Семь законов потомков Ноя

Поделись знанием:
(перенаправлено с «Семь заповедей потомков Ноя»)
Перейти к: навигация, поиск

Семь законов потомков Ноя или Семь заповедей потомков Ноя (ивр.שֶׁבַע מִצְווֹת בְּנֵי נֹח‏‎, шева мицвот бнэй Hoax) или Ноев Завет — семь заповедей, считающихся, согласно иудаизму, необходимым минимумом, возложенным Торой на всё человечество.





Законы Завета

Согласно Талмуду[1], Бог дал человечеству через Адама и Ноя следующие 7 законов:

  1. Запрет идолопоклонства — вера в единого Бога.
  2. Запрет богохульства — почитание Бога.
  3. Запрет убийства — уважение к человеческой жизни.
  4. Запрет прелюбодеяния — уважение к семье.
  5. Запрет воровства — уважение к имуществу ближнего.
  6. Запрет употребления в пищу плоти, отрезанной от живого животного — уважение к живым существам.
  7. Обязанность создать справедливую судебную систему.

По закону Торы, нееврей, принявший и соблюдающий данные Ною законы, получает статус жителя-пришельца (гер-тошав) в Стране Израиля. Маймонид считает, что все народы мира обязаны принять законы потомков Ноя, и подтверждает, что всякий нееврей, соблюдающий эти законы, войдет в царство небесное.[2]

Семь законов и другие религии

Очевидный доктринальный монотеизм ислама обуславливает однозначную оценку мусульман как ноахидов.

Включение христиан в число ноахидов вызывало споры в иудейской среде до конца Средневековья, поскольку с точки зрения иудаизма поклонение Иисусу из Назарета и догмат о триединстве Бога является нарушением принципа монотеизма и идолопоклонством[3]. В настоящее время преобладает мнение, что христиане являются ноахидами, так как догмат о Троице попадает в категорию «шитуф» (присоединение к Богу вспомогательных «образов» без прямого идолопоклонства) и не является запрещенным для неевреев.[4]. В то же время, ряд авторитетов продолжает считать, что шитуф подразумевает только факт веры, но не включает в себя процесс поклонения такому божеству. В этом случае традиционное христианство является «авода зара» также для неевреев.

Знамение Завета

Знамением Ноева Завета явилась радуга:

12 И сказал Бог: вот знамение завета, который Я поставляю между Мною и между вами и между всякою душею живою, которая с вами, в роды навсегда:
13 Я полагаю радугу Мою в облаке, чтоб она была знамением [вечного] завета между Мною и между землею.
14 И будет, когда Я наведу облако на землю, то явится радуга [Моя] в облаке;
15 и Я вспомню завет Мой, который между Мною и между вами и между всякою душею живою во всякой плоти; и не будет более вода потопом на истребление всякой плоти.
16 И будет радуга [Моя] в облаке, и Я увижу её, и вспомню завет вечный между Богом [и между землею] и между всякою душею живою во всякой плоти, которая на земле.
17 И сказал Бог Ною: вот знамение завета, который Я поставил между Мною и между всякою плотью, которая на земле.

См. также

Напишите отзыв о статье "Семь законов потомков Ноя"

Примечания

  1. Талмуд, Санхедрин 56а; Тосефта, Авода Зара 8:4; ср. Маймонид, «Мишне Тора», разд. Законы царей 9:1
  2. Маймонид, «Мишне Тора», разд. Законы царей 8:11
  3. [www.eleven.co.il/article/13005 Ноевых сынов законы] — статья из Электронной еврейской энциклопедии
  4. [www.eleven.co.il/article/13005 Электронная еврейская энциклопедия]

