Семь дней до реки Рейн

«Семь дней до реки Рейн» — так назывались совершенно секретные военные учения, созданные в 1979 году Организацией Варшавского договора (ОВД). Это было советское представление семидневной ядерной войны между НАТО и Объединенными вооруженными силами ОВД. Крупномасштабные учения по данному плану проводились на территории ГДР ежегодно вплоть до лета 1990 года, то есть в последний раз они состоялись уже после падения Берлинской стены.

Рассекречивание

Первые сведения о плане советского вторжения в Западную Европу и проводимых согласно этому плану учениях появились в российской печати в начале 1990-х гг. Затем этот возможный сценарий третьей мировой войны был обнародован консервативным польским правительством сразу после его избрания в 2005 году, для того, чтобы «прочертить линию под Коммунистическим прошлым страны» и «предоставить информацию польской общественности о старом режиме».

План Битвы

План основывался на том, что НАТО нанесёт первый удар по долине реки Висла, что воспрепятствует командованию советского блока в отправке подкрепления в Восточную Германию для предотвращения вторжения НАТО в эту страну. В результате этого ядерного удара ожидалось, что вся Польша будет уничтожена и около двух миллионов гражданских поляков умрут.

Советский контрудар будет направлен против Западной Германии, Бельгии, Нидерландов и Дании.

В рамках подготовки операции вторжения в Западную Европу, СССР разместил (по состоянию на конец 1980-х гг.) примерно 60 тысяч танков на своей европейской территории и в странах Организации Варшавского договора, не считая еще 20-ти тысяч в азиатской части СССР. Состав, структурная организация и развертывание таких сил прямо указывали на их наступательный, а не оборонительный характер, что вызывало глубокую обеспокоенность в политических и военных кругах стран НАТО.

План был постепенно свернут в связи с принятием в СССР оборонительной военной доктирины (1988), антикоммунистическими революциями в Восточной Европе (1989), объединением Германии (1990) и, наконец, заключением Парижского договора об обычных вооруженных силах в Европе (19 ноября 1990 г.). Однако даже после подписания этого договора, СССР предпринял попытку перебазировать часть своих танковых сил в азиатскую часть страны, а также номинально перевести часть сил в состав Внутренних войск, вместо того, чтобы провести их реальное сокращение согласно условиям договора. Эти попытки привели к советско-американским противоречиям на встрече министров иностранных дел в Вайоминге в декабре 1990 г., и явились одной из причин ухода Э. А. Шеварднадзе в отставку с поста Министра иностранных дел СССР в конце того же месяца.

Известные цели

СССР планировал использовать всего 7,5 мегатонн ядерных зарядов на протяжении всего конфликта.

Вена должна была быть уничтожена двумя (по другим данным, 4-мя) 500-килотонными зарядами, несмотря на то, что Австрия являлась нейтральным государством. Виченца, Верона и несколько баз в Италии — одиночными зарядами по 500 килотонн. После чего Венгрия должна была захватить Вену и часть Северной Италии.

Штутгарт, Мюнхен и Нюрнберг в Германии должны были быть уничтожены ядерным оружием и затем захвачены Чехословакией и Венгрией.

В Дании цели включали в себя Роскилле и Эсбьерг. Роскилле, хотя он не представлял из себя никакого военного значения, должен был быть уничтожен за его культурную и историческую значимость, чтобы сломить моральный дух населения Дании и её армии. Эсбьерг был выбран за его огромный порт, способный содействовать в доставке крупного подкрепления НАТО.

Дополнительные планы

Советские планы предполагали выход на рубеж Северного моря и Лиона на девятый день наступления, затем продолжение наступления до конечного рубежа в Пиренеях. При этом некоторые союзники СССР по ОВД (например, Чехословакия) находили такие цели слишком оптимистичными. По мнению современных западных стратегов, цели советской операции были полностью недосягаемыми. У СССР имелись также планы по морской операции в Северной Атлантике против судоходства НАТО.

