Сеньория Негропонта

Поделись знанием:
Перейти к: навигация, поиск
Сеньория Негропонта
клиентское государство

1204 — 1470





Сеньория Негропонта (коричневая) в 1214 году.
Столица Халкида
Язык(и) Греческий, итальянский
Религия Католичество (официально)
Православие
Преемственность
Византийская империя
Османская империя
К:Появились в 1204 годуК:Исчезли в 1470 году

Синьория Негропонта, также Негропонт, Негропонте (итал. Signoria di Negroponte; буквально Чёрный Мост) — средневековое государство крестоносцев, занимавшее остров Эвбея в Эгейском море, возникшее по итогам четвёртого крестового похода. Несмотря на постоянные конфликты с соседями и небольшой размер, просуществовало 265 лет (с 1204 по 1470 годы).





История

Основание

Согласно разделу византийской территории, Эвбея досталась Бонифацию Монферратскому, получившему также Королевство Фессалоники, которое в свою очередь стало одним из формальных вассалов Латинской империи с центром в Константинополе. Остров был передан им в личный феод фламандскому рыцарю Жаку д'Авену, который фортифицировал Халкиду.

После его гибели в 1205 году, остров достался трём ломбардским сеньорам из города Верона: Равано далле Карчери, Джиберто далле Карчери и Пекораро да Меркануово. Они разделили остров на три равные части (терцерии, по итал. «треть») или лена. Равано далле Карчери занял север со столицей в деревне Ореи (итал.: терцеро дель Рио), его брат Джиберто далле Карчери занял юг со столицей в деревне Каристо, а Пекораро да Меркануово занял центр со столицей в городе Халкида (крупнейшем поселении острова). Халкида также получила прозвище «Ломбардского города» из-за высокой концентрации крестоносцев и венецианцев, превративших её в неприступную крепость на долгие столетия. В это же время бывшая византийская Эвбея получила и своё новое итальянское название — Негропонт(е).

В 1209 году на фоне провалившегося восстания ломабрдцев против правителя Латинской империи Генриха Фландрского, Равано уже провозгласил себя единственным правителем Эвбеи с титулом dominus insulae Nigropontis, и в марте этого года заключил альянс с Венецианской республикой. По договору признавалось верховенство этого государства, а его гражданам предоставлялись значительные торговые привилегии. Несмотря на это, в мае Равано параллельно признал свою вассальную зависимость от Латинской Империи.

Борьба наследников

После смерти Равано в 1216 году его наследники не согласились с порядком наследования, что позволило венецианскому бальи вмешаться в качестве посредника. На месте трёх владений он создал шесть, тем самым образовав гексархию (sestieri). Северный лен Ореи был разделен между племянниками Равано Марино и Риккардо; южная терция разделилась между вдовой Карчери Изабеллой и его дочерью Бертой; центральное владение досталось наследникам Джиберто: Гульельмо и Альберто. В случае гибели владельца одного из шести ленов, его наследником становился хозяин одного из пяти участков, а не его детей. В итоге, большая часть sestieri досталась братьям, сыновьям или племянникам, тем самым сохранив герцогство в узком кругу ломбардских семей.

В 1255 году смерть Каринтаны далле Карчьери, правительницы Ореи и жены правителя Ахайи и номинального повелителя Неграпонта Гильома II Виллардуэна стала причиной войны за Эвбею. Он провозгласил себя наследником покойной супруги, в то время как ломбардские правители выступили против.14 июня 1256 года оставшиеся триархи Гульельмо Веронский и Нарзотто далле Карчьери отказались подчиняться вдовцу, и перешли в лоно Венеции. Правитель Ахайи в ответ захватил Халкиду, которую венецианцы отбили только в начале 1258 года. Война окончилась битвой при Кариди в мае/июне 1258 года, где войска Виллардуэна разгромили выступившего на стороне ломбардцев афинского герцога Ги I де ла Роша. В августе 1259 года венецианский дож Реньеро Дзено предложил мир, по соглашению 1262 года признавался сюзеренитет Гильома над островом, но не его права наследования триархии Ореи.

