Сент-Мену

Город Сент-Мену Sainte-Ménehould Страна ФранцияФранция Регион Шампань — АрденныШампань — Арденны Департамент Марна Координаты 49°05′27″ с. ш. 4°53′53″ в. д.49.09083° с. ш. 4.89806° в. д. / 49.09083; 4.89806    Официальный язык французский Население 4,630 человек (2008) Плотность 8,1 чел./км² Почтовый индекс 51800

Сент-Мену́ (фр. Sainte-Ménehould [sɛ̃t mənu]) — город во французской Шампани, в округе Сент-Мену департамента Марна с населением на 2008 г. в 4630 чел.

География

Сент-Мену расположен на месте впадения реки Ов в Эну, у подножия холма Гез (Gaize) и к западу от Аргонского леса. Через город проходит шоссе №3, которое не востоке, миновав лесное ущелье Лез-Ислет (Les Islettes), выводит к Клермону-ан-Аргон, что в 12 км, и — далее — к Вердену. На западе оно ведёт к столице департамента Шалону-на-Марне, находящемуся в 40 км от города. В 8 км на запад от Сент-Мену по железной дороге располагается деревня Вальми, где произошла известная битва. В 66 км на северо-запад находится Реймс, Париж — в 200 км к западу. В последний ведёт шоссе A4 — маршрут E50, проложенный в 1,5 км к югу от города.

История

Происхождение города неясно. Де Валуа полагал, что во времена римской Галлии на его месте располагался остановочный пункт дороги из Реймса (лат. Durocortorum) в Верден (лат. Verodunum) под названием Эвксенна (лат. Auxuenna). Бюире считал, что Эвксенна находилась на месте современного Вьен-ла-Виль, а холм Гез был капищем Изиды или Дианы. Затем на холме выстроили крепость Замок-на-Эне (фр. Château-d'Aisne, лат. Castrum Axonae), возле которого образовалось предместье. В середине V в. в этом пригороде поселилась младшая дочь сюзерена Перта графа или судьи Сигмара (лат. Sigmarus) по имени Менегу (Ménehould — Менегульда, лат. Manechilde — Манехильда), врачевавшая жителей в местном хосписе. Менегу объявили святой и её имя стало названием предместья.

В начале VI в. Сент-Мену вместе с замком вошёл в состав графства Астене (Astenai) и в 573 или 575 г., во время одной из войн между братьями Сигибертом — королём Австразии — и Хильпериком — королём Нейстрии, — был частично разрушен. Восстановил и укрепил город в конце следующего столетия герцог Шампани Дрого. Крепости дали новое имя: Новый-Замок-в-Арденах (Neuchâtel-en-Ardenne) или Новый-Замок-на-Эне (Château-neuf-sur-Aisne), — но оно оказалось слишком длинным и начало вытесняться названием предмстья: Сент-Мену. В 741 г. в крепости был заточён каролингский принц Грифон.

Население Сент-Мену выросло и потребовалась церковь, разрешение на постройку которой было получено в 853 г. Замок и предместье оспаривали друг у друга право на постройку здания в своих пределах. В результате в 856 г. церковь возвели восточнее замка — но не в центре города, — где она простояла 500 лет, до XIV в., когда её заменили новой. В 1038 г. Сент-Мену был осаждён войсками графа Валерана (Valéran), одного из лейтенантов герцога лотарингского Гозело I, который держался стороны императора Конрада II в его войне за Бургундское наследство против герцога шампанского Эда II. Помощи от сюзерена города графа ретельского и его уже убитого союзника Эда не пришло, но осада была не слишком долгой: на её пятый день Валеран был ранен стрелой и отступил со своим немногочисленным войском от Сент-Мену. Позже, в 1065 г., город сдался воинственному епископу Вердена Тьерри (также: Théodoric — Теодорик), когда тот враждовал с ретельским графом Манассием I, которому Сент-Мену принадлежал. Епископ не стал город разорять, укрепил местный гарнизон и двинулся к Сампиньи, что к юго-востоку от Сент-Мену. В 1138 г. город является бургграфством (Vicc-comitatus Sanctae-Manehildis).