Ответ НАТО

НАТО в ответ разрабатывала и осуществляла комплекс оборонительных мероприятий, направленных на отражение потенциального советского наступления -- при этом стремясь по возможности избежать перерастания европейского конфликта в мировую ядерную войну. Среди ответных мер НАТО были следующие:

• поскольку силы НАТО в Европе отставали по численности танков от СССР и ОВД в несколько раз, а переброска дополнительных танков из США морем заняла бы примерно неделю (слишком долгий срок с учетом темпов предполагаемого советского вторжения), то основной упор делался на развитие противотанковой вертолетной авиации;
• предполагалось использование нейтронных боеприпасов против наступающих танковых колонн;
• вдоль границы ФРГ и ГДР велось проектирование трубопровода, начиненного жидким взрывчатым веществом; трубопровод мог быть детонирован по всей длине границы в момент начала советского вторжения;
• в качестве неядерного ответа на советское наступление, предполагалось также уничтожение выявленных советских подводных лодок в Атлантике.

См. также

• Totality
• План «Dropshot»
• Операция «Немыслимое»

Отрывок, характеризующий Семь дней до реки Рейн

– Не правда ли, она восхитительна? – сказала она Пьеру, указывая на отплывающую величавую красавицу. – Et quelle tenue! [И как держит себя!] Для такой молодой девушки и такой такт, такое мастерское уменье держать себя! Это происходит от сердца! Счастлив будет тот, чьей она будет! С нею самый несветский муж будет невольно занимать самое блестящее место в свете. Не правда ли? Я только хотела знать ваше мнение, – и Анна Павловна отпустила Пьера.
Пьер с искренностью отвечал Анне Павловне утвердительно на вопрос ее об искусстве Элен держать себя. Ежели он когда нибудь думал об Элен, то думал именно о ее красоте и о том не обыкновенном ее спокойном уменьи быть молчаливо достойною в свете.
Тетушка приняла в свой уголок двух молодых людей, но, казалось, желала скрыть свое обожание к Элен и желала более выразить страх перед Анной Павловной. Она взглядывала на племянницу, как бы спрашивая, что ей делать с этими людьми. Отходя от них, Анна Павловна опять тронула пальчиком рукав Пьера и проговорила:
– J'espere, que vous ne direz plus qu'on s'ennuie chez moi, [Надеюсь, вы не скажете другой раз, что у меня скучают,] – и взглянула на Элен.
Элен улыбнулась с таким видом, который говорил, что она не допускала возможности, чтобы кто либо мог видеть ее и не быть восхищенным. Тетушка прокашлялась, проглотила слюни и по французски сказала, что она очень рада видеть Элен; потом обратилась к Пьеру с тем же приветствием и с той же миной. В середине скучливого и спотыкающегося разговора Элен оглянулась на Пьера и улыбнулась ему той улыбкой, ясной, красивой, которой она улыбалась всем. Пьер так привык к этой улыбке, так мало она выражала для него, что он не обратил на нее никакого внимания. Тетушка говорила в это время о коллекции табакерок, которая была у покойного отца Пьера, графа Безухого, и показала свою табакерку. Княжна Элен попросила посмотреть портрет мужа тетушки, который был сделан на этой табакерке.
– Это, верно, делано Винесом, – сказал Пьер, называя известного миниатюриста, нагибаясь к столу, чтоб взять в руки табакерку, и прислушиваясь к разговору за другим столом.
Он привстал, желая обойти, но тетушка подала табакерку прямо через Элен, позади ее. Элен нагнулась вперед, чтобы дать место, и, улыбаясь, оглянулась. Она была, как и всегда на вечерах, в весьма открытом по тогдашней моде спереди и сзади платье. Ее бюст, казавшийся всегда мраморным Пьеру, находился в таком близком расстоянии от его глаз, что он своими близорукими глазами невольно различал живую прелесть ее плеч и шеи, и так близко от его губ, что ему стоило немного нагнуться, чтобы прикоснуться до нее. Он слышал тепло ее тела, запах духов и скрып ее корсета при движении. Он видел не ее мраморную красоту, составлявшую одно целое с ее платьем, он видел и чувствовал всю прелесть ее тела, которое было закрыто только одеждой. И, раз увидав это, он не мог видеть иначе, как мы не можем возвратиться к раз объясненному обману.