Византийский период

К этому времени из появившихся после распада Византийской империи греческих государств — Никеи, Трапезунда и Эпира, только первая смогла стать доминантной силой в борьбе с латинянами и реставрации империи. После захвата Константинополя в 1261 году и восстановления Византии, её правитель Михаил VIII Палеолог решил присоединить государства крестоносцев на юге Греции. Взяв на службу полководца Икариоса (Ликарио), обладавшего собственной базой у Каристоса, ромеи после сражений 1276—1277 годов смогли отвоевать большую часть Эвбеи за исключением Халкиды. После 1280 годов эта персона исчезает из поля зрения, и к 1296 году с помощью Венеции Бонифаций Веронский полностью вытеснил византийцев из Негропонта.

Последующие события

В 1317 году Каристос достался предводителю каталонских наёмников Альфонсо Фадрике, вице-генералу герцогства Афины и незаконнорождённому сыну Федериго II Сицилийского. В 1319 году Венеция подписала с ним мир, по которому он сохранял за собой этот город, права на который венецианцы получили только в 1365 году. Со смертью последних триархов Никколо III далле Карчьери и Джорджио III Джизи в 1383 и 1390 году их земли перешли к республике, окончательно занявшей весь остров. Тем не менее, система триархов сохранилась уже для венецианских семей при наличии в Халкиде венецианского подеста. Правление итальянцев продлилось до 1470 года, когда в ходе турецко-венецианской войны 1463—1479 годов 12 июля 1470 года Негропонте пал под ударами османских армий. Правитель города Халкида Паоло Эриццо укрывался в одной из башен и сдался только на обещание султана сохранить ему голову. Мехмед II выполнил обещание, сохранил ему голову, приказав разрубить ему туловище.

Само название Негропонт до сих пор употребляется в туристическом секторе острова (названия гостиниц, сувениров и т. д.)

Социальное устройство

Греческое население было отстранено от военно-политической жизни и составило сословие зависимых крестьян. Западные рыцари и их наследники вели постоянную борьбу за остров.

К началу XIII века из-за всеобщего смятения и постоянных войн, многие деревни Эвбеи обезлюдели. С целью пополнить убывающее население венецианцы позволили полукочевым валахам и арнаутам выпасать скот в горные районы острова.

Напишите отзыв о статье "Сеньория Негропонта"

Литература

  • Cawley, Charles [fmg.ac/Projects/MedLands/LATIN%20LORDSHIPS%20IN%20GREECE.htm#_Toc127589308 Latin lordships in Greece: Euboea]. Medieval Lands. Foundation for Medieval Genealogy. [www.webcitation.org/66q0lAvHr Архивировано из первоисточника 11 апреля 2012].
  • Fine, John Van Antwerp (1994), [books.google.com/books?id=Hh0Bu8C66TsC The Late Medieval Balkans: A Critical Survey from the Late Twelfth Century to the Ottoman Conquest], University of Michigan Press, ISBN 978-0472082605, <books.google.com/books?id=Hh0Bu8C66TsC> 
  • Koder, Johannes (1973), Negroponte: Untersuchungen zur Topographie und Siedlungsgeschichte der Insel Euboia während der Zeit der Venezianerherrschaft, Vienna: Verlag der Österreichischen Akademie der Wissenschaften, ISBN 3-7001-0020-5 
  • Miller, William (1908), The Latins in the Levant, a History of Frankish Greece (1204–1566), New York: E.P. Dutton and Company 
  • Nicol, Donald MacGillivray (1993), [books.google.com/books?id=y2d6OHLqwEsC The Last Centuries of Byzantium, 1261–1453], Cambridge University Press, ISBN 978-0521439916, <books.google.com/books?id=y2d6OHLqwEsC> 
  • Setton, Kenneth M. (1976), [books.google.com/books?id=i4OPORrVeXQC The Papacy and the Levant, 1204–1571: Volume I, The Thirteenth and Fourteenth Centuries], DIANE Publishing, ISBN 978-0-87169-114-0, <books.google.com/books?id=i4OPORrVeXQC> 