Ссылки

Отрывок, характеризующий Семь законов потомков Ноя

– Ну, ну, бабьи сборы! Бабы, бабы! – пыхтя, проговорил скороговоркой Алпатыч точно так, как говорил князь, и сел в кибиточку. Отдав последние приказания о работах земскому и в этом уж не подражая князю, Алпатыч снял с лысой головы шляпу и перекрестился троекратно.
– Вы, ежели что… вы вернитесь, Яков Алпатыч; ради Христа, нас пожалей, – прокричала ему жена, намекавшая на слухи о войне и неприятеле.
– Бабы, бабы, бабьи сборы, – проговорил Алпатыч про себя и поехал, оглядывая вокруг себя поля, где с пожелтевшей рожью, где с густым, еще зеленым овсом, где еще черные, которые только начинали двоить. Алпатыч ехал, любуясь на редкостный урожай ярового в нынешнем году, приглядываясь к полоскам ржаных пелей, на которых кое где начинали зажинать, и делал свои хозяйственные соображения о посеве и уборке и о том, не забыто ли какое княжеское приказание.
Два раза покормив дорогой, к вечеру 4 го августа Алпатыч приехал в город.
По дороге Алпатыч встречал и обгонял обозы и войска. Подъезжая к Смоленску, он слышал дальние выстрелы, но звуки эти не поразили его. Сильнее всего поразило его то, что, приближаясь к Смоленску, он видел прекрасное поле овса, которое какие то солдаты косили, очевидно, на корм и по которому стояли лагерем; это обстоятельство поразило Алпатыча, но он скоро забыл его, думая о своем деле.
Все интересы жизни Алпатыча уже более тридцати лет были ограничены одной волей князя, и он никогда не выходил из этого круга. Все, что не касалось до исполнения приказаний князя, не только не интересовало его, но не существовало для Алпатыча.
Алпатыч, приехав вечером 4 го августа в Смоленск, остановился за Днепром, в Гаченском предместье, на постоялом дворе, у дворника Ферапонтова, у которого он уже тридцать лет имел привычку останавливаться. Ферапонтов двенадцать лет тому назад, с легкой руки Алпатыча, купив рощу у князя, начал торговать и теперь имел дом, постоялый двор и мучную лавку в губернии. Ферапонтов был толстый, черный, красный сорокалетний мужик, с толстыми губами, с толстой шишкой носом, такими же шишками над черными, нахмуренными бровями и толстым брюхом.
Ферапонтов, в жилете, в ситцевой рубахе, стоял у лавки, выходившей на улицу. Увидав Алпатыча, он подошел к нему.
– Добро пожаловать, Яков Алпатыч. Народ из города, а ты в город, – сказал хозяин.
– Что ж так, из города? – сказал Алпатыч.
– И я говорю, – народ глуп. Всё француза боятся.
– Бабьи толки, бабьи толки! – проговорил Алпатыч.
– Так то и я сужу, Яков Алпатыч. Я говорю, приказ есть, что не пустят его, – значит, верно. Да и мужики по три рубля с подводы просят – креста на них нет!
Яков Алпатыч невнимательно слушал. Он потребовал самовар и сена лошадям и, напившись чаю, лег спать.
Всю ночь мимо постоялого двора двигались на улице войска. На другой день Алпатыч надел камзол, который он надевал только в городе, и пошел по делам. Утро было солнечное, и с восьми часов было уже жарко. Дорогой день для уборки хлеба, как думал Алпатыч. За городом с раннего утра слышались выстрелы.
С восьми часов к ружейным выстрелам присоединилась пушечная пальба. На улицах было много народу, куда то спешащего, много солдат, но так же, как и всегда, ездили извозчики, купцы стояли у лавок и в церквах шла служба. Алпатыч прошел в лавки, в присутственные места, на почту и к губернатору. В присутственных местах, в лавках, на почте все говорили о войске, о неприятеле, который уже напал на город; все спрашивали друг друга, что делать, и все старались успокоивать друг друга.
У дома губернатора Алпатыч нашел большое количество народа, казаков и дорожный экипаж, принадлежавший губернатору. На крыльце Яков Алпатыч встретил двух господ дворян, из которых одного он знал. Знакомый ему дворянин, бывший исправник, говорил с жаром.