Сент-Луис (лайнер)
«Сент-Луис» — судно, которое получило известность благодаря так называемому «Плаванию обречённых» — неудачной попытке еврейских эмигрантов избежать нацистского преследования.
Содержание
История судна
Корабль был построен в Бремене на верфи «Вулкан» по заказу Гамбургского Американского пароходства. Это было дизельное судно, что, соответственно, было обозначено в его названии как «MS» или «MV». Часто также оно упоминается под названием «SS St. Louis». «Сент-Луис» был предназначен как для трансатлантических путешествий, так и для круизного отдыха. Корабль выполнял регулярные трансатлантические рейсы из Гамбурга в Галифакс и в Нью-Йорк, а также круизные рейсы в Вест-Индию.
Плавание обречённых
Корабль получил известность благодаря так называемому «Плаванию обречённых» — неудачной попытке еврейских эмигрантов избежать нацистского преследования.
Перед отправлением
После событий Хрустальной ночи (начало ноября 1938 года) немецким евреям стало очевидно, что из Германии необходимо уезжать как можно быстрее. Одна из немногих оставшихся возможностей — эмиграция в Соединённые Штаты Америки, но и она была ограничена ежегодными иммиграционными квотами. Люди записывались в так называемый лист ожидания и выезжали в США только по мере подхода очереди. В условиях гитлеровского режима дожидаться в течение нескольких лет или даже месяцев разрешения на выезд было равносильно гибели.
В мае 1939 года около девятисот немецких евреев приобрели билеты на корабль «Сент-Луис», следующий рейсом на Кубу, вместе с разрешением на временное проживание, рассчитывая уже в безопасности на Кубе дождаться своей очереди на получение американской визы.
Билет стоил дорого, и многие семьи могли отправить за границу только кого-то одного — с тем, чтобы по прибытии он попытался забрать из Германии и всех остальных. Некоторые евреи попали на корабль прямо из концентрационных лагерей, откуда их чудом удалось выкупить родственникам.
Политическая обстановка на Кубе и в Америке
Кубинская экономика в 1939 году находилась в состоянии депрессии, рабочих мест не хватало; в этих условиях ксенофобские и антисемитские настроения у кубинцев нарастали как под влиянием германских агентов, так и благодаря деятельности Кубинской нацистской партии. В частности, 8 мая 1939 года в Гаване была организована массовая антисемитская демонстрация, в которой участвовали около 40 тысяч человек.
Несмотря на эту обстановку, Мануэль Бенитес, руководитель кубинского иммиграционного управления, воспользовавшись имевшейся у него возможностью выдавать обычные туристические визы, продавал их пассажирам «Сент-Луиса» по непомерно завышенной цене под видом разрешений на постоянное проживание, собрав на этом свыше полумиллиона долларов в свою пользу.
На момент отправления «Сент-Луиса» из Германии эти визы уже не имели законной силы, так как кубинский президент Федерико Ларедо Брю, узнав о махинациях Бенитеса, принял поправку к закону, аннулировавшую выданные им визы. Но ни судовая команда, ни пассажиры не знали о том, что они отправляются на Кубу с документами, утратившими силу ещё до начала плавания.
В Америке в это время все ещё ощущались последствия Великой депрессии, в частности, силен был страх перед безработицей и бытовало представление, что «эмигранты отнимают работу». Не желая вступать в предполагаемую жёсткую конфронтацию с Конгрессом, президент Франклин Рузвельт не стал увеличивать иммиграционные квоты даже на минимальную величину.
Отправление из Гамбурга и плавание через Атлантику
13 мая 1939 года «Сент-Луис» отправился из Гамбурга на Кубу с 930 еврейскими беженцами на борту. Капитан судна Густав Шредер ещё перед началом плавания собрал более 200 членов команды и предупредил их о том, что они должны обращаться с беженцами достойно — точно так же, как с любыми другими пассажирами обычного круизного рейса. Не все члены команды разделяли взгляды капитана, но Шредер был настроен против нацистов. После лишений и унижений, выпавших на их долю, пассажиры «Сент-Луиса» оказались в неожиданно комфортных условиях.
Но во время самого путешествия как из Гамбургского пароходства, так и из Кубы стали приходить тревожные телеграммы противоречивого содержания, общий смысл которых заключался в том, что возможность высадки пассажиров на Кубе всерьёз ставится под сомнение. Накануне прибытия в Гавану Шредер получил телеграмму от кубинского представителя пароходства, в которой содержалось требование, чтобы «Сент-Луис» не подходил к причалу, а стал на рейде гаванского порта.