Через некоторое время после окончания Первого крестового похода, в 1143 г., епископ Вердена Адальберон III де Шини вознамерился отправиться в Святую землю и поехал к папе Целестину II за разрешением. Папа велел епископу вернуться назад, где хозяйничали «два волка»: прево Сент-Мену Альбер Пишо (Albert Pichot), прозванный «Бастардом», со своим союзником Робером де Конфланом (Robert de Conflans), — и навести порядок. Пишо и де Конфлан грабили маленькие городки между Сент-Мену и Верденом. Адальберон собрал небольшой отряд и в дефиле (видимо, в ущелии Лез-Ислет) пленил Пишо вместе с большей частью его банды. Де Конфлан обязался выполнить все требования епископа и тот отпустил Пешо в Сент-Мену. В 1181 г. Пешо собрал небольшую армию и отправился воевать Верден, но был отбит и оттеснён в Сент-Мену другим верденским епископом Арнулем де Шини (Arnoul de Chiny). При осаде города, 14 августа, последний был убит арбалетной стрелой, после чего осаду сняли и отвезли тело епископа в Верден.

В 1197 г. Сент-Мену перешёл к Шампани. Около 1250 г. в окрестностях города посадили виноград, привезённый из Иерусалима, и начали производить вино, названное «Côte-l'y-Roi» (позже: «Cote-le-Roi»). К этим же временам относится первая вспышка чумы, завезённой с востока. В 1285 г. город — вместе со всей Шампанью — был присоединён ко Франции. В 1342 г. был введён соляной габель, в 1347 г. чума уменьшила население Сент-Мену на треть, а в 1372 г., при Карле V, город замостили. 14 августа 1379 г., на Успение Богородицы по юлианскому календарю и в день смерти св. Менегульды, мощи последней были торжественно переданы аббатством Св. Урбана городской церкви. В 1398 г. Сент-Мену был укреплён, получив собственные стены в дополнение к замку, ибо находился в пограничных с Германией землях. Это не помешало городу, лишённому военных припасов и гарнизона, оказаться в 1423 г., во время продолжающейся Столетней войны, в руках англичан. В 1435 г. герцог де Ришемон (de Richemond) очистил от них Сент-Мену.

Во времена гугенотских войн город был осаждён 25 августа 1562 г. кальвинистом Антуаном III де Круа, принцем Порсеана, но не был им взят. Всю войну Сент-Мену оставался устойчиво католическим и 20 марта 1585 г. присоединился к Католической лиге, возобновлённой герцогом де Гизом. В конце 1589 г., после подтверждения легитимности Генриха IV, перешёл на его сторону и охранялся двумя сотнями добровольцев. Тогда же в Аргонском лесу появились солдаты герцога лотарингского Карла, ревностного католика, а 21 октября 1590 г. он осадил Сент-Мену и сделал опытку взять город приступом. Сент-Мену отбился, и 25 октября лотарингцы отступили.

В 1614 г. город стал местом, где собралась ассамблея французской аристократии под началом принца Конде. 15 мая собравшиеся, недовольные влиятельностью итальянцев при дворе, и — особенно — одного из них: Кончини, — пришли к соглашению (traité de Sainte-Ménehould) рекомендовать Марии Медичи, королеве Франции, созвать Генеральные штаты. 30 октября 1652 г. другой принц Конде (Великий), сын предыдущего и сторонник фронды, начал осаду Сент-Мену, верного Анне Австрийской. Последовательными штурмами с 3-го по 13 ноября с применением разнокалиберной артиллерии принц заставил город капитулировать. В числе участников осады находился девятнадцатилетний Вобан. Уже на следующий, 1653 г., год Сент-Мену осадили королевские войска. После месяца неактивной осады 25 ноября город объявил капитуляцию и, когда последние войска принца покинули Сент-Мену 27 ноября, в него въехал король. В числе сражавшихся находился всё тот же Вобан, но теперь уже на стороне короля.

В 1725 г. по дороге к своему жениху Людовику XV город посетила будущая королева Франции Мария Лещинская, а в 1791 г., 21 июня, в Сент-Мену при попытке бежать из мятежного Парижа был опознан её внук, Людовик XVI. Узнал его местный почтмейстер Жан-Батист Друэ, который и сообщил о своём открытии революционерам Варена, куда проследовал королевский экипаж, и где Людовик был позже арестован.

В Первую мировую войну Сент-Мену был занят германскими уланами 4 сентября 1914 г. — ровно накануне Марнского сражения, — и оставлен ими 15 сентября того же года. До сентября 1915 г., когда в результате союзного наступления в Шампани фронт отодвинулся на север, Сент-Мену оставался прифронтовым городом (ville de guerre). В нём располагался штаб 3-й французской армии, и германцы бомбардировали Сент-Мену артиллерией, цепеллинами и аэропланами. Бомбардировки прекратились, когда фронт отошёл, но город остался важным транспортным узлом, где соединялись железная дорога, идущая с юга, из Ревиньи-сюр-Орне, со «стратегической» рокадой, соединявшей Верден и Шалон-на-Марне. Кроме того, в Сент-Мену располагался эвакуационный госпиталь № 37, а на городском кладбище похоронены 5400 солдат, убитых в Аргонском лесу или умерших от ран.

