Семь Морей
Семь Морей (англ. Seven Seas) — идиоматическое выражение, с давних времён означающее Мировой океан в целом[1]. Выражение «Семь морей» (как, например, в обороте «плавание за Семь Морей») может относиться или к определённому набору водоёмов, или ко всему Мировому океану. В разное время выражение «Семь морей» имело разные значения. С XIX века термин был использован для обозначения семи океанических водоёмов[2][3]:
- Ледовитый океан;
- Север Атлантического океана;
- Юг Атлантического океана;
- Индийский океан;
- Север Тихого океана;
- Юг Тихого океана;
- Южный (или Антарктический) океан.
Содержание
Древняя Месопотамия
Впервые термин «Семь морей» появляется за 2300 лет до нашей эры в 8-ом гимне шумерской жрицы Энхедуанны, посвящённом богине Инанне[4]. В Междуречье впервые в истории астрономии был введён учет наблюдаемых семи движущихся объектов в небесах — семь классических планет[en]/Семь Небес[en], шумеры также распространили эту семеричность на моря[5].
Античность
В древнем Риме термин Семь Морей, «septem maria» (латынь) и «Ἑπτὰ πελάγη» (древнегреческий), зачастую нёс иной смысл, нежели сегодня. Судоходную сеть, куда включали многочисленные озера, лагуны и перешейки, в устьях реки По, где та впадает в Адриатическое море, в обиходе называли «Семью Морями». Плиний Старший, римский писатель и флотоводец, писал об этих лагунах, отделяемых от открытого моря отмелями:
Все эти устья входят во Флавиев канал; первоначально прокопанный этрусками на основе [одного лишь] Сагисского устья. Они благодаря этому смогли направить поток [речной] воды через Атрианские болота, которые сейчас и названы «Семью морями», [а тогда звались Атрианскими] по славному этрусскому портовому городу Атрии. От него же старое название нынешнего Адриатического моря: Атриатическое.[6]
Оригинальный текст (лат.)<…>omnia ea fossa Flavia, quam primi a Sagi fecere Tusci egesto amnis impetu per transversum in Atrianorum paludes quae Septem Maria appellantur, nobili portu oppidi Tuscorum Atriae, a quo Atriaticum mare ante appellabatur quod nunc Hadriaticum.
Средневековая Аравия
Арабы и их близкие соседи называли семью морями (араб. بحار العالم, سبعة البحار) водоёмы, через которые совершали свои плаванья на Восток. С древних времён они являлись зонами торговли, а со времён пророка Мухаммеда стали местами широкого распространения ислама.
В IX-м веке нашей эры арабский автор аль-Якуби писал[7]:
Китай — огромная страна, достичь которой можно переплыв семь морей, каждое из которых имеет свой уникальный цвет, ветер, рыбу и бриз, не имеющиеся в других.
Оригинальный текст (ар.)من أراد الذهاب إلى الصين في البحر قطع سبعة أبحر، كل واحد له لونه الخاص ورياحه وأسماكه ونسيمه، عكس البحر الذي يليه. فأولها بحر عرب الذي يركب فيه من سيراف، وآخره رأس الجمحة، وهو ضيق فيه مغائص اللؤلؤ.
Из текста становится ясно, что желающий добраться от аравийских побережий до Китая водным путём должен пересечь семь морей: это море Фарс (بحر عرب, Персидский залив), Ларви или Зандж (بحر لاروي, Аравийское море[8]), Харканд (بحر هركند, Бенгальский залив[9]), Калах-бар (بحر كلاهبار, Малаккский пролив[10]), Салахат или Салахит (بحر سلاهط, Сингапурский пролив[11]), Кундрандж или Карданж (بحر كردنج, Сиамский залив[10]), Санха или Санджи (بحر صنجي, Восточно-Китайское море[10]). Каждое из них отличается особым цветом, имеет свои направления ветра и своеобразную фауну.
Также существовало понятие «семи арабских морей» (араб. بحار العالم, سبعة البحار), располагавшиеся в непосредственной близости к родине арабов, и в которых существовала постоянная навигация:
- Чёрное море;
- Каспийское море;
- Аравийское море;
- Индийский океан;
- Красное море;
- Средиземное море;
- Адриатическое море.
Средневековая Европа
В средневековой европейской литературе концепция Семи Морей соотносится со следующими морями:
- Адриатическое море
- Средиземное море, включая окраинные моря, как, например, Эгейское море.
- Чёрное море
- Каспийское море
- Персидский залив
- Аравийское море (являющийся частью Индийского океана)
- Красное море, включая закрытое Мёртвое море и Тивериадское озеро.
