Семёнова, Нимфодора Семёновна

Поделись знанием:
Перейти к: навигация, поиск
Нимфодора Семёнова

Семенова в роли Сивиллы Дельфийской в опере Спонтини «Весталка».
Художник О. А. Кипренский (1828)
Профессия:

актриса

Годы активности:

18071831

Нимфодора Семёновна Семёнова (по афишам: Семёнова-младшая, в замужестве Лестрелен; 1788 (в некоторых источниках 1787 — 9 апреля 1876) — артистка оперной труппы Императорских театров, младшая сестра Екатерины Семёновой.





Биография

Родилась в крепостной семье, мать — крепостная помещика Путяты, отец — учитель кадетского корпуса Жданов.

Училась в Петербургском театральном училище, в драматическом отделении в классе князя А. Шаховского. Будучи ученицей в 1807 году дебютировала на сцене петербургского Каменноостровского (Большого) театра в партии Милославы («Днепровская русалка» Ф. Кауэра).

После окончания была зачислена в труппу Каменноостровского театра на амплуа инженю. Капельмейстер Катерино Кавос обратил внимание на певческие способности Семёновой и убедил её учиться пению. Оперные партии учила по слуху под руководством К. Кавоса. позднее брала уроки пения у Я. Воробьева. С 1809 года она выступала также в оперных спектаклях.

Своими успехами на сцене Нимфодора Семёновна была обязана своей хорошей игре. Также благосклонность зрителей объяснялась ослепительной красотой Семёновой, о которой сохранилось много восторженных отзывов, например «высокая, стройная, с необыкновенно нежным цветом лица, с синими большими глазами и как смоль черными волосами» (А. Я. Головачева-Панаева). Наиболее успешными были те роли Семёновой, к характеру которых она подходила своей внешностью. Однако же певицей Семёнов была средней, с недостаточно развитой техникой пения и недостаточной гибкостью голоса.

Современник писал о ней:

Имеет стройный стан и привлекательное греческое лицо. Голос её довольно приятен. С охотою и старанием, она в короткое время достигла до степени хорошей певицы; в отношении же к игре она давно уже пользуется правом отличной актрисы.

— «Сын отечества»[1]

С 1828 года на сцене московского Большого театра. В 1831 году оставила театр, получая пенсию в 4 тысячи рублей от Кабинета.

Нимфодора Семёнова пользовалась большим уважением в литературных кругах. В её гостях бывали А. Грибоедов, Н. Гнедич, В. Жуковский, А. Пушкин. Последний посвятил Нимфодоре Семёновне шуточное стихотворение «Желал бы быть твоим, Семенова, покровом», 1817—1820. Обладая сострадательным сердцем широко занималась благотворительностью, в её доме наравне с её дочерями воспитывалось несколько бедных девушек. В театральных кругах в расчёте на щедрость Семёновой приглашать её крестной матерью, и она никогда не отказывала. Только в одной метрической книге церкви при Театральном училище было записано более двухсот её крестников и крестниц. Оказывала постоянную помощь некоторым семьям хористов и даже театральных плотников и сторожей.

Долгие годы пользовалась покровительством мецената графа В. В. Мусина-Пушкина, с которым прожила больше 20 лет, и от которого имела трёх дочерей. Через несколько лет после его смерти вышла замуж за француза Лестрелена (1840).

За десять лет до смерти Нимфодора Семёновна, как и её сестра, ослепла. Скончалась в Санкт-Петербурге, была похоронена в на Новодевичьем кладбище[2]. В 1930-х годах захоронение было перенесено в Некрополь мастеров искусств Александро-Невской лавры.

