Семёнов, Александр Александрович

Поделись знанием:
Перейти к: навигация, поиск
Александр Александрович Семёнов
Дата рождения:

30 сентября (12 октября) 1873(1873-10-12)

Место рождения:

село Польное Конобеево, Шацкий уезд, Тамбовская губерния, Российская империя[1]

Дата смерти:

16 ноября 1958(1958-11-16) (85 лет)

Место смерти:

Сталинабад (Душанбе), Таджикская ССР, СССР

Страна:

Российская империя, СССР

Научная сфера:

востоковедение

Место работы:

Ташкентский университет, Институт истории, археологии и этнографии Академии наук Таджикистана

Учёная степень:

доктор исторических наук

Учёное звание:

профессор
член-корреспондент АН Узбекской ССР

Альма-матер:

Тамбовский Екатерининский учительский институт, Лазаревский институт восточных языков (Москва)

Известен как:

виднейший русский, советский востоковед, один из основателей Ташкентского университета

Награды и премии:

Алекса́ндр Алекса́ндрович Семёнов (1873—1958) — виднейший русский, советский востоковед, доктор исторических наук, профессор, один из основателей Ташкентского университета, академик Академии наук Таджикской ССР (1951), член-корреспондент Академии наук Узбекской ССР (1943), директор института истории, археологии, этнографии АН Таджикской ССР (с 1954 года).





Биография

Александр Александрович Семёнов родился 30 сентября (12 октября1873 года в селе Польное Конобеево Шацкого уезда Тамбовской губернии[1]. После окончания Тамбовского Екатерининского учительского института А. А. Семёнов был принят в Лазаревский институт восточных языков в Москве и окончил его в 1900 году с дипломом первой степени, получив специальность ориенталиста со знанием трёх восточных языков.

В мае 1901 года он был назначен заведующим статистическим отделом канцелярии начальника Закаспийской области и проработал в этой должности до 1906 года. В свободное время А. А. Семёнов занимался изучению природных богатств, истории и культуры края. В частности, А. А. Семёнов участвовал в экспедиции американца Р. Помпелли, который проводил археологические раскопки под Мервом (ныне Мары) на Гяуркале и двух холмов в Анау. В 1898 году вместе с графом Алексеем Алексеевичем Бобринским он отправился в экспедицию, маршрут которой пролегал от Самарканда, через Зарафшанские горы, Каратегин, Дарваз в долину реки Пяндж, затем в селение Калаи Хумб и в долину реки Яхсу, затем в селение Пата-Гиссар на правом берегу Амударьи и потом в Самарканд.[2]. Результатом её стала опубликованная в Москве в 1903 году книга «Этнографические очерки Зарафшанских гор, Каратегина и Дарваза», за которую Семёнов получил золотую медаль Общества любителей естествознания, антропологии и этнографии при Московском университете.

Летом 1906 года А. А. Семёнов был переведен из Ашхабада в Ташкент в канцелярию Туркестанского генерал-губернаторства. 26 июня 1906 года он был введён в состав Наблюдательного комитета за ведением дел Туркестанской публичной библиотеки и музея. В июне 1911 года А. А. Семёнов стал заниматься в качестве чиновника дипломатической работой. В период Первой Мировой войны он был назначен вице-губернатором Самаркандской области. Он проработал в Главном управлении Туркестанского края и по ведомству Министерства иностранных дел до 1917 года.

В конце апреля 1917 года был советником при Российском резидентстве в Бухаре. А. А. Семёнов дослужился до чина статского советника, награждён многими орденами Российской империи и Бухарского эмирата.

25 апреля 1918 года А. А. Семёнов был командирован Совнаркомом Туркестанской АССР в Москву и Петроград для решения вопросов, связанных с открытием в Ташкенте университета[3]. В начале мая 1918 года А. А. Семёнов приехал в город Моршанск, где находилась его семья[4]. В 1918 и 1819 годах он занимался в Петрограде и Москве работой по подготовке переезда в организуемый в Ташкенте университет преподавателей и профессоров и разработкой учебных программ. В 1920 году А. А. Семёнов вернулся в Ташкент на санитарном поезде № 159[5], доставившим в Ташкент первых профессоров и преподавателей, а также оборудование для ТуркГУ.

