Сенгор, Леопольд Седар

Леопольд Седар Сенгор Léopold Sédar Senghor<tr><td colspan="2" style="text-align: center; border-top: solid darkgray 1px;"></td></tr> <tr><td colspan="2" style="text-align: center;">Фотография, 1961 год</td></tr>
1-й президент Сенегала
6 сентября 1960 года — 31 декабря 1980 года
Преемник:	Абду Диуф
Рождение:	9 октября 1906(1906-10-09) Сенегал
Смерть:	20 декабря 2001(2001-12-20) (95 лет) Нормандия, Франция
Награды:

Леопольд Седар Сенгор (фр. Léopold Sédar Senghor, 9 октября 1906 года, Жоаль, Сенегал — 20 декабря 2001 года, Нормандия, Франция) — сенегальский поэт и философ, политик, первый президент Сенегала (1960—1980). Один из ведущих африканских интеллектуалов XX века, деятель панафриканизма и правого крыла международной социал-демократии. Наряду с мартиникским поэтом и политиком Эме Сезером Сенгор является одним из разработчиков теории негритюда (африканского духа) — направления африканской философии, обосновывающего исключительность исторических судеб африканских наций.

Биография

Ранние годы

Леопольд Седар Сенгор родился 9 октября 1906 года в семье бизнесмена в небольшом городе Жоаль, расположенном на побережье Сенегала к югу от Дакара. Его отец происходил из сенегальского племени серер. Второе имя Леопольда Сенгора (Седар) на языке племени означает «тот, кто не должен быть унижен», фамилия происходит от португальского слова «сеньор».

Франция

В 1928 году начались «16 лет странствий» — Сенгор, получив католическое образование в Сенегале, уехал во Францию, где поступил в Сорбонну, а затем изучал лингвистику и культурологию с Марселем Моссом и Марселем Коэном в Практической школе высших исследований. Получив высшее образование, первым из африканцев получил ученую степень агреже по классической филологии и французской лингвистике и занялся преподавательской деятельностью.

В 1935 году Леопольд Сенгор, Эме Сезер и Леон-Гонтран Дамас издали первый номер литературного журнала «Чернокожий студент» (фр. L'Étudiant Noir), в котором они впервые изложили основы негритюда — литературного и идеологического движения французских чернокожих интеллектуалов, отвергавших доминирование европейской традиции в политической, социальной и моральной сферах. В 1947 году Сенгор перешёл в культурологический журнал «Презанс африкен» («Presence Africaine»), ставший новым рупором негритюда.

С 1939 года служил во французской армии, с 1940 год по 1942 год был в немецком плену, едва избежав расстрела. Участвовал в Движении Сопротивления.

После войны был избран деканом факультета лингвистики (африканских языков и цивилизации) Национальной школы заморских владений Франции (1944—1958), служил на государственных должностях во Франции, был депутатом Учредительного и Национальных собраний (1945—1958), в том числе вице-спикером Национального собрания страны.

Покинув африканскую секцию СФИО (в которой состоял с 1936 года), в 1948 году вместе с Мамаду Диа основал Демократический блок Сенегала, преобразованный в 1959 году в Прогрессивный союз Сенегала.

После победы новой партии на выборах и переизбрания в 1951 году Сенгор был государственным секретарём (статс-секретарём) в правительстве Эдгара Фора (1955—1956), мэром Тиеса (1956—1959) и министром-советником по вопросам культуры, образования и правосудия в правительстве Мишеля Дебре (1959—1961).

С 4 апреля 1959 по 20 августа 1960 года — председатель Федеральной ассамблеи Федерации Мали.

Глава государства

В сентябре 1960 года стал первым президентом получившего независимость Сенегала. В 1962—1970 годах, после ареста обвинённого в попытке государственного переворота Председателя Совета министров Мамаду Диа, одновременно являлся главой правительства. 22 марта 1967 года пережил покушение Мустафы Ло на свою жизнь.

Под конец своего президентства разрешил функционирование трёх политических партий: социал-демократической, либерально-демократической и марксистско-ленинской. Покинул свой пост по окончании пятого президентского срока в декабре 1980 года. Возглавляемая им Социалистическая партия Сенегала оставалась при власти до 2000 года.

В 1983 году избран членом Французской академии; стал первым африканцем, избранным в академики. На церемонии приёма его в академию присутствовал сам президент Франции Франсуа Миттеран. После его смерти его кресло в Академии занял экс-президент Франции Валери Жискар д’Эстен.

Почётный председатель Социнтерна.

Скончался 20 декабря 2001 года во Франции, где провёл последние годы жизни.