Стоянка на Кубе
27 мая 1939 года «Сент-Луис» бросил якорь на гаванском рейде. Ни один из пассажиров не получил разрешения сойти на берег. Тревожные настроения среди беженцев возрастали, и, не выдержав неизвестности, один из пассажиров вскрыл себе вены и бросился за борт. Его спасли и увезли на карете скорой помощи; по иронии судьбы этот человек стал одним из немногих беженцев, кому впоследствии удалось остаться на Кубе: шестеро пассажиров «Сент-Луиса» не были евреями и отправились на Кубу по своим делам, ещё 22 пассажира еврейского происхождения имели при себе действующие кубинские визы (выданные не мошенником) и паспорта.
Корабль простоял на рейде 4 дня. В течение этого времени происходили интенсивные переговоры, в которых участвовали президент Брю, Бенитес, кубинское правительство, представители пароходства и американского Джойнта. Суммы, которую требовали кубинские власти за предоставление пассажирам «Сент-Луиса» возможности сойти на берег (около полумиллиона долларов), в распоряжении «Джойнта» не было. Президент не желал идти на уступки и в конце концов прервал переговоры.
1 июня 1939 года капитан «Сент-Луиса» получил приказ покинуть территориальные воды Кубы, в противном случае корабль был бы атакован силами кубинского военного флота. Вплоть до 6 июня «Сент-Луис» кружил вблизи кубинских берегов, надеясь на отмену решения кубинского президента. Но этого не произошло. Соединенные Штаты между тем сообщили, что не превысят иммиграционную квоту. Капитан принял решение направить корабль обратно в Гамбург.
Формально как кубинская сторона, так и американская действовали юридически правильно, в точности исполняя принятые в этих странах законы. Но, отказывая еврейским беженцам в приёме, они знали, что обрекают их на гибель.
Обратный рейс
6 июня 1939 года «Сент-Луис» отправился в обратный путь. Положение на корабле было отчаянным: от надежды на новую свободную жизнь осталось одно-единственное желание — избежать немедленной гибели по возвращении в Германию. Только в самый последний момент Джойнту все-таки удалось добиться, чтобы пассажирам «Сент-Луиса» было разрешено сойти на берег в других европейских странах: 287 человек согласилась принять Великобритания, 224 — Франция, 214 — Бельгия и 181 — Голландия.
17 июня «Сент-Луис» пришвартовался в Антверпене, где на берег сошли те, кого приняли Бельгия и Голландия, затем корабль высадил пассажиров во Франции и Англии. Кому-то из беженцев удалось поселиться у родственников или друзей, большую часть людей разместили в лагерях при специальных центрах помощи, проживание в которых финансировалось Джойнтом. 21 июня 1939 года «Сент-Луис», высадив всех пассажиров, направился в порт приписки — Гамбург.
В мае-июне 1940 года немецкие войска оккупировали страны Западной Европы, и беженцы с «Сент-Луиса» разделили судьбу местных евреев. В результате, по оценкам, из пассажиров «Сен-Луис» Холокост и войну пережило лишь около 680 человек — 288 из высадившихся в Англии и примерно половина из тех, кто оказался в континентальной Европе.
Увековечение памяти
После войны капитан Шредер был награждён Федеративной Республикой Германии орденом «За заслуги». В 1993 году в израильском Национальном мемориале Холокоста Яд ва-Шем Густав Шредер был посмертно удостоен звания Праведника мира за героизм, проявленный при спасении пассажиров «Сент-Луиса».
В 1976 году вышел британский художественный фильм «Путешествие проклятых» (англ. Voyage of the Damned), подробно рассказывающий об этих событиях. Фильм снят по одноимённой книге Гордона Томаса и Макса Морган-Уиттса (1974).
Дальнейшая судьба «Сент-Луиса»
Высадив своих пассажиров, капитан Густав Шредер направил судно в Гамбург, где оно благополучно пережило почти всю войну. Корабль был приписан к Германскому Военно-морскому флоту и 30 августа 1944 года вблизи города Киль он получил сильные повреждения от бомбардировок, проводимых Союзными войсками. Впоследствии «Сент-Луис» был восстановлен и использовался в Гамбурге как плавучая гостиница вплоть до 1946 года. В 1952 году он был признан негодным к дальнейшей эксплуатации и отдан на слом.