С 1921 года А. А. Семёнов стал профессором на Восточном факультете Среднеазиатского университета[6].

Весной 1931 года Восточный факультет унивенрситета был закрыт по решению властей. После этого А. А. Семёнов получил приглашение на работу из Таджикистана, но вскоре он был арестован в Душанбе, и месяц провел там в тюрьме[7]. Затем он был переведён в Ташкент, где в это время шло следствие по делу арестованных профессоров и преподавателей закрытых факультетов университета.

В 1932—1934 годах А. А. Семёнов находился в ссылке в Казани после чего вернулся в Ташкент.

С 1935 по декабрь 1941 года А. А. Семёнов работал старшим научным сотрудником Научно-исследовательского института искусствознания УзССР. Он также работал в Ташкентской консерватории и в Республиканском научно-исследовательском кабинете.

В июне 1941 года Семёнов в составе археологической экспедиции в Самарканде принял участие в изучении погребений тимуридов в мавзолее Гур-Эмира.

В 40-е годы XX века А. А. Семёнов преподавал историю Средней Азии периода XVI — середины XIX вв. в Среднеазиатском университете студентам и аспирантам (расширенный курс). У студентов-старшекурсников и аспирантов он вел курс источниковедения по истории Средней Азии, у студентов-археологов — курсы арабской палеографии, средневековой среднеазиатской метрологии и курс «Хронология Востока».

Семёнов был создателем собственной школы среднеазиатской ориенталистики. Его учениками считали себя несколько поколений научных работников, живших и работавших в Средней Азии. Он обладал замечательной памятью и огромной эрудицией, был увлекательным и остроумным рассказчиком, автором интересных мемуаров, наблюдавшим жизнь и быт народов Средней Азии на протяжении почти шестидесяти лет.

С 1954 года Александр Александрович Семёнов работал директором института истории, археологии, этнографии АН Таджикской ССР.

Умер Александр Александрович Семёнов 16 ноября 1958 года в Ташкенте.

Научная деятельность

А. А. Семёнов являлся крупнейшим знатоком восточных рукописных источников (преимущественно персидско-таджикской) и выдающимся специалистом по истории ислама в Средней Азии, в частности исмаилитов. По словам академика И. Ю. Крачковского, работы А. А. Семенова «ввели в обиход колоссальный материал по исламоведению. Его труды, связанные с разработкой среднеазиатских рукописей, в частности арабских, занимают у нас совершенно исключительное место».

В 1903 году А. А. Семёнов перевел с таджикского языка сказание об основании Бухары. В 1907 году он опубликовал перевод с персидского языка первые главы из «Тарих-и Муким хани» по рукописи, принадлежавшей Закаспийской областной общественной библиотеке в Асхабаде, переписанной неким Османом в 1229 г.х. (1813/14г.). В 1914 году А. А. Семёнов опубликовал исследование на основании приобретенной им у салаватских (притермезских) ходжей рукописи конца XVI в., содержавшей жизнеописание современника шейбанидов шейха Ходжа Мухаммад Ислама (Ходжа Джуйбари). Также на материалах рукописных источников и их анализе базировались публикации А. А. Семёнова по биографии бухарского шейха Беха Аддина, воззрениям мусульман на качество и значение благородных камней и минералов и др. А. А. Семенов также осуществил и ряд небольших переводов с новейших сочинений местных авторов.

А. А. Семёнов также известен как один из пионеров среднеазиатской археологии, исторического краеведения в целом. В 1898 г. А. А. Семёнов впервые посетил присурхандарьинскую группу развалин древних строений в районе Термеза. Вторичную поездку в Термез он осуществил в 1913 году. В 1914 году он составил иллюстрированное описание архитектурного ансамбля «Султон-Садат».