Роли

  • Милослава — «Днепровская русалка» Ф. Кауэра, 1807;
  • Анюта — «Рассудительный дурак» А. Клушина, 1810;
  • Федра — «Ариадна» Ж. Расина, 1811;
  • Иоанна — «Иоанна д’Арк или дева Орлеанская», Карафф;
  •  ?? — «Новая суматоха», А. Шаховской.
  • Вениамина -«Иосиф Прекрасный», Мегюль
  • Зораима — «Зораима и Зюльнар», Боельдье
  • Евхариса — «Телемак на острове Калипсы»
  • Сервилия — «Титово мидосердие», Моцарта
  • Юлия — «Ромео и Юлия», Штейбельта
  • Милолика — «Добрыня Никитич, или Страшный замок», Кавос и Антонолини
  • графиня Сюрвель — «Целый роман, или Весь день в приключениях», Мегюль
  • Роза — «Красная Шапочка», Боельдье
  • Матильда — «Елисавета, королева Английская», Россини;
  • Анета — «Сорока-воровка», Россини
  • Наташа — «Женщина-Лунатик», Кавос;
  • Изора — «Волшебный лес, или Спящая красавица», Вишняков
  • Роза — «Молодая вспыльчивая жена», Боельдье
  • Изора — «Рауль Синяя Борода»
  • Агнесса — «Отец и дочь»
  • Каролина — «Тайный брак», Чимароза
  • Эльвира — «Рожер Сицилийский», Биртон
  • Камилла — «Подземелье замка Убальдо»
  • Милослава — «Русалка», Кавос, первая исполнительница.
  • Параша — «Девишник, или Филаткина свадьба»
  • Заида — «Вавилонские развалины, или Торжество и падение Гиафара Бармесида»
  • Зораида — «Жар-птица, или Приключение Ивана-царевича»)
  • Аббаса — «Гений Итурбиель, или Тысяча лет в двух днях визиря Гаруна»
  • Розальвина — «Пиемонтские горы, или Взорвание Чортова моста»)
  • Алина — «Алина, королева Голкондская», Ф. Буальдье
  • Юлия — «Пан Твардовский»;
  • Констанца — «Похищение из сераля»,
  • Роза де Вольмар — «Молодая вспыльчивая жена»
  • Сандрильона — «Сандрильона»)
  • Евхариса — «Телемак на острове Калипсо»
  • Нинетта — «Сорока-воровка»
  • Розина — «Севильский цирюльник», Россини
  • Церлина — «Дон Жуан»

Её партнёрами были П. Злов, Г. Климовский, В. Самойлов, М. Шелехова. Вместе с Е. Сандуновой участвовала в дивертисментах, где исполняла русские народные песни.

Напишите отзыв о статье "Семёнова, Нимфодора Семёновна"

Примечания

  1. «Сын отечества». 1820. — Ч. 65. — № 41. — С. 8.
  2. Могила на плане Новодевичьего кладбища (№ 69) // Отдел IV // Весь Петербург на 1914 год, адресная и справочная книга г. С.-Петербурга / Ред. А. П. Шашковский. — СПб.: Товарищество А. С. Суворина – «Новое время», 1914. — ISBN 5-94030-052-9.

Литература

  • Русский биографический словарь - — СПб., 1896. С. 304—305;
  • Гозенпуд А. А. Музыкальный театр в России: От истоков до Глинки. Очерк. — Л., 1959. C. 775;
  • Львов М. Из истории вокального искусства — М., 1964. С. 85;
  • Ливанова Т. Н., Протопопов В. В. Оперная критика в России. Т. 1. Вып. 1. — М., 1966
  • Н. И. Стародубский, «Артистки Семеновы», Русская Старина, 1873, т. VII.