Напишите отзыв о статье "Сент-Луис (лайнер)"
Ссылки
- [protodata.biz/lajner-sent-luis.htm Джулиан Барнс. Лайнер «Сент-Луис»] (фрагмент из «Истории мира в 10 1/2 главах»)
- [lit.lib.ru/t/tarn_a/text_0060.shtml Алекс Тарн. Пепел] (роман; одна из глав романа посвящена плаванию на «Сент-Луисе»)
- [www.ushmm.org/museum/exhibit/online/stlouis/ The Voyage of the St. Louis] (сайт Мемориального музея Холокоста США)
- [www.jewishvirtuallibrary.org/jsource/Holocaust/stlouis.html The Tragedy of the S.S. St. Louis] (статья на сайте Jewish Virtual Library)
- [www.jewish.ru/history/facts/2011/01/news994292807.php Евреев не пускали в Канаду]
Дополнительные материалы
- [protodata.biz/plavanie-obrechyonnyx-ch-1.htm «Плавание обречённых» ч.1]
- [protodata.biz/plavanie-obrechyonnyx-ch-2.htm «Плавание обречённых» ч.2]
- [protodata.biz/plavanie-obrechyonnyx-ch-3.htm «Плавание обречённых» ч.3]
- [protodata.biz/plavanie-obrechyonnyx-ch-4.htm «Плавание обречённых» ч.4]
| ||||||||||||
Отрывок, характеризующий Сент-Луис (лайнер)
– А мои две недели не ели, – отвечал Денисов.– Это разбой, ответите, милостивый государь! – возвышая голос, повторил пехотный офицер.
– Да вы что ко мне пристали? А? – крикнул Денисов, вдруг разгорячась, – отвечать буду я, а не вы, а вы тут не жужжите, пока целы. Марш! – крикнул он на офицеров.
– Хорошо же! – не робея и не отъезжая, кричал маленький офицер, – разбойничать, так я вам…
– К чог'ту марш скорым шагом, пока цел. – И Денисов повернул лошадь к офицеру.
– Хорошо, хорошо, – проговорил офицер с угрозой, и, повернув лошадь, поехал прочь рысью, трясясь на седле.
– Собака на забог'е, живая собака на забог'е, – сказал Денисов ему вслед – высшую насмешку кавалериста над верховым пехотным, и, подъехав к Ростову, расхохотался.
– Отбил у пехоты, отбил силой транспорт! – сказал он. – Что ж, не с голоду же издыхать людям?
Повозки, которые подъехали к гусарам были назначены в пехотный полк, но, известившись через Лаврушку, что этот транспорт идет один, Денисов с гусарами силой отбил его. Солдатам раздали сухарей в волю, поделились даже с другими эскадронами.
На другой день, полковой командир позвал к себе Денисова и сказал ему, закрыв раскрытыми пальцами глаза: «Я на это смотрю вот так, я ничего не знаю и дела не начну; но советую съездить в штаб и там, в провиантском ведомстве уладить это дело, и, если возможно, расписаться, что получили столько то провианту; в противном случае, требованье записано на пехотный полк: дело поднимется и может кончиться дурно».
Денисов прямо от полкового командира поехал в штаб, с искренним желанием исполнить его совет. Вечером он возвратился в свою землянку в таком положении, в котором Ростов еще никогда не видал своего друга. Денисов не мог говорить и задыхался. Когда Ростов спрашивал его, что с ним, он только хриплым и слабым голосом произносил непонятные ругательства и угрозы…
Испуганный положением Денисова, Ростов предлагал ему раздеться, выпить воды и послал за лекарем.
– Меня за г'азбой судить – ох! Дай еще воды – пускай судят, а буду, всегда буду подлецов бить, и госудаг'ю скажу. Льду дайте, – приговаривал он.
Пришедший полковой лекарь сказал, что необходимо пустить кровь. Глубокая тарелка черной крови вышла из мохнатой руки Денисова, и тогда только он был в состоянии рассказать все, что с ним было.