Во Вторую мировую войну город был занят германцами и сильно разрушен. Экономический подъём Сент-Мену начался в конце 1960-х гг.

Известные уроженцы

• дом Периньон — французский монах-бенедиктинец, внесший значительный вклад в развитие производства шампанского.
• Жан-Батист Друэ — почтмейстер и революционер, узнавший в 1791 г. короля Людовика XVI среди беглецов, проехавших через город.
• Мишель Крозье - французский социолог, профессор университета в Нантере, руководитель Центра социологии организаций.

Литература

• [books.google.fr/books?id=nssTSNxIqoIC&printsec=frontcover#v=onepage&q&f=false Claude Buirette. Histoire de la ville de Sainte-Ménehould et de ses environs. 1837]
• [www.ville-sainte-menehould.fr/index.php Site officiel de la ville de Sainte-Menehould]

Отрывок, характеризующий Сент-Мену

– А почему?
Князь Андрей пожал плечами.
– Нет известия от Мака? – спросил Козловский.
– Нет.
– Ежели бы правда, что он разбит, так пришло бы известие.
– Вероятно, – сказал князь Андрей и направился к выходной двери; но в то же время навстречу ему, хлопнув дверью, быстро вошел в приемную высокий, очевидно приезжий, австрийский генерал в сюртуке, с повязанною черным платком головой и с орденом Марии Терезии на шее. Князь Андрей остановился.
– Генерал аншеф Кутузов? – быстро проговорил приезжий генерал с резким немецким выговором, оглядываясь на обе стороны и без остановки проходя к двери кабинета.
– Генерал аншеф занят, – сказал Козловский, торопливо подходя к неизвестному генералу и загораживая ему дорогу от двери. – Как прикажете доложить?
Неизвестный генерал презрительно оглянулся сверху вниз на невысокого ростом Козловского, как будто удивляясь, что его могут не знать.
– Генерал аншеф занят, – спокойно повторил Козловский.
Лицо генерала нахмурилось, губы его дернулись и задрожали. Он вынул записную книжку, быстро начертил что то карандашом, вырвал листок, отдал, быстрыми шагами подошел к окну, бросил свое тело на стул и оглянул бывших в комнате, как будто спрашивая: зачем они на него смотрят? Потом генерал поднял голову, вытянул шею, как будто намереваясь что то сказать, но тотчас же, как будто небрежно начиная напевать про себя, произвел странный звук, который тотчас же пресекся. Дверь кабинета отворилась, и на пороге ее показался Кутузов. Генерал с повязанною головой, как будто убегая от опасности, нагнувшись, большими, быстрыми шагами худых ног подошел к Кутузову.
– Vous voyez le malheureux Mack, [Вы видите несчастного Мака.] – проговорил он сорвавшимся голосом.
Лицо Кутузова, стоявшего в дверях кабинета, несколько мгновений оставалось совершенно неподвижно. Потом, как волна, пробежала по его лицу морщина, лоб разгладился; он почтительно наклонил голову, закрыл глаза, молча пропустил мимо себя Мака и сам за собой затворил дверь.
Слух, уже распространенный прежде, о разбитии австрийцев и о сдаче всей армии под Ульмом, оказывался справедливым. Через полчаса уже по разным направлениям были разосланы адъютанты с приказаниями, доказывавшими, что скоро и русские войска, до сих пор бывшие в бездействии, должны будут встретиться с неприятелем.
Князь Андрей был один из тех редких офицеров в штабе, который полагал свой главный интерес в общем ходе военного дела. Увидав Мака и услыхав подробности его погибели, он понял, что половина кампании проиграна, понял всю трудность положения русских войск и живо вообразил себе то, что ожидает армию, и ту роль, которую он должен будет играть в ней.
Невольно он испытывал волнующее радостное чувство при мысли о посрамлении самонадеянной Австрии и о том, что через неделю, может быть, придется ему увидеть и принять участие в столкновении русских с французами, впервые после Суворова.