С 20 октября 1906 года А. А. Семёнов стал действительным членом Туркестанского Кружка любителей археологии в Ташкенте, на заседании которого он многократно выступал с сообщениями об отдельных памятниках древности[8]. Его выступления во многом способствовали введению их в научный оборот.

А. А. Семёнов принял участие в составлении в 1914—1916 годах 544—591 томов знаменитого «Туркестанский сборник сочинений и статей, относящихся до Средней Азии вообще и Туркестанскому краю в особенности».

Сочинения

А. А. Семёнов был знатоком творчества А. Навои и других среднеазиатских поэтов и мыслителей Средней Азии. Им опубликован ряд эпиграфических памятников, в том числе «Надпись на надгробии псевдо-Сейид Омар в Гур-и Эмире в Самарканде», «Надпись на надгробиях Тимура и его потомков», «Надпись на могильной плите бухарского эмира Шах Мурада Масуда» и др.

Весомый вклад внёс Александр Александрович в научное описание (каталогизацию) восточных рукописей из собрания В. В. Вельяминова — Зернова и самого А. А. Семёнова, исторического отдела Бухарской центральной библиотеки, фундаментальной библиотеки САГУ, государственной республиканской библиотеки им. А.Навои и др. А. А. Семёнову также принадлежит «Указатель персидской литературы по истории узбеков в Средней Азии» и др.

В 1952—1963 гг. при его активном участии и под общей редакцией было издано семь томов издания «Собрание восточных рукописей академии наук Узбекской ССР». В переводах А. А. Семёнова и с его комментариями изданы ценные рукописные источники — «Мукимханская история» Мухаммада Юсуфа Мунши, «Убайдулла наме» Мир Мухаммеда Амин-и Бухари, «Дневник похода Тимура в Индию» Гийасаддина Али.

А. А. Семёнов является автором многочисленных публикаций по важным вопросам исторического прошлого Средней Азии, преимущественно времени Средних веков — «К вопросу о происхождении Саманидов», «К вопросу об этническом и классовом составе северных городов империи Хорезм-Шахов в XII в. н. э.», «К вопросу о происхождении и составе узбеков Шейбани-хана», «Первые шейбаниды и борьба за Мавераннахр (XVI в.)», «Шейбани-хан и завоевание им империи тимуридов (XV—XVI вв.)», «Некоторые данные по экономике империи Султана Хусейн — Мирзы (1469—1566)» и др. Известны его исторические публикации и по более позднему времени — «К истории дипломатических отношений между Россией и Бухарой в начале XIX века», «Очерк устройства центрального административного управления Бухарского ханства позднейшего времени», «Очерк поземельно-податного и налогового устройства б. Бухарского ханства» и др.

В 1947 г. вышел в свет первый большой сводный труд по истории узбекского и других народов республики («История народов Узбекистана», том II), в котором перу А. А. Семёнова принадлежали разделы по истории феодальных узбекских ханств с конца XVI до середины XIX в.

Все эти годы не ослабевал интерес А. А. Семёнова и к археологии. В значительной мере на археологических материалах был построен его доклад «Роль Средней Азии в распространении материальных и духовных ценностей» на I Всесоюзной конференции востоковедов в Ташкенте (июнь 1957 г.).

В общей сложности перу А. А. Семёнова принадлежит более 200 научных публикаций.

Библиография

Награды

А. А. Семёнов был награждён двумя орденами Трудового Красного Знамени, двумя орденами «Знак Почёта», медалями, почетными грамотами Президиумов Верховных Советов Узбекской и Таджикской ССР. В декабре 1944 года ему было присвоено звание заслуженного деятеля науки Узбекской ССР, а в феврале 1946 года — заслуженного деятеля науки Таджикской ССР. В 1956 году А. А. Семёнов был избран депутатом Верховного Совета Таджикской ССР. 3 ноября 1943 года он был избран членом-корреспондентом Академии наук Узбекской ССР. 14 апреля 1951 года он стал действительным членом (академиком) Академии наук Таджикской ССР. В последние годы жизни он был директором Института истории, археологии и этнографии Академии наук Таджикистана.

