Семеньский, Люциан
| Люциан Семеньский | |
| Место рождения: | |
|---|---|
| Место смерти: | |
| Род деятельности: | |
Люциан Ипполит Семеньский (13 августа 1807, Каменная Гора — 27 ноября 1877, Краков) — польский поэт, писатель, литературный критик и переводчик, участник Ноябрьского восстания (1830 года).
В конце 1830-х годов Симинский эмигрировал во Францию, спасаясь от ареста. Там он присоединился к польскому демократическому обществу.
В 1848 году он поселился в Кракове, где присоединился к консервативным кругам, издающим ежедневную газету «Czas» («Время»; в 1856—1860 годах он был редактором литературного приложения газеты) и «Przegląd Polski» («Польский обзор»). Он был одним из основателей и членом Академии знаний.
Автор многочисленных стихов, на которые он был вдохновлен польским и украинским фольклором, писал эссе, сказки, а также биографические, исторические и литературные произведения. Перевел на польский язык «Одиссею» Гомера, «Слово о полку Игореве», Краледворскую рукопись, работы Микеланджело(в сборнике «Poezye Michała — Anioła Buonarrotego»), Горация, украинские народные песни.
В 1881 его останки были перенесены в Скалку и помещены в Усыпальницу великих поляков.
Работы
- Pamiątki o Samuelu Zborowskim, Poznań, 1844.
- Wieczory pod lipą czyli historyja narodu polskiego opowiadana przez Grzegorza z pod Racławic, Poznań, 1847.
Напишите отзыв о статье "Семеньский, Люциан"
Литература
- M. Janion, Lucjan Siemieński. Poeta romantyczny, Warszawa, 1955.
- M. Rozmysł, Uwagi o demonologii w Podaniach i legendach polskich, ruskich i litewskich, [w:] Przestrzeń kulturowa Słowian, t. 2, red. M. Sidor, Lublin, 2013.
Отрывок, характеризующий Семеньский, Люциан
Бледный, с трясущейся губой, Пьер рванул лист. – Вы… вы… негодяй!.. я вас вызываю, – проговорил он, и двинув стул, встал из за стола. В ту самую секунду, как Пьер сделал это и произнес эти слова, он почувствовал, что вопрос о виновности его жены, мучивший его эти последние сутки, был окончательно и несомненно решен утвердительно. Он ненавидел ее и навсегда был разорван с нею. Несмотря на просьбы Денисова, чтобы Ростов не вмешивался в это дело, Ростов согласился быть секундантом Долохова, и после стола переговорил с Несвицким, секундантом Безухова, об условиях дуэли. Пьер уехал домой, а Ростов с Долоховым и Денисовым до позднего вечера просидели в клубе, слушая цыган и песенников.– Так до завтра, в Сокольниках, – сказал Долохов, прощаясь с Ростовым на крыльце клуба.
– И ты спокоен? – спросил Ростов…
Долохов остановился. – Вот видишь ли, я тебе в двух словах открою всю тайну дуэли. Ежели ты идешь на дуэль и пишешь завещания да нежные письма родителям, ежели ты думаешь о том, что тебя могут убить, ты – дурак и наверно пропал; а ты иди с твердым намерением его убить, как можно поскорее и повернее, тогда всё исправно. Как мне говаривал наш костромской медвежатник: медведя то, говорит, как не бояться? да как увидишь его, и страх прошел, как бы только не ушел! Ну так то и я. A demain, mon cher! [До завтра, мой милый!]
На другой день, в 8 часов утра, Пьер с Несвицким приехали в Сокольницкий лес и нашли там уже Долохова, Денисова и Ростова. Пьер имел вид человека, занятого какими то соображениями, вовсе не касающимися до предстоящего дела. Осунувшееся лицо его было желто. Он видимо не спал ту ночь. Он рассеянно оглядывался вокруг себя и морщился, как будто от яркого солнца. Два соображения исключительно занимали его: виновность его жены, в которой после бессонной ночи уже не оставалось ни малейшего сомнения, и невинность Долохова, не имевшего никакой причины беречь честь чужого для него человека. «Может быть, я бы то же самое сделал бы на его месте, думал Пьер. Даже наверное я бы сделал то же самое; к чему же эта дуэль, это убийство? Или я убью его, или он попадет мне в голову, в локоть, в коленку. Уйти отсюда, бежать, зарыться куда нибудь», приходило ему в голову. Но именно в те минуты, когда ему приходили такие мысли. он с особенно спокойным и рассеянным видом, внушавшим уважение смотревшим на него, спрашивал: «Скоро ли, и готово ли?»
