Сенявины
Поделись знанием:
Граф Остерман Толстой встретил возвращавшихся гусар, подозвал Ростова, благодарил его и сказал, что он представит государю о его молодецком поступке и будет просить для него Георгиевский крест. Когда Ростова потребовали к графу Остерману, он, вспомнив о том, что атака его была начата без приказанья, был вполне убежден, что начальник требует его для того, чтобы наказать его за самовольный поступок. Поэтому лестные слова Остермана и обещание награды должны бы были тем радостнее поразить Ростова; но все то же неприятное, неясное чувство нравственно тошнило ему. «Да что бишь меня мучает? – спросил он себя, отъезжая от генерала. – Ильин? Нет, он цел. Осрамился я чем нибудь? Нет. Все не то! – Что то другое мучило его, как раскаяние. – Да, да, этот французский офицер с дырочкой. И я хорошо помню, как рука моя остановилась, когда я поднял ее».
Ростов увидал отвозимых пленных и поскакал за ними, чтобы посмотреть своего француза с дырочкой на подбородке. Он в своем странном мундире сидел на заводной гусарской лошади и беспокойно оглядывался вокруг себя. Рана его на руке была почти не рана. Он притворно улыбнулся Ростову и помахал ему рукой, в виде приветствия. Ростову все так же было неловко и чего то совестно.
Весь этот и следующий день друзья и товарищи Ростова замечали, что он не скучен, не сердит, но молчалив, задумчив и сосредоточен. Он неохотно пил, старался оставаться один и о чем то все думал.
Ростов все думал об этом своем блестящем подвиге, который, к удивлению его, приобрел ему Георгиевский крест и даже сделал ему репутацию храбреца, – и никак не мог понять чего то. «Так и они еще больше нашего боятся! – думал он. – Так только то и есть всего, то, что называется геройством? И разве я это делал для отечества? И в чем он виноват с своей дырочкой и голубыми глазами? А как он испугался! Он думал, что я убью его. За что ж мне убивать его? У меня рука дрогнула. А мне дали Георгиевский крест. Ничего, ничего не понимаю!»
| Сенявины | |
 изм. Лелива | |
|
Описание герба: см. текст | |
| Том и лист Общего гербовника: |
II, 67 |
|---|---|
| Части родословной книги: |
VI, II, III |
| Место происхождения: | |
Подданство: | |
 Великое княжество Московское
| |
 Царство Русское
| |
 Российская империя
| |
| Имения: | |
Эта статья — о дворянском роде. О носителях фамилии см. Сенявин.
Сенявины или Синявины — русский дворянский род с богатейшими традициями военно-морской службы. Внесён в VI, II и III части родословных книг Воронежской, Тамбовской и Тульской губерний.
Важнейшие представители
Происходит, по семейному преданию, от Алехны Сенявы, герба Шренява, якобы выехавшего из Польши в Россию в начале XVI века. Его единственный сын Иван писался уже Сенявиным.
Лев Григорьевич Сенявин убит в 1656 году под Смоленском, Дементий Иванович Сенявин — в 1671 году Стенькой Разиным. При Петре Великом заметны были четыре брата Сенявина:
- Ларион Акимович Сенявин, стольник, воевода в Нарыме (1695) и Кузнецке (1700).
- Ульян Акимович († 1740) служил в петровское время «директором над строениями».
- Иван Меньшой († 1726) — главный командир каспийской флотилии.
- Его сын Николай Иванович († 1796) — вице-адмирал, в 1773-75 главный командир Кронштадтского порта.
- Наум Акимович († 1738) — первый на русском флоте вице-адмирал, начальник Днепровской флотилии.
- Сенявин, Алексей Наумович (1722—1797) — сын предыдущего, полный адмирал, командующий Донской и Азовской военными флотилиями.
- Воронцова, Екатерина Алексеевна (1764—1784), его дочь, жена графа С. Р. Воронцова, мать светлейшего князя М. С. Воронцова.
- Нарышкина, Мария Алексеевна (1762—1822), другая дочь адмирала, жена директора императорских театров А. Л. Нарышкина.
- Сенявин, Григорий Алексеевич (1767—1831), сын Алексея Наумовича, контр-адмирал.
- Сенявин, Иван Григорьевич (1801—1851) — сын предыдущего, был товарищем (заместителем) министра внутренних дел, руководил Московской губернией.