Отрывок, характеризующий Семёнова, Нимфодора Семёновна

В этот день у графини Елены Васильевны был раут, был французский посланник, был принц, сделавшийся с недавнего времени частым посетителем дома графини, и много блестящих дам и мужчин. Пьер был внизу, прошелся по залам, и поразил всех гостей своим сосредоточенно рассеянным и мрачным видом.
Пьер со времени бала чувствовал в себе приближение припадков ипохондрии и с отчаянным усилием старался бороться против них. Со времени сближения принца с его женою, Пьер неожиданно был пожалован в камергеры, и с этого времени он стал чувствовать тяжесть и стыд в большом обществе, и чаще ему стали приходить прежние мрачные мысли о тщете всего человеческого. В это же время замеченное им чувство между покровительствуемой им Наташей и князем Андреем, своей противуположностью между его положением и положением его друга, еще усиливало это мрачное настроение. Он одинаково старался избегать мыслей о своей жене и о Наташе и князе Андрее. Опять всё ему казалось ничтожно в сравнении с вечностью, опять представлялся вопрос: «к чему?». И он дни и ночи заставлял себя трудиться над масонскими работами, надеясь отогнать приближение злого духа. Пьер в 12 м часу, выйдя из покоев графини, сидел у себя наверху в накуренной, низкой комнате, в затасканном халате перед столом и переписывал подлинные шотландские акты, когда кто то вошел к нему в комнату. Это был князь Андрей.
– А, это вы, – сказал Пьер с рассеянным и недовольным видом. – А я вот работаю, – сказал он, указывая на тетрадь с тем видом спасения от невзгод жизни, с которым смотрят несчастливые люди на свою работу.
Князь Андрей с сияющим, восторженным и обновленным к жизни лицом остановился перед Пьером и, не замечая его печального лица, с эгоизмом счастия улыбнулся ему.
– Ну, душа моя, – сказал он, – я вчера хотел сказать тебе и нынче за этим приехал к тебе. Никогда не испытывал ничего подобного. Я влюблен, мой друг.
Пьер вдруг тяжело вздохнул и повалился своим тяжелым телом на диван, подле князя Андрея.
– В Наташу Ростову, да? – сказал он.
– Да, да, в кого же? Никогда не поверил бы, но это чувство сильнее меня. Вчера я мучился, страдал, но и мученья этого я не отдам ни за что в мире. Я не жил прежде. Теперь только я живу, но я не могу жить без нее. Но может ли она любить меня?… Я стар для нее… Что ты не говоришь?…
– Я? Я? Что я говорил вам, – вдруг сказал Пьер, вставая и начиная ходить по комнате. – Я всегда это думал… Эта девушка такое сокровище, такое… Это редкая девушка… Милый друг, я вас прошу, вы не умствуйте, не сомневайтесь, женитесь, женитесь и женитесь… И я уверен, что счастливее вас не будет человека.
– Но она!
– Она любит вас.
– Не говори вздору… – сказал князь Андрей, улыбаясь и глядя в глаза Пьеру.
– Любит, я знаю, – сердито закричал Пьер.
– Нет, слушай, – сказал князь Андрей, останавливая его за руку. – Ты знаешь ли, в каком я положении? Мне нужно сказать все кому нибудь.
– Ну, ну, говорите, я очень рад, – говорил Пьер, и действительно лицо его изменилось, морщина разгладилась, и он радостно слушал князя Андрея. Князь Андрей казался и был совсем другим, новым человеком. Где была его тоска, его презрение к жизни, его разочарованность? Пьер был единственный человек, перед которым он решался высказаться; но зато он ему высказывал всё, что у него было на душе. То он легко и смело делал планы на продолжительное будущее, говорил о том, как он не может пожертвовать своим счастьем для каприза своего отца, как он заставит отца согласиться на этот брак и полюбить ее или обойдется без его согласия, то он удивлялся, как на что то странное, чуждое, от него независящее, на то чувство, которое владело им.
– Я бы не поверил тому, кто бы мне сказал, что я могу так любить, – говорил князь Андрей. – Это совсем не то чувство, которое было у меня прежде. Весь мир разделен для меня на две половины: одна – она и там всё счастье надежды, свет; другая половина – всё, где ее нет, там всё уныние и темнота…
– Темнота и мрак, – повторил Пьер, – да, да, я понимаю это.
– Я не могу не любить света, я не виноват в этом. И я очень счастлив. Ты понимаешь меня? Я знаю, что ты рад за меня.
– Да, да, – подтверждал Пьер, умиленными и грустными глазами глядя на своего друга. Чем светлее представлялась ему судьба князя Андрея, тем мрачнее представлялась своя собственная.


Для женитьбы нужно было согласие отца, и для этого на другой день князь Андрей уехал к отцу.
Отец с наружным спокойствием, но внутренней злобой принял сообщение сына. Он не мог понять того, чтобы кто нибудь хотел изменять жизнь, вносить в нее что нибудь новое, когда жизнь для него уже кончалась. – «Дали бы только дожить так, как я хочу, а потом бы делали, что хотели», говорил себе старик. С сыном однако он употребил ту дипломацию, которую он употреблял в важных случаях. Приняв спокойный тон, он обсудил всё дело.
Во первых, женитьба была не блестящая в отношении родства, богатства и знатности. Во вторых, князь Андрей был не первой молодости и слаб здоровьем (старик особенно налегал на это), а она была очень молода. В третьих, был сын, которого жалко было отдать девчонке. В четвертых, наконец, – сказал отец, насмешливо глядя на сына, – я тебя прошу, отложи дело на год, съезди за границу, полечись, сыщи, как ты и хочешь, немца, для князя Николая, и потом, ежели уж любовь, страсть, упрямство, что хочешь, так велики, тогда женись.
– И это последнее мое слово, знай, последнее… – кончил князь таким тоном, которым показывал, что ничто не заставит его изменить свое решение.
Князь Андрей ясно видел, что старик надеялся, что чувство его или его будущей невесты не выдержит испытания года, или что он сам, старый князь, умрет к этому времени, и решил исполнить волю отца: сделать предложение и отложить свадьбу на год.
Через три недели после своего последнего вечера у Ростовых, князь Андрей вернулся в Петербург.

На другой день после своего объяснения с матерью, Наташа ждала целый день Болконского, но он не приехал. На другой, на третий день было то же самое. Пьер также не приезжал, и Наташа, не зная того, что князь Андрей уехал к отцу, не могла себе объяснить его отсутствия.
Так прошли три недели. Наташа никуда не хотела выезжать и как тень, праздная и унылая, ходила по комнатам, вечером тайно от всех плакала и не являлась по вечерам к матери. Она беспрестанно краснела и раздражалась. Ей казалось, что все знают о ее разочаровании, смеются и жалеют о ней. При всей силе внутреннего горя, это тщеславное горе усиливало ее несчастие.
Однажды она пришла к графине, хотела что то сказать ей, и вдруг заплакала. Слезы ее были слезы обиженного ребенка, который сам не знает, за что он наказан.