Напишите отзыв о статье "Семёнов, Александр Александрович"

Примечания

  1. 1 2 Ныне — Шацкий район, Рязанская область, Россия.
  2. [www.ethnomuseum.ru/section341/349/881/6893.htm Граф А. А. Бобринской — путешественник, этнограф, искусствовед]
  3. [www.pravoslavie.uz/Izdat/vostok3/21.htm В. Германов «Шейх Туркестана»]: Академик Б. А. Литвинский, видимо, имея на то основания, говорил о Семенове: "После революции он ухитрился бежать из Ташкента в Моршанск, на родину, и там залечь на дно. В Ташкенте его бы сразу расстреляли … ".
  4. [www.pravoslavie.uz/Izdat/vostok3/21.htm]: На следующий же день он пишет В. В. Бартольду: "Я приехал сюда в отпуск и вместе с тем в командировку в Петроград и Москву по вопросу об открытии в Ташкенте осенью текущего года университета, в числе факультетов которого намечены историко-филологический и восточный… ".
  5. Так называемый «ленинский эшелон».
  6. Из воспоминаний Н. Ю. Фиолетовой, жены Н. Н. Фиолетова — преподавателя Восточного факультета университета [www.pravoslavie.uz/Izdat/vostok3/21.htm]: «Александр Александрович … профессор на факультете востоковедения. Спокойный, степенный, важный, знаток узбекского и таджикского языков и мусульманских сект, он воспринял некоторые местные обычаи, между прочим, манеру здороваться, прикладывая правую руку к сердцу. Говорили про него, что будто бы он принял тайно мусульманство. Не знаю, насколько это верно, но среди местного населения он пользовался огромным авторитетом — его имя было магическим, открывало вход в любые мусульманские двери».
  7. [www.pravoslavie.uz/Izdat/vostok3/21.htm]: Семёнов, знавший таджикский язык, местные обычаи и известный ещё по своей прежней дореволюционной деятельности, пользовался у охраны громадным авторитетом. Любую передачу для него всегда принимали безотказно. Однажды он переслал через таджика-охранника большие золотые часы для передачи семье. На внутренней их крышке была выгравирована именная надпись эмира Бухарского.
  8. Древние блюда из окрестностей Пенджикента, бронзовый сосуд из Самарканда, развалины мечетей в горах Зарафшана и в Ташкенте, руины города Джорджана и многие другие.

Ссылки

  • [www.vostlit.info/Texts/Dokumenty/M.Asien/XIX/1880-1900/Semenov_A_A/po_gr_afg_1.htm Семенов А. А. По границам Бухары и Афганистана. (Путевые очерки 1898 г.). I. Куляб. // Исторический вестник. № 3, 1902]. Восточная литература. Проверено 11 февраля 2011. [www.webcitation.org/66pFLRu29 Архивировано из первоисточника 10 апреля 2012].
  • [www.vostlit.info/Texts/Dokumenty/M.Asien/XIX/1880-1900/Semenov_A_A/po_gr_afg_2.htm Семенов А. А. По границам Бухары и Афганистана. (Путевые заметки 1898 г.). II. От Куляба до Сарая. // Исторический вестник. № 4, 1902]. Восточная литература. Проверено 11 февраля 2011. [www.webcitation.org/66pFM1OIe Архивировано из первоисточника 10 апреля 2012].
  • Б. В. Лунин Три памятные даты (К 100-летию со дня рождения академика АН УзССР М. С. Андреева, члена-корреспондента АН УзССР А. А. Семёнова, профессора Н. Г. Маллицкого) // Общественные науки в Узбекистане № 5, 1973 г.
  • В. Германов [www.centrasia.ru/newsA.php?st=1201678800 «Шейх Туркестана». Памяти выдающегося ученого А. А. Семёнова]