Творчество

Является автором стихов, посвящённых в основном судьбам Африки и её народов. Сборники стихов Сенгора (в том числе «Песни в сумраке» и «Песни для Наэтт») впервые изданы в 40-е годы XX века. Опыт участия Сенгора в борьбе с нацизмом нашёл своё отражение в поэтическом цикле «Чёрные жертвы» (1948). В поэзии Сенгора традиции современной ему французской поэзии сочетались с элементами африканского фольклора. Он часто обращался к тематике истории африканских народов; например, посвятил известному правителю зулусов, воителю Чаке одноименную поэму (1949). В 1948 году Сенгор также выпустил под своей редакцией «Антологию новой негритянской и мальгашской поэзии» (Antologie de la nouvelle poésie nègre et malgache) с предисловием Жана-Поля Сартра.

Философские идеи Сенгора сформировались под влиянием антииндустриалистских веяний 1930-х годов, трудов католических мыслителей Эммануэля Мунье и Пьера Тейяра де Шардена, а также раннего Маркса, Уильяма Дюбуа, Клода Маккея и Лэнгстона Хьюза. Выводя африканскую цивилизацию прямиком из Древнего Египта, Сенгор считал и Африку, и Европу частью одного и того же культурного континуума, однако различие лежит в психосоциальной плоскости — между «негро-африканской» личностью, ориентированной на эмоции и интуицию, и «эллинско-европейской», ориентированной на разум и рациональность.

По Сенгору, основная форма отношения африканца к миру — это не познание или завоевание, а аффективная сопричастность. На основе этого им формировались концепции африканского социализма, коллективности и солидарности. Хотя Сенгор был в большей степени реформистом, чем более левые сторонники африканского социализма вроде Джулиуса Ньерере, у них было много общего. Все они, считая, что присущие традиционной общине механизмы распределения и коллективного труда носят солидаристскую природу, надеялись на основе таких отношений найти уникальный, специфический для Африки, путь к современному некапиталистическому обществу, исключив классовые конфликты и эксплуатацию. Исходя из этих предпосылок, Сенгор также пытался показать особый солидаристский характер африканской демократии, государства и партии. В книге «Африканские страны и путь Африки к социализму» (Nations et Voie Africaine du Socialisme, 1961) призывал строить социализм в Африке должен на использовании достижений современной науки и техники.

Память

• В честь Леопольда Сенгора назван самый большой стадион в Сенегале, а также международный аэропорт Дакара.
• В 2006 году в Молдове, в 2007 году в Албании были выпущены почтовые марки, посвященные Сенгору.
• В 2006 году в честь Леопольда Седара Сенгора был переименован мост Сольферино в Париже

Награды

• Кавалер Большого Креста ордена Почётного легиона и Большого Креста ордена За заслуги (Франция).
• Командор ордена искусств и литературы и ордена Академических пальм.
• Крест Добровольцев (Франция), памятная медаль войны 1939—1945 (Франция).

Литература

• Ляховская Н. Д. Леопольд Седар Сенгор. — М.: Наследие, 1995. — 500 экз.

Ссылки

• [www.krugosvet.ru/articles/64/1006467/1006467a1.htm Энциклопедия «Кругосвет». Леопольд Седар Сенгор]
• Леопольд Седар Сенгор — статья из Большой советской энциклопедии.
• [www.rian.ru/world/20011220/39269.html Скончался первый президент Сенегала Леопольд Сенгор]