Но он боялся гения Бонапарта, который мог оказаться сильнее всей храбрости русских войск, и вместе с тем не мог допустить позора для своего героя.
Взволнованный и раздраженный этими мыслями, князь Андрей пошел в свою комнату, чтобы написать отцу, которому он писал каждый день. Он сошелся в коридоре с своим сожителем Несвицким и шутником Жерковым; они, как всегда, чему то смеялись.
– Что ты так мрачен? – спросил Несвицкий, заметив бледное с блестящими глазами лицо князя Андрея.
– Веселиться нечему, – отвечал Болконский.
В то время как князь Андрей сошелся с Несвицким и Жерковым, с другой стороны коридора навстречу им шли Штраух, австрийский генерал, состоявший при штабе Кутузова для наблюдения за продовольствием русской армии, и член гофкригсрата, приехавшие накануне. По широкому коридору было достаточно места, чтобы генералы могли свободно разойтись с тремя офицерами; но Жерков, отталкивая рукой Несвицкого, запыхавшимся голосом проговорил:
– Идут!… идут!… посторонитесь, дорогу! пожалуйста дорогу!
Генералы проходили с видом желания избавиться от утруждающих почестей. На лице шутника Жеркова выразилась вдруг глупая улыбка радости, которой он как будто не мог удержать.
– Ваше превосходительство, – сказал он по немецки, выдвигаясь вперед и обращаясь к австрийскому генералу. – Имею честь поздравить.
Он наклонил голову и неловко, как дети, которые учатся танцовать, стал расшаркиваться то одной, то другой ногой.
Генерал, член гофкригсрата, строго оглянулся на него; не заметив серьезность глупой улыбки, не мог отказать в минутном внимании. Он прищурился, показывая, что слушает.
– Имею честь поздравить, генерал Мак приехал,совсем здоров,только немного тут зашибся, – прибавил он,сияя улыбкой и указывая на свою голову.
Генерал нахмурился, отвернулся и пошел дальше.
– Gott, wie naiv! [Боже мой, как он прост!] – сказал он сердито, отойдя несколько шагов.
Несвицкий с хохотом обнял князя Андрея, но Болконский, еще более побледнев, с злобным выражением в лице, оттолкнул его и обратился к Жеркову. То нервное раздражение, в которое его привели вид Мака, известие об его поражении и мысли о том, что ожидает русскую армию, нашло себе исход в озлоблении на неуместную шутку Жеркова.
– Если вы, милостивый государь, – заговорил он пронзительно с легким дрожанием нижней челюсти, – хотите быть шутом , то я вам в этом не могу воспрепятствовать; но объявляю вам, что если вы осмелитесь другой раз скоморошничать в моем присутствии, то я вас научу, как вести себя.
Несвицкий и Жерков так были удивлены этой выходкой, что молча, раскрыв глаза, смотрели на Болконского.
– Что ж, я поздравил только, – сказал Жерков.
– Я не шучу с вами, извольте молчать! – крикнул Болконский и, взяв за руку Несвицкого, пошел прочь от Жеркова, не находившего, что ответить.
– Ну, что ты, братец, – успокоивая сказал Несвицкий.
– Как что? – заговорил князь Андрей, останавливаясь от волнения. – Да ты пойми, что мы, или офицеры, которые служим своему царю и отечеству и радуемся общему успеху и печалимся об общей неудаче, или мы лакеи, которым дела нет до господского дела. Quarante milles hommes massacres et l'ario mee de nos allies detruite, et vous trouvez la le mot pour rire, – сказал он, как будто этою французскою фразой закрепляя свое мнение. – C'est bien pour un garcon de rien, comme cet individu, dont vous avez fait un ami, mais pas pour vous, pas pour vous. [Сорок тысяч человек погибло и союзная нам армия уничтожена, а вы можете при этом шутить. Это простительно ничтожному мальчишке, как вот этот господин, которого вы сделали себе другом, но не вам, не вам.] Мальчишкам только можно так забавляться, – сказал князь Андрей по русски, выговаривая это слово с французским акцентом, заметив, что Жерков мог еще слышать его.
Он подождал, не ответит ли что корнет. Но корнет повернулся и вышел из коридора.