Отрывок, характеризующий Семёнов, Александр Александрович

Маршалы и генералы, находившиеся в более близком расстоянии от поля сражения, но так же, как и Наполеон, не участвовавшие в самом сражении и только изредка заезжавшие под огонь пуль, не спрашиваясь Наполеона, делали свои распоряжения и отдавали свои приказания о том, куда и откуда стрелять, и куда скакать конным, и куда бежать пешим солдатам. Но даже и их распоряжения, точно так же как распоряжения Наполеона, точно так же в самой малой степени и редко приводились в исполнение. Большей частью выходило противное тому, что они приказывали. Солдаты, которым велено было идти вперед, подпав под картечный выстрел, бежали назад; солдаты, которым велено было стоять на месте, вдруг, видя против себя неожиданно показавшихся русских, иногда бежали назад, иногда бросались вперед, и конница скакала без приказания догонять бегущих русских. Так, два полка кавалерии поскакали через Семеновский овраг и только что въехали на гору, повернулись и во весь дух поскакали назад. Так же двигались и пехотные солдаты, иногда забегая совсем не туда, куда им велено было. Все распоряжение о том, куда и когда подвинуть пушки, когда послать пеших солдат – стрелять, когда конных – топтать русских пеших, – все эти распоряжения делали сами ближайшие начальники частей, бывшие в рядах, не спрашиваясь даже Нея, Даву и Мюрата, не только Наполеона. Они не боялись взыскания за неисполнение приказания или за самовольное распоряжение, потому что в сражении дело касается самого дорогого для человека – собственной жизни, и иногда кажется, что спасение заключается в бегстве назад, иногда в бегстве вперед, и сообразно с настроением минуты поступали эти люди, находившиеся в самом пылу сражения. В сущности же, все эти движения вперед и назад не облегчали и не изменяли положения войск. Все их набегания и наскакивания друг на друга почти не производили им вреда, а вред, смерть и увечья наносили ядра и пули, летавшие везде по тому пространству, по которому метались эти люди. Как только эти люди выходили из того пространства, по которому летали ядра и пули, так их тотчас же стоявшие сзади начальники формировали, подчиняли дисциплине и под влиянием этой дисциплины вводили опять в область огня, в которой они опять (под влиянием страха смерти) теряли дисциплину и метались по случайному настроению толпы.