Иногда к этому списку добавляли также включены Атлантический океан, Эгейское море, собственно Индийский океан и Северное море.
Ренессанс
В эпоху Возрождения была создана новая традиция географической иконографии, включающая, помимо морей, четыре континента (Четыре угла) и соответствующие им четыре реки.
Персы
Персы использовали термин «Семь морей» для описания потоков, образующих реку Амударья.
Талмудизм
Священник XVII-го века и ученый-гебраист Джон Лайтфут упоминает различные комбинации морей в его труде «Commentary on the New Testament». В главе, названной «The Seven Seas according to the Talmudists, and the four Rivers compassing the Land», где Лайтфут рассматривает семь морей, по воззрениям талмудистов омывающих земли Эрец-Исраэль, в числе прочих он упоминает «Великое море» (в настоящее время известное как Средиземное), «Тивериадское море» (Галилейское море), «Содомское море» (Мёртвое море), «Самахонитское озеро» (вероятно, высохшее озеро Мэром в долине Хула, упоминаемое как «Σημεχωνίτις» Иосифом Флавием и как Ям-Сумхи — в Талмуде), и некое озеро под названием «Sibbichaean»[12].
Ост-Индия
В колониальную эпоху клиперы, совершавшие чайные гонки из Китая в Англию, проходя самый длинный торговый путь того времени, проплывали через семь морей около голландской Ост-Индии: Банда, Сулавеси, Флорес, Яванское, Южно-Китайское, Сулу и Тиморское моря. Таким образом, если кто-то в те времена говорил о том, что плавал за семь морей, то это должно было значить это означало, что он отправился на другой конец света и вернулся[13].
Современность
В более близкие нам времена выражение «Семь Морей» вновь сделалось популярным благодаря Редьярду Киплингу: так он озаглавил сборник своих стихотворений. Тогда же термин «Seven Seas» был использован для обозначения семи крупнейших водоёмов планеты[3]:
- Тихий океан;
- Атлантический океан;
- Индийский океан;
- Северный Ледовитый океан;
- Средиземное море;
- Карибское море;
- Мексиканский залив.
References
- ↑ [www.bartleby.com/59/15/sevenseas.html The New Dictionary of Cultural Literacy]. — 3rd. — Houghton Mifflin Company. (англ.)
- ↑ [www.oxforddictionaries.com/definition/english/seven?q=seven+seas#seven__17 "Seven" - Oxford lulDictionaries]. Oxford University Press. — «the seven seas: 2. All the oceans of the world (conventionally listed as the Arctic, Antarctic, North Pacific, South Pacific, North Atlantic, South Atlantic, and Indian Oceans).» Проверено 10 апреля 2015. (англ.)
- ↑ 1 2 [www.worldatlas.com/aatlas/infopage/sevensea.htm What and Where are the Seven Seas?]. World Atlas. (англ.)
- ↑ Inanna, Lady of Largest Heart: Poems of the Sumerian High. — University of Texas. — ISBN 0-292-75242-3. (англ.)
- ↑ www.livescience.com/27663-seven-seas.html (англ.)
- ↑ Гай Плиний Секунд Старший. Естественная история. [ancientrome.ru/antlitr/t.htm?a=1327003000#0016 Книга III. Гл. 16.] Текст по изданию: Архив истории науки и техники. Москва, Янус-К, 2010. С. 393—454. Перевод с лат. и комментарии Б. А. Старостина.
- ↑ Lunde, Paul (July–August 2005). «[www.saudiaramcoworld.com/issue/200504/the.seas.of.sindbad.htm The Seas of Sindbad]». Saudi Aramco World 56 (4). Проверено 2007-03-27. (англ.)
- ↑ [www.geocities.com/CollegePark/Library/9803/cowasjee/cowas9.html 'The Pakistan Sea']. Cowasjee Articles (December 24, 1993). [www.webcitation.org/query?url=www.geocities.com/CollegePark/Library/9803/cowasjee/cowas9.html&date=2009-10-25+06:59:34 Архивировано из первоисточника 25 октября 2009]. (англ.)
- ↑ McKinnon, E. Edwards (October 1988). «[cip.cornell.edu/DPubS?service=Repository&version=1.0&verb=Disseminate&view=body&content-type=pdf_1&handle=seap.indo/1107010942 Beyond Serandib: A Note on Lambri at the Northern Tip of Aceh]». Indonesia 46: 103–121. DOI:10.2307/3351047. (англ.)
- ↑ 1 2 3 M. Th. Houtsma. [books.google.com/books?id=p5U3AAAAIAAJ&printsec=frontcover E. J. Brill's first encyclopaedia of Islam 1913-1936]. — BRILL. — ISBN 978-90-04-08265-6. (англ.)