Гусарский Павлоградский полк стоял в двух милях от Браунау. Эскадрон, в котором юнкером служил Николай Ростов, расположен был в немецкой деревне Зальценек. Эскадронному командиру, ротмистру Денисову, известному всей кавалерийской дивизии под именем Васьки Денисова, была отведена лучшая квартира в деревне. Юнкер Ростов с тех самых пор, как он догнал полк в Польше, жил вместе с эскадронным командиром.
11 октября, в тот самый день, когда в главной квартире всё было поднято на ноги известием о поражении Мака, в штабе эскадрона походная жизнь спокойно шла по старому. Денисов, проигравший всю ночь в карты, еще не приходил домой, когда Ростов, рано утром, верхом, вернулся с фуражировки. Ростов в юнкерском мундире подъехал к крыльцу, толконув лошадь, гибким, молодым жестом скинул ногу, постоял на стремени, как будто не желая расстаться с лошадью, наконец, спрыгнул и крикнул вестового.
– А, Бондаренко, друг сердечный, – проговорил он бросившемуся стремглав к его лошади гусару. – Выводи, дружок, – сказал он с тою братскою, веселою нежностию, с которою обращаются со всеми хорошие молодые люди, когда они счастливы.
– Слушаю, ваше сиятельство, – отвечал хохол, встряхивая весело головой.
– Смотри же, выводи хорошенько!
Другой гусар бросился тоже к лошади, но Бондаренко уже перекинул поводья трензеля. Видно было, что юнкер давал хорошо на водку, и что услужить ему было выгодно. Ростов погладил лошадь по шее, потом по крупу и остановился на крыльце.
«Славно! Такая будет лошадь!» сказал он сам себе и, улыбаясь и придерживая саблю, взбежал на крыльцо, погромыхивая шпорами. Хозяин немец, в фуфайке и колпаке, с вилами, которыми он вычищал навоз, выглянул из коровника. Лицо немца вдруг просветлело, как только он увидал Ростова. Он весело улыбнулся и подмигнул: «Schon, gut Morgen! Schon, gut Morgen!» [Прекрасно, доброго утра!] повторял он, видимо, находя удовольствие в приветствии молодого человека.
– Schon fleissig! [Уже за работой!] – сказал Ростов всё с тою же радостною, братскою улыбкой, какая не сходила с его оживленного лица. – Hoch Oestreicher! Hoch Russen! Kaiser Alexander hoch! [Ура Австрийцы! Ура Русские! Император Александр ура!] – обратился он к немцу, повторяя слова, говоренные часто немцем хозяином.
Немец засмеялся, вышел совсем из двери коровника, сдернул
колпак и, взмахнув им над головой, закричал:
– Und die ganze Welt hoch! [И весь свет ура!]
Ростов сам так же, как немец, взмахнул фуражкой над головой и, смеясь, закричал: «Und Vivat die ganze Welt»! Хотя не было никакой причины к особенной радости ни для немца, вычищавшего свой коровник, ни для Ростова, ездившего со взводом за сеном, оба человека эти с счастливым восторгом и братскою любовью посмотрели друг на друга, потрясли головами в знак взаимной любви и улыбаясь разошлись – немец в коровник, а Ростов в избу, которую занимал с Денисовым.
– Что барин? – спросил он у Лаврушки, известного всему полку плута лакея Денисова.
– С вечера не бывали. Верно, проигрались, – отвечал Лаврушка. – Уж я знаю, коли выиграют, рано придут хвастаться, а коли до утра нет, значит, продулись, – сердитые придут. Кофею прикажете?
– Давай, давай.
Через 10 минут Лаврушка принес кофею. Идут! – сказал он, – теперь беда. – Ростов заглянул в окно и увидал возвращающегося домой Денисова. Денисов был маленький человек с красным лицом, блестящими черными глазами, черными взлохмоченными усами и волосами. На нем был расстегнутый ментик, спущенные в складках широкие чикчиры, и на затылке была надета смятая гусарская шапочка. Он мрачно, опустив голову, приближался к крыльцу.
– Лавг'ушка, – закричал он громко и сердито. – Ну, снимай, болван!
– Да я и так снимаю, – отвечал голос Лаврушки.
– А! ты уж встал, – сказал Денисов, входя в комнату.
– Давно, – сказал Ростов, – я уже за сеном сходил и фрейлен Матильда видел.
– Вот как! А я пг'одулся, бг'ат, вчег'а, как сукин сын! – закричал Денисов, не выговаривая р . – Такого несчастия! Такого несчастия! Как ты уехал, так и пошло. Эй, чаю!
Денисов, сморщившись, как бы улыбаясь и выказывая свои короткие крепкие зубы, начал обеими руками с короткими пальцами лохматить, как пес, взбитые черные, густые волосы.
– Чог'т меня дег'нул пойти к этой кг'ысе (прозвище офицера), – растирая себе обеими руками лоб и лицо, говорил он. – Можешь себе пг'едставить, ни одной каг'ты, ни одной, ни одной каг'ты не дал.
Денисов взял подаваемую ему закуренную трубку, сжал в кулак, и, рассыпая огонь, ударил ею по полу, продолжая кричать.
– Семпель даст, паг'оль бьет; семпель даст, паг'оль бьет.