Генералы Наполеона – Даву, Ней и Мюрат, находившиеся в близости этой области огня и даже иногда заезжавшие в нее, несколько раз вводили в эту область огня стройные и огромные массы войск. Но противно тому, что неизменно совершалось во всех прежних сражениях, вместо ожидаемого известия о бегстве неприятеля, стройные массы войск возвращались оттуда расстроенными, испуганными толпами. Они вновь устроивали их, но людей все становилось меньше. В половине дня Мюрат послал к Наполеону своего адъютанта с требованием подкрепления.
Наполеон сидел под курганом и пил пунш, когда к нему прискакал адъютант Мюрата с уверениями, что русские будут разбиты, ежели его величество даст еще дивизию.
– Подкрепления? – сказал Наполеон с строгим удивлением, как бы не понимая его слов и глядя на красивого мальчика адъютанта с длинными завитыми черными волосами (так же, как носил волоса Мюрат). «Подкрепления! – подумал Наполеон. – Какого они просят подкрепления, когда у них в руках половина армии, направленной на слабое, неукрепленное крыло русских!»
– Dites au roi de Naples, – строго сказал Наполеон, – qu'il n'est pas midi et que je ne vois pas encore clair sur mon echiquier. Allez… [Скажите неаполитанскому королю, что теперь еще не полдень и что я еще не ясно вижу на своей шахматной доске. Ступайте…]
Красивый мальчик адъютанта с длинными волосами, не отпуская руки от шляпы, тяжело вздохнув, поскакал опять туда, где убивали людей.
Наполеон встал и, подозвав Коленкура и Бертье, стал разговаривать с ними о делах, не касающихся сражения.
В середине разговора, который начинал занимать Наполеона, глаза Бертье обратились на генерала с свитой, который на потной лошади скакал к кургану. Это был Бельяр. Он, слезши с лошади, быстрыми шагами подошел к императору и смело, громким голосом стал доказывать необходимость подкреплений. Он клялся честью, что русские погибли, ежели император даст еще дивизию.
Наполеон вздернул плечами и, ничего не ответив, продолжал свою прогулку. Бельяр громко и оживленно стал говорить с генералами свиты, окружившими его.
– Вы очень пылки, Бельяр, – сказал Наполеон, опять подходя к подъехавшему генералу. – Легко ошибиться в пылу огня. Поезжайте и посмотрите, и тогда приезжайте ко мне.
Не успел еще Бельяр скрыться из вида, как с другой стороны прискакал новый посланный с поля сражения.
– Eh bien, qu'est ce qu'il y a? [Ну, что еще?] – сказал Наполеон тоном человека, раздраженного беспрестанными помехами.
– Sire, le prince… [Государь, герцог…] – начал адъютант.
– Просит подкрепления? – с гневным жестом проговорил Наполеон. Адъютант утвердительно наклонил голову и стал докладывать; но император отвернулся от него, сделав два шага, остановился, вернулся назад и подозвал Бертье. – Надо дать резервы, – сказал он, слегка разводя руками. – Кого послать туда, как вы думаете? – обратился он к Бертье, к этому oison que j'ai fait aigle [гусенку, которого я сделал орлом], как он впоследствии называл его.
– Государь, послать дивизию Клапареда? – сказал Бертье, помнивший наизусть все дивизии, полки и батальоны.
Наполеон утвердительно кивнул головой.
Адъютант поскакал к дивизии Клапареда. И чрез несколько минут молодая гвардия, стоявшая позади кургана, тронулась с своего места. Наполеон молча смотрел по этому направлению.
– Нет, – обратился он вдруг к Бертье, – я не могу послать Клапареда. Пошлите дивизию Фриана, – сказал он.
Хотя не было никакого преимущества в том, чтобы вместо Клапареда посылать дивизию Фриана, и даже было очевидное неудобство и замедление в том, чтобы остановить теперь Клапареда и посылать Фриана, но приказание было с точностью исполнено. Наполеон не видел того, что он в отношении своих войск играл роль доктора, который мешает своими лекарствами, – роль, которую он так верно понимал и осуждал.
Дивизия Фриана, так же как и другие, скрылась в дыму поля сражения. С разных сторон продолжали прискакивать адъютанты, и все, как бы сговорившись, говорили одно и то же. Все просили подкреплений, все говорили, что русские держатся на своих местах и производят un feu d'enfer [адский огонь], от которого тает французское войско.
Наполеон сидел в задумчивости на складном стуле.
Проголодавшийся с утра m r de Beausset, любивший путешествовать, подошел к императору и осмелился почтительно предложить его величеству позавтракать.
– Я надеюсь, что теперь уже я могу поздравить ваше величество с победой, – сказал он.
Наполеон молча отрицательно покачал головой. Полагая, что отрицание относится к победе, а не к завтраку, m r de Beausset позволил себе игриво почтительно заметить, что нет в мире причин, которые могли бы помешать завтракать, когда можно это сделать.
– Allez vous… [Убирайтесь к…] – вдруг мрачно сказал Наполеон и отвернулся. Блаженная улыбка сожаления, раскаяния и восторга просияла на лице господина Боссе, и он плывущим шагом отошел к другим генералам.
Наполеон испытывал тяжелое чувство, подобное тому, которое испытывает всегда счастливый игрок, безумно кидавший свои деньги, всегда выигрывавший и вдруг, именно тогда, когда он рассчитал все случайности игры, чувствующий, что чем более обдуман его ход, тем вернее он проигрывает.