Отрывок, характеризующий Сенгор, Леопольд Седар

Когда Ростов вошел в комнату, княжна опустила на мгновенье голову, как бы предоставляя время гостю поздороваться с теткой, и потом, в самое то время, как Николай обратился к ней, она подняла голову и блестящими глазами встретила его взгляд. Полным достоинства и грации движением она с радостной улыбкой приподнялась, протянула ему свою тонкую, нежную руку и заговорила голосом, в котором в первый раз звучали новые, женские грудные звуки. M lle Bourienne, бывшая в гостиной, с недоумевающим удивлением смотрела на княжну Марью. Самая искусная кокетка, она сама не могла бы лучше маневрировать при встрече с человеком, которому надо было понравиться.
«Или ей черное так к лицу, или действительно она так похорошела, и я не заметила. И главное – этот такт и грация!» – думала m lle Bourienne.
Ежели бы княжна Марья в состоянии была думать в эту минуту, она еще более, чем m lle Bourienne, удивилась бы перемене, происшедшей в ней. С той минуты как она увидала это милое, любимое лицо, какая то новая сила жизни овладела ею и заставляла ее, помимо ее воли, говорить и действовать. Лицо ее, с того времени как вошел Ростов, вдруг преобразилось. Как вдруг с неожиданной поражающей красотой выступает на стенках расписного и резного фонаря та сложная искусная художественная работа, казавшаяся прежде грубою, темною и бессмысленною, когда зажигается свет внутри: так вдруг преобразилось лицо княжны Марьи. В первый раз вся та чистая духовная внутренняя работа, которою она жила до сих пор, выступила наружу. Вся ее внутренняя, недовольная собой работа, ее страдания, стремление к добру, покорность, любовь, самопожертвование – все это светилось теперь в этих лучистых глазах, в тонкой улыбке, в каждой черте ее нежного лица.
Ростов увидал все это так же ясно, как будто он знал всю ее жизнь. Он чувствовал, что существо, бывшее перед ним, было совсем другое, лучшее, чем все те, которые он встречал до сих пор, и лучшее, главное, чем он сам.
Разговор был самый простой и незначительный. Они говорили о войне, невольно, как и все, преувеличивая свою печаль об этом событии, говорили о последней встрече, причем Николай старался отклонять разговор на другой предмет, говорили о доброй губернаторше, о родных Николая и княжны Марьи.
Княжна Марья не говорила о брате, отвлекая разговор на другой предмет, как только тетка ее заговаривала об Андрее. Видно было, что о несчастиях России она могла говорить притворно, но брат ее был предмет, слишком близкий ее сердцу, и она не хотела и не могла слегка говорить о нем. Николай заметил это, как он вообще с несвойственной ему проницательной наблюдательностью замечал все оттенки характера княжны Марьи, которые все только подтверждали его убеждение, что она была совсем особенное и необыкновенное существо. Николай, точно так же, как и княжна Марья, краснел и смущался, когда ему говорили про княжну и даже когда он думал о ней, но в ее присутствии чувствовал себя совершенно свободным и говорил совсем не то, что он приготавливал, а то, что мгновенно и всегда кстати приходило ему в голову.
Во время короткого визита Николая, как и всегда, где есть дети, в минуту молчания Николай прибег к маленькому сыну князя Андрея, лаская его и спрашивая, хочет ли он быть гусаром? Он взял на руки мальчика, весело стал вертеть его и оглянулся на княжну Марью. Умиленный, счастливый и робкий взгляд следил за любимым ею мальчиком на руках любимого человека. Николай заметил и этот взгляд и, как бы поняв его значение, покраснел от удовольствия и добродушно весело стал целовать мальчика.
Княжна Марья не выезжала по случаю траура, а Николай не считал приличным бывать у них; но губернаторша все таки продолжала свое дело сватовства и, передав Николаю то лестное, что сказала про него княжна Марья, и обратно, настаивала на том, чтобы Ростов объяснился с княжной Марьей. Для этого объяснения она устроила свиданье между молодыми людьми у архиерея перед обедней.
Хотя Ростов и сказал губернаторше, что он не будет иметь никакого объяснения с княжной Марьей, но он обещался приехать.
Как в Тильзите Ростов не позволил себе усомниться в том, хорошо ли то, что признано всеми хорошим, точно так же и теперь, после короткой, но искренней борьбы между попыткой устроить свою жизнь по своему разуму и смиренным подчинением обстоятельствам, он выбрал последнее и предоставил себя той власти, которая его (он чувствовал) непреодолимо влекла куда то. Он знал, что, обещав Соне, высказать свои чувства княжне Марье было бы то, что он называл подлость. И он знал, что подлости никогда не сделает. Но он знал тоже (и не то, что знал, а в глубине души чувствовал), что, отдаваясь теперь во власть обстоятельств и людей, руководивших им, он не только не делает ничего дурного, но делает что то очень, очень важное, такое важное, чего он еще никогда не делал в жизни.
После его свиданья с княжной Марьей, хотя образ жизни его наружно оставался тот же, но все прежние удовольствия потеряли для него свою прелесть, и он часто думал о княжне Марье; но он никогда не думал о ней так, как он без исключения думал о всех барышнях, встречавшихся ему в свете, не так, как он долго и когда то с восторгом думал о Соне. О всех барышнях, как и почти всякий честный молодой человек, он думал как о будущей жене, примеривал в своем воображении к ним все условия супружеской жизни: белый капот, жена за самоваром, женина карета, ребятишки, maman и papa, их отношения с ней и т. д., и т. д., и эти представления будущего доставляли ему удовольствие; но когда он думал о княжне Марье, на которой его сватали, он никогда не мог ничего представить себе из будущей супружеской жизни. Ежели он и пытался, то все выходило нескладно и фальшиво. Ему только становилось жутко.


