Семёрка (ледокол)
«Семерка» (Ледокол № 7) — советский ледокол.
Построен в 1916 года на верфи «C. Rennoldson & Co, South. Shields» в Ньюкасле (вместе с однотипным «Девяткой» (последний затонул 24 октября 1932 году на Белом море во время операции по спасению другого судна).
В 1917 году «Ледокол VII» был мобилизован и использовался в качестве портового ледокольного парохода в состав судов флотилии Северного Ледовитого океана.
Во время шторма 24 августа 1917 г. группа из 5 матросов под командованием помощника командира ледокола Сулимейко спасла 20 пассажиров потерпевших бедствие во время пожара парохода Товарищества Архангельско-Мурманского срочного пароходства "Урядник", за что получила благодарность от начальника Кемского порта А. Палибина и командира ледокола Черткова.
Оставлен белогвардейцами при эвакуации Архангельска.
В 1920 года в составе Беломорской флотилии и Морских сил Северного моря. после в составе судов Управления Архангельского торгового порта.
В 1923 году передан с Белого моря на Чёрное, в состав Управления Одесского торгового порта.
21 февраля 1937 года радиостанция Николаевского порта получила радиограмму с ледокола «Семерка»: «SOS! 6 часов 19 минут 31 грудуса остовой долготы 46 градусов нордовой широты. Заливает машины. Сейчас сходим с судна. Свет…».
В указанное место был направлен из николаевского порта мощный ледокол «Макаров». Через К месту бедствия также вышли суда из Одесского порта — через 2 часа — «Хенкин», через 8 часов — «Тайфун»[1].
22 февраля 1937 года спасательная операция ввиду плохой погоды и тумана не производилась, с 23 февраля 1937 года суда и гидросамолеты работали в районе кораблекрушения, однако следов катастрофы и выживших не было найдено.
24 февраля 1937 года команда буксира «Тайфун» обнаружила ряд предметов с затонувшего судна (обломки шлюпки, бочки, ящики) и труп члена экипажа ледокола. Всего погибло 35 человек[2]. Народный комиссар водного транспорта Н. И. Пахомов создал специальную комиссию по расследованию причин гибели судна. В неё вошли начальник Южного Центрального управления морского флота Нечипуренко, ревизор-диспетчер Добров и инспектор Политуправления Наркомвода Левинсон[3].
Семьям погибших было оказано пособие от государства, детям обеспечена возможность получения школьного образования.
10 мая 1937 года выездная сессия водно-транспортной коллегии Верховного суда вынесла приговор по делу о гибели ледокола. Было установлено, что ледокол, вернувшийся из тяжелой ледовой кампании был отправлен в рейс без проверки мореходных качеств. Черноморское пароходство и Одесский морской порт не приняли всех необходимых мер к спасению команды ледокола. Главными виновниками были названы бывший начальник службы эксплуатации пароходства и бывший начальник порта, приговоренные к 10 годам лишения свободы. Вахтенный радист, не передавший вовремя «СОС» был приговорен к 6 годам лишения свободы, бывший начальник радиостанции пароходства и старший инженер службы связи — к 4 годам.
Получили условные сроки заместитель начальника пароходства и капитан Одесского порта[4].
К 1938 году поднят и отремонтирован, приписан к Николаевскому портоуправлению.
Участвовал в Великой Отечественной войне, буксировал баржи с грузами, участвовал в обороне Одессы[5], принимал участие в спасении людей с теплохода «Молдавия», в январе-феврале 1942 под командованием капитана В. Г. Попова осуществлял ледовую проводку судов из Новороссийска в Керчь и Камыш-Бурун[6].
20 апреля 1942 года в Керченском проливе у мыса Такиль подорвался на магнитной мине. Погибло 25 человек, спаслось 11 человек. Поднят после войны, в 1954 году утилизирован[7].
Братская могила экипажа ледокола № 7 находится в Керчи[8].