Войска были те же, генералы те же, те же были приготовления, та же диспозиция, та же proclamation courte et energique [прокламация короткая и энергическая], он сам был тот же, он это знал, он знал, что он был даже гораздо опытнее и искуснее теперь, чем он был прежде, даже враг был тот же, как под Аустерлицем и Фридландом; но страшный размах руки падал волшебно бессильно.
Все те прежние приемы, бывало, неизменно увенчиваемые успехом: и сосредоточение батарей на один пункт, и атака резервов для прорвания линии, и атака кавалерии des hommes de fer [железных людей], – все эти приемы уже были употреблены, и не только не было победы, но со всех сторон приходили одни и те же известия об убитых и раненых генералах, о необходимости подкреплений, о невозможности сбить русских и о расстройстве войск.
Прежде после двух трех распоряжений, двух трех фраз скакали с поздравлениями и веселыми лицами маршалы и адъютанты, объявляя трофеями корпуса пленных, des faisceaux de drapeaux et d'aigles ennemis, [пуки неприятельских орлов и знамен,] и пушки, и обозы, и Мюрат просил только позволения пускать кавалерию для забрания обозов. Так было под Лоди, Маренго, Арколем, Иеной, Аустерлицем, Ваграмом и так далее, и так далее. Теперь же что то странное происходило с его войсками.
Несмотря на известие о взятии флешей, Наполеон видел, что это было не то, совсем не то, что было во всех его прежних сражениях. Он видел, что то же чувство, которое испытывал он, испытывали и все его окружающие люди, опытные в деле сражений. Все лица были печальны, все глаза избегали друг друга. Только один Боссе не мог понимать значения того, что совершалось. Наполеон же после своего долгого опыта войны знал хорошо, что значило в продолжение восьми часов, после всех употрсбленных усилий, невыигранное атакующим сражение. Он знал, что это было почти проигранное сражение и что малейшая случайность могла теперь – на той натянутой точке колебания, на которой стояло сражение, – погубить его и его войска.
Когда он перебирал в воображении всю эту странную русскую кампанию, в которой не было выиграно ни одного сраженья, в которой в два месяца не взято ни знамен, ни пушек, ни корпусов войск, когда глядел на скрытно печальные лица окружающих и слушал донесения о том, что русские всё стоят, – страшное чувство, подобное чувству, испытываемому в сновидениях, охватывало его, и ему приходили в голову все несчастные случайности, могущие погубить его. Русские могли напасть на его левое крыло, могли разорвать его середину, шальное ядро могло убить его самого. Все это было возможно. В прежних сражениях своих он обдумывал только случайности успеха, теперь же бесчисленное количество несчастных случайностей представлялось ему, и он ожидал их всех. Да, это было как во сне, когда человеку представляется наступающий на него злодей, и человек во сне размахнулся и ударил своего злодея с тем страшным усилием, которое, он знает, должно уничтожить его, и чувствует, что рука его, бессильная и мягкая, падает, как тряпка, и ужас неотразимой погибели обхватывает беспомощного человека.
Известие о том, что русские атакуют левый фланг французской армии, возбудило в Наполеоне этот ужас. Он молча сидел под курганом на складном стуле, опустив голову и положив локти на колена. Бертье подошел к нему и предложил проехаться по линии, чтобы убедиться, в каком положении находилось дело.
– Что? Что вы говорите? – сказал Наполеон. – Да, велите подать мне лошадь.
Он сел верхом и поехал к Семеновскому.
В медленно расходившемся пороховом дыме по всему тому пространству, по которому ехал Наполеон, – в лужах крови лежали лошади и люди, поодиночке и кучами. Подобного ужаса, такого количества убитых на таком малом пространстве никогда не видал еще и Наполеон, и никто из его генералов. Гул орудий, не перестававший десять часов сряду и измучивший ухо, придавал особенную значительность зрелищу (как музыка при живых картинах). Наполеон выехал на высоту Семеновского и сквозь дым увидал ряды людей в мундирах цветов, непривычных для его глаз. Это были русские.
Русские плотными рядами стояли позади Семеновского и кургана, и их орудия не переставая гудели и дымили по их линии. Сражения уже не было. Было продолжавшееся убийство, которое ни к чему не могло повести ни русских, ни французов. Наполеон остановил лошадь и впал опять в ту задумчивость, из которой вывел его Бертье; он не мог остановить того дела, которое делалось перед ним и вокруг него и которое считалось руководимым им и зависящим от него, и дело это ему в первый раз, вследствие неуспеха, представлялось ненужным и ужасным.
Один из генералов, подъехавших к Наполеону, позволил себе предложить ему ввести в дело старую гвардию. Ней и Бертье, стоявшие подле Наполеона, переглянулись между собой и презрительно улыбнулись на бессмысленное предложение этого генерала.
Наполеон опустил голову и долго молчал.
– A huit cent lieux de France je ne ferai pas demolir ma garde, [За три тысячи двести верст от Франции я не могу дать разгромить свою гвардию.] – сказал он и, повернув лошадь, поехал назад, к Шевардину.


