Сенаторские ревизии

Сенаторские ревизии — обозрения губерний через посредство сенаторов.

Возникли при Петре I. Указом 4 апр. 1722 г. повелено: «для смотрения всяких дел в губерниях и провинциях, чтобы во всяких делах была правда, посылать на каждый год из сенатских членов по одному, да при нём из каждой коллегии по одному члену». Ближайшие преемники Петра не следовали этому плану: лишь в конце царствования Екатерины II были случаи назначения Сенаторских ревизий для расследования обнаруженных преступлений (напр., в губ. СПб. и Вятской).

Павел I вернулся к мысли о правильных и периодических Сенаторских ревизиях. Законом 6 окт. 1799 г. постановлено было ревизию производить каждые три года; для производства ревизии назначать сенаторов, избираемых сенатом и утверждаемых государем; ревизии подвергать: 1) течение по присутственным местам правосудия, 2) внутреннюю полицию, 3) «поборы, лихоимству толь свойственные». Все губернии для удобнейшего объезда их сенаторами разделены были на 8 районов, а ревизующим сенаторам дано было особое наставление.

В 1805 г. составлена была для сенаторов, назначаемых для осмотра губерний, новая подробная инструкция. Ревизии сенаторов подлежали как общие губернские установления (административные и судебные), так и места уездные, «равномерно все места и части, вверенные управлению министров по губерниям», то есть ведомства специальные (лесное, таможенное и т. п.). В 1817 г. сенату высочайше повелено было избрать сенаторов для обревизования губерний на основании закона 1799 г.; вместе с тем общему собранию сената поручено было пересмотреть инструкцию 1805 г. Результатом этого пересмотра явилась высоч. утвержденная 17 марта 1819 г. инструкция, дополненная в 1820 г. особою инструкцией сенаторам, посылаемым в губернии специально для взыскания недоимок.

Законом 15 июня 1832 г. о мерах ко взысканию податных недоимок постановлено было назначать Сенаторские ревизии в такие губернии, в которых замечается особое накопление недоимок; вместе с тем указано, что вообще сенаторы, отправляемые в губернии, должны обращать особое внимание на вопрос о недоимках.

Наконец, высочайшим поведением 22 сент. 1880 г. разъяснено, что Сенаторская ревизия распространяется на все вообще установления, находящиеся в пределах обозреваемой губернии, не исключая ни судебных учреждений, образованных на основании Уставов 20 ноября 1864 г., ни земских и городских установлений.

На основании вышеизложенных узаконений составлена 245 ст. учреждения правительств. сената изд. 1892 г. (соответствующая статье 256 изд. 1876 г., при которой приложены были инструкции ревизующим сенаторам, в 1886 г. исключенные из Свода Законов).

Сенаторская ревизия является исключительной мерой, принимаемой каждый раз по особому высоч. усмотрению. На сенаторов могут быть возлагаемы:

1. временные обозрения губерний во всех отношениях государственного управления,
2. поручения по взысканию недоимок в случае чрезмерного их где-либо накопления. Назначение ревизующего сенатора, равно как времени для ревизии и губерний, на которые она распространяется, зависит от государя.

Закон указывает только два повода к назначению Сенаторских ревизий, но назначаются они и по другим чрезвычайным причинам. Так, напр., в 1822 г. назначен был сенатор Соймонов для прекращения злоупотреблений и беспорядков в Казанской губ., где ему повелено было оставаться на правах ген.-губернатора до совершенного устройства губернии; в 1840-х годах, по случаю голода в Псковской губ., был назначен сенатор для изыскания средств к прокормлению голодавшего населения; в 1875 г. сенатор Клушин был послан для исследования и прекращения беспорядков между крестьянами Валуйского уезда Воронежской губ.

Вообще, можно установить два типа сенаторских ревизий второй половины XIX века. Ревизии первого рода назначались для расследования и прекращения злоупотреблений и имели задачей поверку действий должностных лиц. Таковы были, например, ревизии Пензенской губ. — сенатором Сафоновым в 1859 г., Пермской губ. — сенатором Клушиным в 1870 г., Оренбургской губ. — сенатором Ковалевским в 1881 г. (по поводу расхищения башкирских земель).

Другие ревизии направлены ко всестороннему раскрытию нужд местного населения, к ознакомлению на местах с действием порядков и учреждений, к выяснению их недостатков и средств к улучшению. Такова была, прежде всего, ревизия губерний Калужской и Владимирской, произведенная в 1862—63 гг. сенатором Капгером для выяснения результатов отмены крепостного права и для собрания фактических данных, которыми могло бы определиться дальнейшее направление крестьянского дела. Выбор пал на две губернии, в которых приемы и способы осуществления крестьянской реформы были существенно различны; но практического влияния на дальнейшее направление крестьянского дела ревизия сенатора Капгера не имела.