Интересные факты
- Однотипный с "Семеркой" ледокол "Девятка" также погиб в результате борьбы со стихией. 24 октября 1932 г. начальником Северного бассейна Совторгфлота был отдан приказ командиру ледокола № 9 Таратину следовать к деревне Петрино на Терском берегу Белого моря для спасения потерпевших аварию ледокола № 8 и морского лихтера "Альбатрос". Однако ледокол не достиг места аварии и не вернулся обратно в порт Архангельск. впоследствии в нескольких километров от Зимнегорского маяка в 60 милях от Архангельска была обнаружена лодка с ледокола и 8 мертвых тел команды. Остальные 31 члена команды пропали без вести[9].
Напишите отзыв о статье "Семёрка (ледокол)"
Примечания
- ↑ Баев А. Чиновники из черноморского пароходства. Судьба «Семерки» по-прежнему неизвестна // Правда. 1937. 26 февраля.
- ↑ Авария ледокола «Семерка» // Правда. 1937. 23, 24, 25 февраля.
- ↑ Правда. 1937. 27 февраля.
- ↑ Коммуна. 1937. 12 мая.
- ↑ 73 героических дня. Хроника обороны Одессы. — Одесса: «Маяк», 1978. — С. 32.
- ↑ Вайнер Борис Абелевич. [militera.lib.ru/h/vayner_ba/02.html Советский морской транспорт в Великой Отечественной войне]. — М.: Воениздат, 1989.
- ↑ [militera.lib.ru/h/mmf/03.html Суда Министерства Морского флота, погибшие в период Великой Отечественной войны 1941—1945 гг. — М.: ГПИНИИМТ «Союзморниипроект», 1989]
- ↑ [www.kerch.com.ua/articleview.aspx?id=8468 Памятники Керчи]
- ↑ Гибель ледокола № 9 (по сообщению Вечерней Москвы) // Возрождение. 1932. 16 декабря.
Отрывок, характеризующий Семёрка (ледокол)
Наташа первая дала тон святочного веселья, и это веселье, отражаясь от одного к другому, всё более и более усиливалось и дошло до высшей степени в то время, когда все вышли на мороз, и переговариваясь, перекликаясь, смеясь и крича, расселись в сани.Две тройки были разгонные, третья тройка старого графа с орловским рысаком в корню; четвертая собственная Николая с его низеньким, вороным, косматым коренником. Николай в своем старушечьем наряде, на который он надел гусарский, подпоясанный плащ, стоял в середине своих саней, подобрав вожжи.
Было так светло, что он видел отблескивающие на месячном свете бляхи и глаза лошадей, испуганно оглядывавшихся на седоков, шумевших под темным навесом подъезда.
В сани Николая сели Наташа, Соня, m me Schoss и две девушки. В сани старого графа сели Диммлер с женой и Петя; в остальные расселись наряженные дворовые.
– Пошел вперед, Захар! – крикнул Николай кучеру отца, чтобы иметь случай перегнать его на дороге.
Тройка старого графа, в которую сел Диммлер и другие ряженые, визжа полозьями, как будто примерзая к снегу, и побрякивая густым колокольцом, тронулась вперед. Пристяжные жались на оглобли и увязали, выворачивая как сахар крепкий и блестящий снег.
Николай тронулся за первой тройкой; сзади зашумели и завизжали остальные. Сначала ехали маленькой рысью по узкой дороге. Пока ехали мимо сада, тени от оголенных деревьев ложились часто поперек дороги и скрывали яркий свет луны, но как только выехали за ограду, алмазно блестящая, с сизым отблеском, снежная равнина, вся облитая месячным сиянием и неподвижная, открылась со всех сторон. Раз, раз, толконул ухаб в передних санях; точно так же толконуло следующие сани и следующие и, дерзко нарушая закованную тишину, одни за другими стали растягиваться сани.
– След заячий, много следов! – прозвучал в морозном скованном воздухе голос Наташи.
– Как видно, Nicolas! – сказал голос Сони. – Николай оглянулся на Соню и пригнулся, чтоб ближе рассмотреть ее лицо. Какое то совсем новое, милое, лицо, с черными бровями и усами, в лунном свете, близко и далеко, выглядывало из соболей.