Кутузов сидел, понурив седую голову и опустившись тяжелым телом, на покрытой ковром лавке, на том самом месте, на котором утром его видел Пьер. Он не делал никаких распоряжении, а только соглашался или не соглашался на то, что предлагали ему.
«Да, да, сделайте это, – отвечал он на различные предложения. – Да, да, съезди, голубчик, посмотри, – обращался он то к тому, то к другому из приближенных; или: – Нет, не надо, лучше подождем», – говорил он. Он выслушивал привозимые ему донесения, отдавал приказания, когда это требовалось подчиненным; но, выслушивая донесения, он, казалось, не интересовался смыслом слов того, что ему говорили, а что то другое в выражении лиц, в тоне речи доносивших интересовало его. Долголетним военным опытом он знал и старческим умом понимал, что руководить сотнями тысяч человек, борющихся с смертью, нельзя одному человеку, и знал, что решают участь сраженья не распоряжения главнокомандующего, не место, на котором стоят войска, не количество пушек и убитых людей, а та неуловимая сила, называемая духом войска, и он следил за этой силой и руководил ею, насколько это было в его власти.
Общее выражение лица Кутузова было сосредоточенное, спокойное внимание и напряжение, едва превозмогавшее усталость слабого и старого тела.
В одиннадцать часов утра ему привезли известие о том, что занятые французами флеши были опять отбиты, но что князь Багратион ранен. Кутузов ахнул и покачал головой.
– Поезжай к князю Петру Ивановичу и подробно узнай, что и как, – сказал он одному из адъютантов и вслед за тем обратился к принцу Виртембергскому, стоявшему позади него:
– Не угодно ли будет вашему высочеству принять командование первой армией.
Вскоре после отъезда принца, так скоро, что он еще не мог доехать до Семеновского, адъютант принца вернулся от него и доложил светлейшему, что принц просит войск.
Кутузов поморщился и послал Дохтурову приказание принять командование первой армией, а принца, без которого, как он сказал, он не может обойтись в эти важные минуты, просил вернуться к себе. Когда привезено было известие о взятии в плен Мюрата и штабные поздравляли Кутузова, он улыбнулся.
– Подождите, господа, – сказал он. – Сражение выиграно, и в пленении Мюрата нет ничего необыкновенного. Но лучше подождать радоваться. – Однако он послал адъютанта проехать по войскам с этим известием.
Когда с левого фланга прискакал Щербинин с донесением о занятии французами флешей и Семеновского, Кутузов, по звукам поля сражения и по лицу Щербинина угадав, что известия были нехорошие, встал, как бы разминая ноги, и, взяв под руку Щербинина, отвел его в сторону.
– Съезди, голубчик, – сказал он Ермолову, – посмотри, нельзя ли что сделать.
Кутузов был в Горках, в центре позиции русского войска. Направленная Наполеоном атака на наш левый фланг была несколько раз отбиваема. В центре французы не подвинулись далее Бородина. С левого фланга кавалерия Уварова заставила бежать французов.
В третьем часу атаки французов прекратились. На всех лицах, приезжавших с поля сражения, и на тех, которые стояли вокруг него, Кутузов читал выражение напряженности, дошедшей до высшей степени. Кутузов был доволен успехом дня сверх ожидания. Но физические силы оставляли старика. Несколько раз голова его низко опускалась, как бы падая, и он задремывал. Ему подали обедать.