- ↑ [history.melayuonline.com/?a=bUwvaUpTL0lMeTRVYzY%3D= Tumasik Kingdom]. Melayu Online. (англ.)
- ↑ Lightfoot, John [philologos.org/__eb-jl/cent01.htm#four The seven Seas according to the Talmudists, and the four Rivers compassing the Land]. A Chorographical Century. (англ.)
- ↑ [www.thesevenseasgroup.eu/ The Seven Seas Group]. (англ.)
Напишите отзыв о статье "Семь Морей"
Отрывок, характеризующий Семь Морей
Ты, без которой счастье было бы для меня невозможно,Нежная меланхолия, о, приди, меня утешить,
Приди, утиши муки моего мрачного уединения
И присоедини тайную сладость
К этим слезам, которых я чувствую течение.]
Жюли играла Борису нa арфе самые печальные ноктюрны. Борис читал ей вслух Бедную Лизу и не раз прерывал чтение от волнения, захватывающего его дыханье. Встречаясь в большом обществе, Жюли и Борис смотрели друг на друга как на единственных людей в мире равнодушных, понимавших один другого.
Анна Михайловна, часто ездившая к Карагиным, составляя партию матери, между тем наводила верные справки о том, что отдавалось за Жюли (отдавались оба пензенские именья и нижегородские леса). Анна Михайловна, с преданностью воле провидения и умилением, смотрела на утонченную печаль, которая связывала ее сына с богатой Жюли.
– Toujours charmante et melancolique, cette chere Julieie, [Она все так же прелестна и меланхолична, эта милая Жюли.] – говорила она дочери. – Борис говорит, что он отдыхает душой в вашем доме. Он так много понес разочарований и так чувствителен, – говорила она матери.
– Ах, мой друг, как я привязалась к Жюли последнее время, – говорила она сыну, – не могу тебе описать! Да и кто может не любить ее? Это такое неземное существо! Ах, Борис, Борис! – Она замолкала на минуту. – И как мне жалко ее maman, – продолжала она, – нынче она показывала мне отчеты и письма из Пензы (у них огромное имение) и она бедная всё сама одна: ее так обманывают!
Борис чуть заметно улыбался, слушая мать. Он кротко смеялся над ее простодушной хитростью, но выслушивал и иногда выспрашивал ее внимательно о пензенских и нижегородских имениях.
Жюли уже давно ожидала предложенья от своего меланхолического обожателя и готова была принять его; но какое то тайное чувство отвращения к ней, к ее страстному желанию выйти замуж, к ее ненатуральности, и чувство ужаса перед отречением от возможности настоящей любви еще останавливало Бориса. Срок его отпуска уже кончался. Целые дни и каждый божий день он проводил у Карагиных, и каждый день, рассуждая сам с собою, Борис говорил себе, что он завтра сделает предложение. Но в присутствии Жюли, глядя на ее красное лицо и подбородок, почти всегда осыпанный пудрой, на ее влажные глаза и на выражение лица, изъявлявшего всегдашнюю готовность из меланхолии тотчас же перейти к неестественному восторгу супружеского счастия, Борис не мог произнести решительного слова: несмотря на то, что он уже давно в воображении своем считал себя обладателем пензенских и нижегородских имений и распределял употребление с них доходов. Жюли видела нерешительность Бориса и иногда ей приходила мысль, что она противна ему; но тотчас же женское самообольщение представляло ей утешение, и она говорила себе, что он застенчив только от любви. Меланхолия ее однако начинала переходить в раздражительность, и не задолго перед отъездом Бориса, она предприняла решительный план. В то самое время как кончался срок отпуска Бориса, в Москве и, само собой разумеется, в гостиной Карагиных, появился Анатоль Курагин, и Жюли, неожиданно оставив меланхолию, стала очень весела и внимательна к Курагину.
– Mon cher, – сказала Анна Михайловна сыну, – je sais de bonne source que le Prince Basile envoie son fils a Moscou pour lui faire epouser Julieie. [Мой милый, я знаю из верных источников, что князь Василий присылает своего сына в Москву, для того чтобы женить его на Жюли.] Я так люблю Жюли, что мне жалко бы было ее. Как ты думаешь, мой друг? – сказала Анна Михайловна.