– Приезжаю, – рассказывал Денисов. – «Ну, где у вас тут начальник?» Показали. Подождать не угодно ли. «У меня служба, я зa 30 верст приехал, мне ждать некогда, доложи». Хорошо, выходит этот обер вор: тоже вздумал учить меня: Это разбой! – «Разбой, говорю, не тот делает, кто берет провиант, чтоб кормить своих солдат, а тот кто берет его, чтоб класть в карман!» Так не угодно ли молчать. «Хорошо». Распишитесь, говорит, у комиссионера, а дело ваше передастся по команде. Прихожу к комиссионеру. Вхожу – за столом… Кто же?! Нет, ты подумай!…Кто же нас голодом морит, – закричал Денисов, ударяя кулаком больной руки по столу, так крепко, что стол чуть не упал и стаканы поскакали на нем, – Телянин!! «Как, ты нас с голоду моришь?!» Раз, раз по морде, ловко так пришлось… «А… распротакой сякой и… начал катать. Зато натешился, могу сказать, – кричал Денисов, радостно и злобно из под черных усов оскаливая свои белые зубы. – Я бы убил его, кабы не отняли.
– Да что ж ты кричишь, успокойся, – говорил Ростов: – вот опять кровь пошла. Постой же, перебинтовать надо. Денисова перебинтовали и уложили спать. На другой день он проснулся веселый и спокойный. Но в полдень адъютант полка с серьезным и печальным лицом пришел в общую землянку Денисова и Ростова и с прискорбием показал форменную бумагу к майору Денисову от полкового командира, в которой делались запросы о вчерашнем происшествии. Адъютант сообщил, что дело должно принять весьма дурной оборот, что назначена военно судная комиссия и что при настоящей строгости касательно мародерства и своевольства войск, в счастливом случае, дело может кончиться разжалованьем.
Дело представлялось со стороны обиженных в таком виде, что, после отбития транспорта, майор Денисов, без всякого вызова, в пьяном виде явился к обер провиантмейстеру, назвал его вором, угрожал побоями и когда был выведен вон, то бросился в канцелярию, избил двух чиновников и одному вывихнул руку.
Денисов, на новые вопросы Ростова, смеясь сказал, что, кажется, тут точно другой какой то подвернулся, но что всё это вздор, пустяки, что он и не думает бояться никаких судов, и что ежели эти подлецы осмелятся задрать его, он им ответит так, что они будут помнить.
Денисов говорил пренебрежительно о всем этом деле; но Ростов знал его слишком хорошо, чтобы не заметить, что он в душе (скрывая это от других) боялся суда и мучился этим делом, которое, очевидно, должно было иметь дурные последствия. Каждый день стали приходить бумаги запросы, требования к суду, и первого мая предписано было Денисову сдать старшему по себе эскадрон и явиться в штаб девизии для объяснений по делу о буйстве в провиантской комиссии. Накануне этого дня Платов делал рекогносцировку неприятеля с двумя казачьими полками и двумя эскадронами гусар. Денисов, как всегда, выехал вперед цепи, щеголяя своей храбростью. Одна из пуль, пущенных французскими стрелками, попала ему в мякоть верхней части ноги. Может быть, в другое время Денисов с такой легкой раной не уехал бы от полка, но теперь он воспользовался этим случаем, отказался от явки в дивизию и уехал в госпиталь.
В июне месяце произошло Фридландское сражение, в котором не участвовали павлоградцы, и вслед за ним объявлено было перемирие. Ростов, тяжело чувствовавший отсутствие своего друга, не имея со времени его отъезда никаких известий о нем и беспокоясь о ходе его дела и раны, воспользовался перемирием и отпросился в госпиталь проведать Денисова.
Госпиталь находился в маленьком прусском местечке, два раза разоренном русскими и французскими войсками. Именно потому, что это было летом, когда в поле было так хорошо, местечко это с своими разломанными крышами и заборами и своими загаженными улицами, оборванными жителями и пьяными и больными солдатами, бродившими по нем, представляло особенно мрачное зрелище.
В каменном доме, на дворе с остатками разобранного забора, выбитыми частью рамами и стеклами, помещался госпиталь. Несколько перевязанных, бледных и опухших солдат ходили и сидели на дворе на солнушке.
Как только Ростов вошел в двери дома, его обхватил запах гниющего тела и больницы. На лестнице он встретил военного русского доктора с сигарою во рту. За доктором шел русский фельдшер.
– Не могу же я разорваться, – говорил доктор; – приходи вечерком к Макару Алексеевичу, я там буду. – Фельдшер что то еще спросил у него.
