жителей, но она была пуста. Она была пуста, как пуст бывает домирающий обезматочивший улей.
В обезматочившем улье уже нет жизни, но на поверхностный взгляд он кажется таким же живым, как и другие.
Так же весело в жарких лучах полуденного солнца вьются пчелы вокруг обезматочившего улья, как и вокруг других живых ульев; так же издалека пахнет от него медом, так же влетают и вылетают из него пчелы. Но стоит приглядеться к нему, чтобы понять, что в улье этом уже нет жизни. Не так, как в живых ульях, летают пчелы, не тот запах, не тот звук поражают пчеловода. На стук пчеловода в стенку больного улья вместо прежнего, мгновенного, дружного ответа, шипенья десятков тысяч пчел, грозно поджимающих зад и быстрым боем крыльев производящих этот воздушный жизненный звук, – ему отвечают разрозненные жужжания, гулко раздающиеся в разных местах пустого улья. Из летка не пахнет, как прежде, спиртовым, душистым запахом меда и яда, не несет оттуда теплом полноты, а с запахом меда сливается запах пустоты и гнили. У летка нет больше готовящихся на погибель для защиты, поднявших кверху зады, трубящих тревогу стражей. Нет больше того ровного и тихого звука, трепетанья труда, подобного звуку кипенья, а слышится нескладный, разрозненный шум беспорядка. В улей и из улья робко и увертливо влетают и вылетают черные продолговатые, смазанные медом пчелы грабительницы; они не жалят, а ускользают от опасности. Прежде только с ношами влетали, а вылетали пустые пчелы, теперь вылетают с ношами. Пчеловод открывает нижнюю колодезню и вглядывается в нижнюю часть улья. Вместо прежде висевших до уза (нижнего дна) черных, усмиренных трудом плетей сочных пчел, держащих за ноги друг друга и с непрерывным шепотом труда тянущих вощину, – сонные, ссохшиеся пчелы в разные стороны бредут рассеянно по дну и стенкам улья. Вместо чисто залепленного клеем и сметенного веерами крыльев пола на дне лежат крошки вощин, испражнения пчел, полумертвые, чуть шевелящие ножками и совершенно мертвые, неприбранные пчелы.
Пчеловод открывает верхнюю колодезню и осматривает голову улья. Вместо сплошных рядов пчел, облепивших все промежутки сотов и греющих детву, он видит искусную, сложную работу сотов, но уже не в том виде девственности, в котором она бывала прежде. Все запущено и загажено. Грабительницы – черные пчелы – шныряют быстро и украдисто по работам; свои пчелы, ссохшиеся, короткие, вялые, как будто старые, медленно бродят, никому не мешая, ничего не желая и потеряв сознание жизни. Трутни, шершни, шмели, бабочки бестолково стучатся на лету о стенки улья. Кое где между вощинами с мертвыми детьми и медом изредка слышится с разных сторон сердитое брюзжание; где нибудь две пчелы, по старой привычке и памяти очищая гнездо улья, старательно, сверх сил, тащат прочь мертвую пчелу или шмеля, сами не зная, для чего они это делают. В другом углу другие две старые пчелы лениво дерутся, или чистятся, или кормят одна другую, сами не зная, враждебно или дружелюбно они это делают. В третьем месте толпа пчел, давя друг друга, нападает на какую нибудь жертву и бьет и душит ее. И ослабевшая или убитая пчела медленно, легко, как пух, спадает сверху в кучу трупов. Пчеловод разворачивает две средние вощины, чтобы видеть гнездо. Вместо прежних сплошных черных кругов спинка с спинкой сидящих тысяч пчел и блюдущих высшие тайны родного дела, он видит сотни унылых, полуживых и заснувших остовов пчел. Они почти все умерли, сами не зная этого, сидя на святыне, которую они блюли и которой уже нет больше. От них пахнет гнилью и смертью. Только некоторые из них шевелятся, поднимаются, вяло летят и садятся на руку врагу, не в силах умереть, жаля его, – остальные, мертвые, как рыбья чешуя, легко сыплются вниз. Пчеловод закрывает колодезню, отмечает мелом колодку и, выбрав время, выламывает и выжигает ее.