Страшное известие о Бородинском сражении, о наших потерях убитыми и ранеными, а еще более страшное известие о потере Москвы были получены в Воронеже в половине сентября. Княжна Марья, узнав только из газет о ране брата и не имея о нем никаких определенных сведений, собралась ехать отыскивать князя Андрея, как слышал Николай (сам же он не видал ее).
Получив известие о Бородинском сражении и об оставлении Москвы, Ростов не то чтобы испытывал отчаяние, злобу или месть и тому подобные чувства, но ему вдруг все стало скучно, досадно в Воронеже, все как то совестно и неловко. Ему казались притворными все разговоры, которые он слышал; он не знал, как судить про все это, и чувствовал, что только в полку все ему опять станет ясно. Он торопился окончанием покупки лошадей и часто несправедливо приходил в горячность с своим слугой и вахмистром.
Несколько дней перед отъездом Ростова в соборе было назначено молебствие по случаю победы, одержанной русскими войсками, и Николай поехал к обедне. Он стал несколько позади губернатора и с служебной степенностью, размышляя о самых разнообразных предметах, выстоял службу. Когда молебствие кончилось, губернаторша подозвала его к себе.
– Ты видел княжну? – сказала она, головой указывая на даму в черном, стоявшую за клиросом.
Николай тотчас же узнал княжну Марью не столько по профилю ее, который виднелся из под шляпы, сколько по тому чувству осторожности, страха и жалости, которое тотчас же охватило его. Княжна Марья, очевидно погруженная в свои мысли, делала последние кресты перед выходом из церкви.
Николай с удивлением смотрел на ее лицо. Это было то же лицо, которое он видел прежде, то же было в нем общее выражение тонкой, внутренней, духовной работы; но теперь оно было совершенно иначе освещено. Трогательное выражение печали, мольбы и надежды было на нем. Как и прежде бывало с Николаем в ее присутствии, он, не дожидаясь совета губернаторши подойти к ней, не спрашивая себя, хорошо ли, прилично ли или нет будет его обращение к ней здесь, в церкви, подошел к ней и сказал, что он слышал о ее горе и всей душой соболезнует ему. Едва только она услыхала его голос, как вдруг яркий свет загорелся в ее лице, освещая в одно и то же время и печаль ее, и радость.
– Я одно хотел вам сказать, княжна, – сказал Ростов, – это то, что ежели бы князь Андрей Николаевич не был бы жив, то, как полковой командир, в газетах это сейчас было бы объявлено.
Княжна смотрела на него, не понимая его слов, но радуясь выражению сочувствующего страдания, которое было в его лице.
– И я столько примеров знаю, что рана осколком (в газетах сказано гранатой) бывает или смертельна сейчас же, или, напротив, очень легкая, – говорил Николай. – Надо надеяться на лучшее, и я уверен…
Княжна Марья перебила его.
– О, это было бы так ужа… – начала она и, не договорив от волнения, грациозным движением (как и все, что она делала при нем) наклонив голову и благодарно взглянув на него, пошла за теткой.
Вечером этого дня Николай никуда не поехал в гости и остался дома, с тем чтобы покончить некоторые счеты с продавцами лошадей. Когда он покончил дела, было уже поздно, чтобы ехать куда нибудь, но было еще рано, чтобы ложиться спать, и Николай долго один ходил взад и вперед по комнате, обдумывая свою жизнь, что с ним редко случалось.
Княжна Марья произвела на него приятное впечатление под Смоленском. То, что он встретил ее тогда в таких особенных условиях, и то, что именно на нее одно время его мать указывала ему как на богатую партию, сделали то, что он обратил на нее особенное внимание. В Воронеже, во время его посещения, впечатление это было не только приятное, но сильное. Николай был поражен той особенной, нравственной красотой, которую он в этот раз заметил в ней. Однако он собирался уезжать, и ему в голову не приходило пожалеть о том, что уезжая из Воронежа, он лишается случая видеть княжну. Но нынешняя встреча с княжной Марьей в церкви (Николай чувствовал это) засела ему глубже в сердце, чем он это предвидел, и глубже, чем он желал для своего спокойствия. Это бледное, тонкое, печальное лицо, этот лучистый взгляд, эти тихие, грациозные движения и главное – эта глубокая и нежная печаль, выражавшаяся во всех чертах ее, тревожили его и требовали его участия. В мужчинах Ростов терпеть не мог видеть выражение высшей, духовной жизни (оттого он не любил князя Андрея), он презрительно называл это философией, мечтательностью; но в княжне Марье, именно в этой печали, выказывавшей всю глубину этого чуждого для Николая духовного мира, он чувствовал неотразимую привлекательность.