– Э! делай как знаешь! Разве не всё равно? – Доктор увидал подымающегося на лестницу Ростова.
– Вы зачем, ваше благородие? – сказал доктор. – Вы зачем? Или пуля вас не брала, так вы тифу набраться хотите? Тут, батюшка, дом прокаженных.
– Отчего? – спросил Ростов.
– Тиф, батюшка. Кто ни взойдет – смерть. Только мы двое с Макеевым (он указал на фельдшера) тут трепемся. Тут уж нашего брата докторов человек пять перемерло. Как поступит новенький, через недельку готов, – с видимым удовольствием сказал доктор. – Прусских докторов вызывали, так не любят союзники то наши.
Ростов объяснил ему, что он желал видеть здесь лежащего гусарского майора Денисова.
– Не знаю, не ведаю, батюшка. Ведь вы подумайте, у меня на одного три госпиталя, 400 больных слишком! Еще хорошо, прусские дамы благодетельницы нам кофе и корпию присылают по два фунта в месяц, а то бы пропали. – Он засмеялся. – 400, батюшка; а мне всё новеньких присылают. Ведь 400 есть? А? – обратился он к фельдшеру.
Фельдшер имел измученный вид. Он, видимо, с досадой дожидался, скоро ли уйдет заболтавшийся доктор.
– Майор Денисов, – повторил Ростов; – он под Молитеном ранен был.
– Кажется, умер. А, Макеев? – равнодушно спросил доктор у фельдшера.
Фельдшер однако не подтвердил слов доктора.
– Что он такой длинный, рыжеватый? – спросил доктор.
Ростов описал наружность Денисова.
– Был, был такой, – как бы радостно проговорил доктор, – этот должно быть умер, а впрочем я справлюсь, у меня списки были. Есть у тебя, Макеев?
– Списки у Макара Алексеича, – сказал фельдшер. – А пожалуйте в офицерские палаты, там сами увидите, – прибавил он, обращаясь к Ростову.
– Эх, лучше не ходить, батюшка, – сказал доктор: – а то как бы сами тут не остались. – Но Ростов откланялся доктору и попросил фельдшера проводить его.
– Не пенять же чур на меня, – прокричал доктор из под лестницы.
Ростов с фельдшером вошли в коридор. Больничный запах был так силен в этом темном коридоре, что Ростов схватился зa нос и должен был остановиться, чтобы собраться с силами и итти дальше. Направо отворилась дверь, и оттуда высунулся на костылях худой, желтый человек, босой и в одном белье.
Он, опершись о притолку, блестящими, завистливыми глазами поглядел на проходящих. Заглянув в дверь, Ростов увидал, что больные и раненые лежали там на полу, на соломе и шинелях.
– А можно войти посмотреть? – спросил Ростов.
– Что же смотреть? – сказал фельдшер. Но именно потому что фельдшер очевидно не желал впустить туда, Ростов вошел в солдатские палаты. Запах, к которому он уже успел придышаться в коридоре, здесь был еще сильнее. Запах этот здесь несколько изменился; он был резче, и чувствительно было, что отсюда то именно он и происходил.
В длинной комнате, ярко освещенной солнцем в большие окна, в два ряда, головами к стенам и оставляя проход по середине, лежали больные и раненые. Большая часть из них были в забытьи и не обратили вниманья на вошедших. Те, которые были в памяти, все приподнялись или подняли свои худые, желтые лица, и все с одним и тем же выражением надежды на помощь, упрека и зависти к чужому здоровью, не спуская глаз, смотрели на Ростова. Ростов вышел на середину комнаты, заглянул в соседние двери комнат с растворенными дверями, и с обеих сторон увидал то же самое. Он остановился, молча оглядываясь вокруг себя. Он никак не ожидал видеть это. Перед самым им лежал почти поперек середняго прохода, на голом полу, больной, вероятно казак, потому что волосы его были обстрижены в скобку. Казак этот лежал навзничь, раскинув огромные руки и ноги. Лицо его было багрово красно, глаза совершенно закачены, так что видны были одни белки, и на босых ногах его и на руках, еще красных, жилы напружились как веревки. Он стукнулся затылком о пол и что то хрипло проговорил и стал повторять это слово. Ростов прислушался к тому, что он говорил, и разобрал повторяемое им слово. Слово это было: испить – пить – испить! Ростов оглянулся, отыскивая того, кто бы мог уложить на место этого больного и дать ему воды.