Наиболее широко задуманы были Сенаторские ревизии в 1880 г., в эпоху «диктатуры сердца», когда правительство стремилось к завершению великих реформ и Сенаторским ревизиям придано было значение обследования, выясняющего существующие условия и намечающего пути к их улучшению. Программа, данная сенаторам Ковалевскому, Мордвинову, Половцову и Шамшину, ревизовавшим в 1880—81 гг. первый — губернии Казанскую и Уфимскую, второй — Воронежскую и Тамбовскую, третий — Киевскую и Черниговскую, последний — Саратовскую и Самарскую, обнимала собою как вопросы местной судебно-административной реформы, так и экономический и социальный быт крестьян, народное образование, положение раскола, податную систему и т. д. Данные, собранные ревизовавшими сенаторами, не сделались, однако, предметом совокупного рассмотрения.

Вскоре по возвращении их в Петербург образована была Кахановская комиссия, в состав которой вошли сенаторы-ревизоры и работы которой в первой своей стадии шли под непосредственным влиянием ревизионных отчетов; но в конечном результате преобразования местного управления, осуществленные в 1889 и 1890 гг., далеко уклонились от предположений этих отчетов. С другой стороны, ревизия 1880—81 гг. отразилась на законе 3 мая 1883 г., облегчившем положение раскольников, на законе о переселениях, на всех податных реформах 1880-х годов.

Ещё большее практическое значение имела ревизия Лифляндской и Курляндской губ., произведенная в 1882—83 гг. сенатором Манасеиным и послужившая исходным пунктом для всех законодательных мер, коренным образом изменивших положение Прибалтийского края.

Две сенаторские ревизии были произведены в 1905 году сенатором А. М. Кузминским: для расследования армянско-татарской резни в Баку и Бакинской губернии, а также еврейского погрома в Одесском градоначальстве.

В общем, Сенаторские ревизии являются чрезвычайными мерами, надобность в которых ослабляется по мере развития гласности и ввиду возможности опроса земских собраний и сведущих людей.

Литература

• Сенаторские ревизии // Энциклопедический словарь Брокгауза и Ефрона : в 86 т. (82 т. и 4 доп.). — СПб., 1890—1907.

Отрывок, характеризующий Сенаторские ревизии

Своей гармониею страстной
Зовет к себе, зовет тебя!
Еще день, два, и рай настанет…
Но ах! твой друг не доживет!
И он не допел еще последних слов, когда в зале молодежь приготовилась к танцам и на хорах застучали ногами и закашляли музыканты.

Пьер сидел в гостиной, где Шиншин, как с приезжим из за границы, завел с ним скучный для Пьера политический разговор, к которому присоединились и другие. Когда заиграла музыка, Наташа вошла в гостиную и, подойдя прямо к Пьеру, смеясь и краснея, сказала:
– Мама велела вас просить танцовать.
– Я боюсь спутать фигуры, – сказал Пьер, – но ежели вы хотите быть моим учителем…
И он подал свою толстую руку, низко опуская ее, тоненькой девочке.
Пока расстанавливались пары и строили музыканты, Пьер сел с своей маленькой дамой. Наташа была совершенно счастлива; она танцовала с большим , с приехавшим из за границы . Она сидела на виду у всех и разговаривала с ним, как большая. У нее в руке был веер, который ей дала подержать одна барышня. И, приняв самую светскую позу (Бог знает, где и когда она этому научилась), она, обмахиваясь веером и улыбаясь через веер, говорила с своим кавалером.
– Какова, какова? Смотрите, смотрите, – сказала старая графиня, проходя через залу и указывая на Наташу.
Наташа покраснела и засмеялась.
– Ну, что вы, мама? Ну, что вам за охота? Что ж тут удивительного?