Отрывок, характеризующий Сеньория Негропонта

«Ничего нового, только что солдаты позволяют себе грабить и воровать. 9 октября».
«Воровство и грабеж продолжаются. Существует шайка воров в нашем участке, которую надо будет остановить сильными мерами. 11 октября».]
«Император чрезвычайно недоволен, что, несмотря на строгие повеления остановить грабеж, только и видны отряды гвардейских мародеров, возвращающиеся в Кремль. В старой гвардии беспорядки и грабеж сильнее, нежели когда либо, возобновились вчера, в последнюю ночь и сегодня. С соболезнованием видит император, что отборные солдаты, назначенные охранять его особу, долженствующие подавать пример подчиненности, до такой степени простирают ослушание, что разбивают погреба и магазины, заготовленные для армии. Другие унизились до того, что не слушали часовых и караульных офицеров, ругали их и били».
«Le grand marechal du palais se plaint vivement, – писал губернатор, – que malgre les defenses reiterees, les soldats continuent a faire leurs besoins dans toutes les cours et meme jusque sous les fenetres de l'Empereur».
[«Обер церемониймейстер дворца сильно жалуется на то, что, несмотря на все запрещения, солдаты продолжают ходить на час во всех дворах и даже под окнами императора».]
Войско это, как распущенное стадо, топча под ногами тот корм, который мог бы спасти его от голодной смерти, распадалось и гибло с каждым днем лишнего пребывания в Москве.
Но оно не двигалось.
Оно побежало только тогда, когда его вдруг охватил панический страх, произведенный перехватами обозов по Смоленской дороге и Тарутинским сражением. Это же самое известие о Тарутинском сражении, неожиданно на смотру полученное Наполеоном, вызвало в нем желание наказать русских, как говорит Тьер, и он отдал приказание о выступлении, которого требовало все войско.
Убегая из Москвы, люди этого войска захватили с собой все, что было награблено. Наполеон тоже увозил с собой свой собственный tresor [сокровище]. Увидав обоз, загромождавший армию. Наполеон ужаснулся (как говорит Тьер). Но он, с своей опытностью войны, не велел сжечь всо лишние повозки, как он это сделал с повозками маршала, подходя к Москве, но он посмотрел на эти коляски и кареты, в которых ехали солдаты, и сказал, что это очень хорошо, что экипажи эти употребятся для провианта, больных и раненых.
Положение всего войска было подобно положению раненого животного, чувствующего свою погибель и не знающего, что оно делает. Изучать искусные маневры Наполеона и его войска и его цели со времени вступления в Москву и до уничтожения этого войска – все равно, что изучать значение предсмертных прыжков и судорог смертельно раненного животного. Очень часто раненое животное, заслышав шорох, бросается на выстрел на охотника, бежит вперед, назад и само ускоряет свой конец. То же самое делал Наполеон под давлением всего его войска. Шорох Тарутинского сражения спугнул зверя, и он бросился вперед на выстрел, добежал до охотника, вернулся назад, опять вперед, опять назад и, наконец, как всякий зверь, побежал назад, по самому невыгодному, опасному пути, но по знакомому, старому следу.
Наполеон, представляющийся нам руководителем всего этого движения (как диким представлялась фигура, вырезанная на носу корабля, силою, руководящею корабль), Наполеон во все это время своей деятельности был подобен ребенку, который, держась за тесемочки, привязанные внутри кареты, воображает, что он правит.