Мысль остаться в дураках и даром потерять весь этот месяц тяжелой меланхолической службы при Жюли и видеть все расписанные уже и употребленные как следует в его воображении доходы с пензенских имений в руках другого – в особенности в руках глупого Анатоля, оскорбляла Бориса. Он поехал к Карагиным с твердым намерением сделать предложение. Жюли встретила его с веселым и беззаботным видом, небрежно рассказывала о том, как ей весело было на вчерашнем бале, и спрашивала, когда он едет. Несмотря на то, что Борис приехал с намерением говорить о своей любви и потому намеревался быть нежным, он раздражительно начал говорить о женском непостоянстве: о том, как женщины легко могут переходить от грусти к радости и что у них расположение духа зависит только от того, кто за ними ухаживает. Жюли оскорбилась и сказала, что это правда, что для женщины нужно разнообразие, что всё одно и то же надоест каждому.
– Для этого я бы советовал вам… – начал было Борис, желая сказать ей колкость; но в ту же минуту ему пришла оскорбительная мысль, что он может уехать из Москвы, не достигнув своей цели и даром потеряв свои труды (чего с ним никогда ни в чем не бывало). Он остановился в середине речи, опустил глаза, чтоб не видать ее неприятно раздраженного и нерешительного лица и сказал: – Я совсем не с тем, чтобы ссориться с вами приехал сюда. Напротив… – Он взглянул на нее, чтобы увериться, можно ли продолжать. Всё раздражение ее вдруг исчезло, и беспокойные, просящие глаза были с жадным ожиданием устремлены на него. «Я всегда могу устроиться так, чтобы редко видеть ее», подумал Борис. «А дело начато и должно быть сделано!» Он вспыхнул румянцем, поднял на нее глаза и сказал ей: – «Вы знаете мои чувства к вам!» Говорить больше не нужно было: лицо Жюли сияло торжеством и самодовольством; но она заставила Бориса сказать ей всё, что говорится в таких случаях, сказать, что он любит ее, и никогда ни одну женщину не любил более ее. Она знала, что за пензенские имения и нижегородские леса она могла требовать этого и она получила то, что требовала.
Жених с невестой, не поминая более о деревьях, обсыпающих их мраком и меланхолией, делали планы о будущем устройстве блестящего дома в Петербурге, делали визиты и приготавливали всё для блестящей свадьбы.
Граф Илья Андреич в конце января с Наташей и Соней приехал в Москву. Графиня всё была нездорова, и не могла ехать, – а нельзя было ждать ее выздоровления: князя Андрея ждали в Москву каждый день; кроме того нужно было закупать приданое, нужно было продавать подмосковную и нужно было воспользоваться присутствием старого князя в Москве, чтобы представить ему его будущую невестку. Дом Ростовых в Москве был не топлен; кроме того они приехали на короткое время, графини не было с ними, а потому Илья Андреич решился остановиться в Москве у Марьи Дмитриевны Ахросимовой, давно предлагавшей графу свое гостеприимство.
Поздно вечером четыре возка Ростовых въехали во двор Марьи Дмитриевны в старой Конюшенной. Марья Дмитриевна жила одна. Дочь свою она уже выдала замуж. Сыновья ее все были на службе.
Она держалась всё так же прямо, говорила также прямо, громко и решительно всем свое мнение, и всем своим существом как будто упрекала других людей за всякие слабости, страсти и увлечения, которых возможности она не признавала. С раннего утра в куцавейке, она занималась домашним хозяйством, потом ездила: по праздникам к обедни и от обедни в остроги и тюрьмы, где у нее бывали дела, о которых она никому не говорила, а по будням, одевшись, дома принимала просителей разных сословий, которые каждый день приходили к ней, и потом обедала; за обедом сытным и вкусным всегда бывало человека три четыре гостей, после обеда делала партию в бостон; на ночь заставляла себе читать газеты и новые книги, а сама вязала. Редко она делала исключения для выездов, и ежели выезжала, то ездила только к самым важным лицам в городе.
Она еще не ложилась, когда приехали Ростовы, и в передней завизжала дверь на блоке, пропуская входивших с холода Ростовых и их прислугу. Марья Дмитриевна, с очками спущенными на нос, закинув назад голову, стояла в дверях залы и с строгим, сердитым видом смотрела на входящих. Можно бы было подумать, что она озлоблена против приезжих и сейчас выгонит их, ежели бы она не отдавала в это время заботливых приказаний людям о том, как разместить гостей и их вещи.
– Графские? – сюда неси, говорила она, указывая на чемоданы и ни с кем не здороваясь. – Барышни, сюда налево. Ну, вы что лебезите! – крикнула она на девок. – Самовар чтобы согреть! – Пополнела, похорошела, – проговорила она, притянув к себе за капор разрумянившуюся с мороза Наташу. – Фу, холодная! Да раздевайся же скорее, – крикнула она на графа, хотевшего подойти к ее руке. – Замерз, небось. Рому к чаю подать! Сонюшка, bonjour, – сказала она Соне, этим французским приветствием оттеняя свое слегка презрительное и ласковое отношение к Соне.