«Так вы до сих пор не замечали, как я прекрасна? – как будто сказала Элен. – Вы не замечали, что я женщина? Да, я женщина, которая может принадлежать всякому и вам тоже», сказал ее взгляд. И в ту же минуту Пьер почувствовал, что Элен не только могла, но должна была быть его женою, что это не может быть иначе.
Он знал это в эту минуту так же верно, как бы он знал это, стоя под венцом с нею. Как это будет? и когда? он не знал; не знал даже, хорошо ли это будет (ему даже чувствовалось, что это нехорошо почему то), но он знал, что это будет.
Пьер опустил глаза, опять поднял их и снова хотел увидеть ее такою дальнею, чужою для себя красавицею, какою он видал ее каждый день прежде; но он не мог уже этого сделать. Не мог, как не может человек, прежде смотревший в тумане на былинку бурьяна и видевший в ней дерево, увидав былинку, снова увидеть в ней дерево. Она была страшно близка ему. Она имела уже власть над ним. И между ним и ею не было уже никаких преград, кроме преград его собственной воли.
– Bon, je vous laisse dans votre petit coin. Je vois, que vous y etes tres bien, [Хорошо, я вас оставлю в вашем уголке. Я вижу, вам там хорошо,] – сказал голос Анны Павловны.
И Пьер, со страхом вспоминая, не сделал ли он чего нибудь предосудительного, краснея, оглянулся вокруг себя. Ему казалось, что все знают, так же как и он, про то, что с ним случилось.
Через несколько времени, когда он подошел к большому кружку, Анна Павловна сказала ему:
– On dit que vous embellissez votre maison de Petersbourg. [Говорят, вы отделываете свой петербургский дом.]
(Это была правда: архитектор сказал, что это нужно ему, и Пьер, сам не зная, зачем, отделывал свой огромный дом в Петербурге.)
– C'est bien, mais ne demenagez pas de chez le prince Ваsile. Il est bon d'avoir un ami comme le prince, – сказала она, улыбаясь князю Василию. – J'en sais quelque chose. N'est ce pas? [Это хорошо, но не переезжайте от князя Василия. Хорошо иметь такого друга. Я кое что об этом знаю. Не правда ли?] А вы еще так молоды. Вам нужны советы. Вы не сердитесь на меня, что я пользуюсь правами старух. – Она замолчала, как молчат всегда женщины, чего то ожидая после того, как скажут про свои года. – Если вы женитесь, то другое дело. – И она соединила их в один взгляд. Пьер не смотрел на Элен, и она на него. Но она была всё так же страшно близка ему. Он промычал что то и покраснел.
Вернувшись домой, Пьер долго не мог заснуть, думая о том, что с ним случилось. Что же случилось с ним? Ничего. Он только понял, что женщина, которую он знал ребенком, про которую он рассеянно говорил: «да, хороша», когда ему говорили, что Элен красавица, он понял, что эта женщина может принадлежать ему.
«Но она глупа, я сам говорил, что она глупа, – думал он. – Что то гадкое есть в том чувстве, которое она возбудила во мне, что то запрещенное. Мне говорили, что ее брат Анатоль был влюблен в нее, и она влюблена в него, что была целая история, и что от этого услали Анатоля. Брат ее – Ипполит… Отец ее – князь Василий… Это нехорошо», думал он; и в то же время как он рассуждал так (еще рассуждения эти оставались неоконченными), он заставал себя улыбающимся и сознавал, что другой ряд рассуждений всплывал из за первых, что он в одно и то же время думал о ее ничтожестве и мечтал о том, как она будет его женой, как она может полюбить его, как она может быть совсем другою, и как всё то, что он об ней думал и слышал, может быть неправдою. И он опять видел ее не какою то дочерью князя Василья, а видел всё ее тело, только прикрытое серым платьем. «Но нет, отчего же прежде не приходила мне в голову эта мысль?» И опять он говорил себе, что это невозможно; что что то гадкое, противоестественное, как ему казалось, нечестное было бы в этом браке. Он вспоминал ее прежние слова, взгляды, и слова и взгляды тех, кто их видал вместе. Он вспомнил слова и взгляды Анны Павловны, когда она говорила ему о доме, вспомнил тысячи таких намеков со стороны князя Василья и других, и на него нашел ужас, не связал ли он уж себя чем нибудь в исполнении такого дела, которое, очевидно, нехорошо и которое он не должен делать. Но в то же время, как он сам себе выражал это решение, с другой стороны души всплывал ее образ со всею своею женственной красотою.