«Это прежде была Соня», подумал Николай. Он ближе вгляделся в нее и улыбнулся.
– Вы что, Nicolas?
– Ничего, – сказал он и повернулся опять к лошадям.
Выехав на торную, большую дорогу, примасленную полозьями и всю иссеченную следами шипов, видными в свете месяца, лошади сами собой стали натягивать вожжи и прибавлять ходу. Левая пристяжная, загнув голову, прыжками подергивала свои постромки. Коренной раскачивался, поводя ушами, как будто спрашивая: «начинать или рано еще?» – Впереди, уже далеко отделившись и звеня удаляющимся густым колокольцом, ясно виднелась на белом снегу черная тройка Захара. Слышны были из его саней покрикиванье и хохот и голоса наряженных.
– Ну ли вы, разлюбезные, – крикнул Николай, с одной стороны подергивая вожжу и отводя с кнутом pуку. И только по усилившемуся как будто на встречу ветру, и по подергиванью натягивающих и всё прибавляющих скоку пристяжных, заметно было, как шибко полетела тройка. Николай оглянулся назад. С криком и визгом, махая кнутами и заставляя скакать коренных, поспевали другие тройки. Коренной стойко поколыхивался под дугой, не думая сбивать и обещая еще и еще наддать, когда понадобится.
Николай догнал первую тройку. Они съехали с какой то горы, выехали на широко разъезженную дорогу по лугу около реки.
«Где это мы едем?» подумал Николай. – «По косому лугу должно быть. Но нет, это что то новое, чего я никогда не видал. Это не косой луг и не Дёмкина гора, а это Бог знает что такое! Это что то новое и волшебное. Ну, что бы там ни было!» И он, крикнув на лошадей, стал объезжать первую тройку.
Захар сдержал лошадей и обернул свое уже объиндевевшее до бровей лицо.
Николай пустил своих лошадей; Захар, вытянув вперед руки, чмокнул и пустил своих.
– Ну держись, барин, – проговорил он. – Еще быстрее рядом полетели тройки, и быстро переменялись ноги скачущих лошадей. Николай стал забирать вперед. Захар, не переменяя положения вытянутых рук, приподнял одну руку с вожжами.
– Врешь, барин, – прокричал он Николаю. Николай в скок пустил всех лошадей и перегнал Захара. Лошади засыпали мелким, сухим снегом лица седоков, рядом с ними звучали частые переборы и путались быстро движущиеся ноги, и тени перегоняемой тройки. Свист полозьев по снегу и женские взвизги слышались с разных сторон.
Опять остановив лошадей, Николай оглянулся кругом себя. Кругом была всё та же пропитанная насквозь лунным светом волшебная равнина с рассыпанными по ней звездами.
«Захар кричит, чтобы я взял налево; а зачем налево? думал Николай. Разве мы к Мелюковым едем, разве это Мелюковка? Мы Бог знает где едем, и Бог знает, что с нами делается – и очень странно и хорошо то, что с нами делается». Он оглянулся в сани.
– Посмотри, у него и усы и ресницы, всё белое, – сказал один из сидевших странных, хорошеньких и чужих людей с тонкими усами и бровями.
«Этот, кажется, была Наташа, подумал Николай, а эта m me Schoss; а может быть и нет, а это черкес с усами не знаю кто, но я люблю ее».
– Не холодно ли вам? – спросил он. Они не отвечали и засмеялись. Диммлер из задних саней что то кричал, вероятно смешное, но нельзя было расслышать, что он кричал.
– Да, да, – смеясь отвечали голоса.
– Однако вот какой то волшебный лес с переливающимися черными тенями и блестками алмазов и с какой то анфиладой мраморных ступеней, и какие то серебряные крыши волшебных зданий, и пронзительный визг каких то зверей. «А ежели и в самом деле это Мелюковка, то еще страннее то, что мы ехали Бог знает где, и приехали в Мелюковку», думал Николай.