6 го октября, рано утром, Пьер вышел из балагана и, вернувшись назад, остановился у двери, играя с длинной, на коротких кривых ножках, лиловой собачонкой, вертевшейся около него. Собачонка эта жила у них в балагане, ночуя с Каратаевым, но иногда ходила куда то в город и опять возвращалась. Она, вероятно, никогда никому не принадлежала, и теперь она была ничья и не имела никакого названия. Французы звали ее Азор, солдат сказочник звал ее Фемгалкой, Каратаев и другие звали ее Серый, иногда Вислый. Непринадлежание ее никому и отсутствие имени и даже породы, даже определенного цвета, казалось, нисколько не затрудняло лиловую собачонку. Пушной хвост панашем твердо и кругло стоял кверху, кривые ноги служили ей так хорошо, что часто она, как бы пренебрегая употреблением всех четырех ног, поднимала грациозно одну заднюю и очень ловко и скоро бежала на трех лапах. Все для нее было предметом удовольствия. То, взвизгивая от радости, она валялась на спине, то грелась на солнце с задумчивым и значительным видом, то резвилась, играя с щепкой или соломинкой.
Одеяние Пьера теперь состояло из грязной продранной рубашки, единственном остатке его прежнего платья, солдатских порток, завязанных для тепла веревочками на щиколках по совету Каратаева, из кафтана и мужицкой шапки. Пьер очень изменился физически в это время. Он не казался уже толст, хотя и имел все тот же вид крупности и силы, наследственной в их породе. Борода и усы обросли нижнюю часть лица; отросшие, спутанные волосы на голове, наполненные вшами, курчавились теперь шапкою. Выражение глаз было твердое, спокойное и оживленно готовое, такое, какого никогда не имел прежде взгляд Пьера. Прежняя его распущенность, выражавшаяся и во взгляде, заменилась теперь энергической, готовой на деятельность и отпор – подобранностью. Ноги его были босые.
Пьер смотрел то вниз по полю, по которому в нынешнее утро разъездились повозки и верховые, то вдаль за реку, то на собачонку, притворявшуюся, что она не на шутку хочет укусить его, то на свои босые ноги, которые он с удовольствием переставлял в различные положения, пошевеливая грязными, толстыми, большими пальцами. И всякий раз, как он взглядывал на свои босые ноги, на лице его пробегала улыбка оживления и самодовольства. Вид этих босых ног напоминал ему все то, что он пережил и понял за это время, и воспоминание это было ему приятно.
Погода уже несколько дней стояла тихая, ясная, с легкими заморозками по утрам – так называемое бабье лето.
В воздухе, на солнце, было тепло, и тепло это с крепительной свежестью утреннего заморозка, еще чувствовавшегося в воздухе, было особенно приятно.
На всем, и на дальних и на ближних предметах, лежал тот волшебно хрустальный блеск, который бывает только в эту пору осени. Вдалеке виднелись Воробьевы горы, с деревнею, церковью и большим белым домом. И оголенные деревья, и песок, и камни, и крыши домов, и зеленый шпиль церкви, и углы дальнего белого дома – все это неестественно отчетливо, тончайшими линиями вырезалось в прозрачном воздухе. Вблизи виднелись знакомые развалины полуобгорелого барского дома, занимаемого французами, с темно зелеными еще кустами сирени, росшими по ограде. И даже этот разваленный и загаженный дом, отталкивающий своим безобразием в пасмурную погоду, теперь, в ярком, неподвижном блеске, казался чем то успокоительно прекрасным.
Французский капрал, по домашнему расстегнутый, в колпаке, с коротенькой трубкой в зубах, вышел из за угла балагана и, дружески подмигнув, подошел к Пьеру.
– Quel soleil, hein, monsieur Kiril? (так звали Пьера все французы). On dirait le printemps. [Каково солнце, а, господин Кирил? Точно весна.] – И капрал прислонился к двери и предложил Пьеру трубку, несмотря на то, что всегда он ее предлагал и всегда Пьер отказывался.
– Si l'on marchait par un temps comme celui la… [В такую бы погоду в поход идти…] – начал он.
Пьер расспросил его, что слышно о выступлении, и капрал рассказал, что почти все войска выступают и что нынче должен быть приказ и о пленных. В балагане, в котором был Пьер, один из солдат, Соколов, был при смерти болен, и Пьер сказал капралу, что надо распорядиться этим солдатом. Капрал сказал, что Пьер может быть спокоен, что на это есть подвижной и постоянный госпитали, и что о больных будет распоряжение, и что вообще все, что только может случиться, все предвидено начальством.