В середине третьего экосеза зашевелились стулья в гостиной, где играли граф и Марья Дмитриевна, и большая часть почетных гостей и старички, потягиваясь после долгого сиденья и укладывая в карманы бумажники и кошельки, выходили в двери залы. Впереди шла Марья Дмитриевна с графом – оба с веселыми лицами. Граф с шутливою вежливостью, как то по балетному, подал округленную руку Марье Дмитриевне. Он выпрямился, и лицо его озарилось особенною молодецки хитрою улыбкой, и как только дотанцовали последнюю фигуру экосеза, он ударил в ладоши музыкантам и закричал на хоры, обращаясь к первой скрипке:
– Семен! Данилу Купора знаешь?
Это был любимый танец графа, танцованный им еще в молодости. (Данило Купор была собственно одна фигура англеза .)
– Смотрите на папа, – закричала на всю залу Наташа (совершенно забыв, что она танцует с большим), пригибая к коленам свою кудрявую головку и заливаясь своим звонким смехом по всей зале.
Действительно, всё, что только было в зале, с улыбкою радости смотрело на веселого старичка, который рядом с своею сановитою дамой, Марьей Дмитриевной, бывшей выше его ростом, округлял руки, в такт потряхивая ими, расправлял плечи, вывертывал ноги, слегка притопывая, и всё более и более распускавшеюся улыбкой на своем круглом лице приготовлял зрителей к тому, что будет. Как только заслышались веселые, вызывающие звуки Данилы Купора, похожие на развеселого трепачка, все двери залы вдруг заставились с одной стороны мужскими, с другой – женскими улыбающимися лицами дворовых, вышедших посмотреть на веселящегося барина.
– Батюшка то наш! Орел! – проговорила громко няня из одной двери.
Граф танцовал хорошо и знал это, но его дама вовсе не умела и не хотела хорошо танцовать. Ее огромное тело стояло прямо с опущенными вниз мощными руками (она передала ридикюль графине); только одно строгое, но красивое лицо ее танцовало. Что выражалось во всей круглой фигуре графа, у Марьи Дмитриевны выражалось лишь в более и более улыбающемся лице и вздергивающемся носе. Но зато, ежели граф, всё более и более расходясь, пленял зрителей неожиданностью ловких выверток и легких прыжков своих мягких ног, Марья Дмитриевна малейшим усердием при движении плеч или округлении рук в поворотах и притопываньях, производила не меньшее впечатление по заслуге, которую ценил всякий при ее тучности и всегдашней суровости. Пляска оживлялась всё более и более. Визави не могли ни на минуту обратить на себя внимания и даже не старались о том. Всё было занято графом и Марьею Дмитриевной. Наташа дергала за рукава и платье всех присутствовавших, которые и без того не спускали глаз с танцующих, и требовала, чтоб смотрели на папеньку. Граф в промежутках танца тяжело переводил дух, махал и кричал музыкантам, чтоб они играли скорее. Скорее, скорее и скорее, лише, лише и лише развертывался граф, то на цыпочках, то на каблуках, носясь вокруг Марьи Дмитриевны и, наконец, повернув свою даму к ее месту, сделал последнее па, подняв сзади кверху свою мягкую ногу, склонив вспотевшую голову с улыбающимся лицом и округло размахнув правою рукой среди грохота рукоплесканий и хохота, особенно Наташи. Оба танцующие остановились, тяжело переводя дыхание и утираясь батистовыми платками.
– Вот как в наше время танцовывали, ma chere, – сказал граф.
– Ай да Данила Купор! – тяжело и продолжительно выпуская дух и засучивая рукава, сказала Марья Дмитриевна.


В то время как у Ростовых танцовали в зале шестой англез под звуки от усталости фальшививших музыкантов, и усталые официанты и повара готовили ужин, с графом Безухим сделался шестой удар. Доктора объявили, что надежды к выздоровлению нет; больному дана была глухая исповедь и причастие; делали приготовления для соборования, и в доме была суетня и тревога ожидания, обыкновенные в такие минуты. Вне дома, за воротами толпились, скрываясь от подъезжавших экипажей, гробовщики, ожидая богатого заказа на похороны графа. Главнокомандующий Москвы, который беспрестанно присылал адъютантов узнавать о положении графа, в этот вечер сам приезжал проститься с знаменитым Екатерининским вельможей, графом Безухим.
Великолепная приемная комната была полна. Все почтительно встали, когда главнокомандующий, пробыв около получаса наедине с больным, вышел оттуда, слегка отвечая на поклоны и стараясь как можно скорее пройти мимо устремленных на него взглядов докторов, духовных лиц и родственников. Князь Василий, похудевший и побледневший за эти дни, провожал главнокомандующего и что то несколько раз тихо повторил ему.
Проводив главнокомандующего, князь Василий сел в зале один на стул, закинув высоко ногу на ногу, на коленку упирая локоть и рукою закрыв глаза. Посидев так несколько времени, он встал и непривычно поспешными шагами, оглядываясь кругом испуганными глазами, пошел чрез длинный коридор на заднюю половину дома, к старшей княжне.
Находившиеся в слабо освещенной комнате неровным шопотом говорили между собой и замолкали каждый раз и полными вопроса и ожидания глазами оглядывались на дверь, которая вела в покои умирающего и издавала слабый звук, когда кто нибудь выходил из нее или входил в нее.
– Предел человеческий, – говорил старичок, духовное лицо, даме, подсевшей к нему и наивно слушавшей его, – предел положен, его же не прейдеши.
– Я думаю, не поздно ли соборовать? – прибавляя духовный титул, спрашивала дама, как будто не имея на этот счет никакого своего мнения.