- Сенявин, Лев Григорьевич (1805—1862) — брат предыдущего, товарищ министра иностранных дел, сенатор, член Госсовета.
- Сенявин, Дмитрий Николаевич (1763—1831) — внучатый племянник Наума Акимовича, двоюродный племянник Алексея Наумовича, адмирал, командующий Балтийским флотом.
- Сенявин, Алексей Наумович (1722—1797) — сын предыдущего, полный адмирал, командующий Донской и Азовской военными флотилиями.
Усадьба Сенявиных находилась в селе Конь-Колодезь нынешней Липецкой области. В Липецке Науму и Ивану Сенявиным посвящена улица Братьев Сенявиных.
Родовой герб
Посередине щита, имеющего голубое поле, изображена река, над которой видна шестиугольная серебряная звезда, а в нижней части золотая луна, обращённая рогами вверх.
Щит увенчан обыкновенным дворянским шлемом с дворянскою на нём короной, на поверхности которой означены золотая луна с серебряной звездой. Намёт на щите голубой, подложенный золотом. Герб внесён в Общий гербовник дворянских родов Российской империи, часть 2, 1-е отд., стр. 67-68.
Напишите отзыв о статье "Сенявины"
Литература
- Сенявины // Энциклопедический словарь Брокгауза и Ефрона : в 86 т. (82 т. и 4 доп.). — СПб., 1890—1907.
Отрывок, характеризующий Сенявины
В то же мгновение, как он сделал это, все оживление Ростова вдруг исчезло. Офицер упал не столько от удара саблей, который только слегка разрезал ему руку выше локтя, сколько от толчка лошади и от страха. Ростов, сдержав лошадь, отыскивал глазами своего врага, чтобы увидать, кого он победил. Драгунский французский офицер одной ногой прыгал на земле, другой зацепился в стремени. Он, испуганно щурясь, как будто ожидая всякую секунду нового удара, сморщившись, с выражением ужаса взглянул снизу вверх на Ростова. Лицо его, бледное и забрызганное грязью, белокурое, молодое, с дырочкой на подбородке и светлыми голубыми глазами, было самое не для поля сражения, не вражеское лицо, а самое простое комнатное лицо. Еще прежде, чем Ростов решил, что он с ним будет делать, офицер закричал: «Je me rends!» [Сдаюсь!] Он, торопясь, хотел и не мог выпутать из стремени ногу и, не спуская испуганных голубых глаз, смотрел на Ростова. Подскочившие гусары выпростали ему ногу и посадили его на седло. Гусары с разных сторон возились с драгунами: один был ранен, но, с лицом в крови, не давал своей лошади; другой, обняв гусара, сидел на крупе его лошади; третий взлеаал, поддерживаемый гусаром, на его лошадь. Впереди бежала, стреляя, французская пехота. Гусары торопливо поскакали назад с своими пленными. Ростов скакал назад с другими, испытывая какое то неприятное чувство, сжимавшее ему сердце. Что то неясное, запутанное, чего он никак не мог объяснить себе, открылось ему взятием в плен этого офицера и тем ударом, который он нанес ему.Граф Остерман Толстой встретил возвращавшихся гусар, подозвал Ростова, благодарил его и сказал, что он представит государю о его молодецком поступке и будет просить для него Георгиевский крест. Когда Ростова потребовали к графу Остерману, он, вспомнив о том, что атака его была начата без приказанья, был вполне убежден, что начальник требует его для того, чтобы наказать его за самовольный поступок. Поэтому лестные слова Остермана и обещание награды должны бы были тем радостнее поразить Ростова; но все то же неприятное, неясное чувство нравственно тошнило ему. «Да что бишь меня мучает? – спросил он себя, отъезжая от генерала. – Ильин? Нет, он цел. Осрамился я чем нибудь? Нет. Все не то! – Что то другое мучило его, как раскаяние. – Да, да, этот французский офицер с дырочкой. И я хорошо помню, как рука моя остановилась, когда я поднял ее».
Ростов увидал отвозимых пленных и поскакал за ними, чтобы посмотреть своего француза с дырочкой на подбородке. Он в своем странном мундире сидел на заводной гусарской лошади и беспокойно оглядывался вокруг себя. Рана его на руке была почти не рана. Он притворно улыбнулся Ростову и помахал ему рукой, в виде приветствия. Ростову все так же было неловко и чего то совестно.
Весь этот и следующий день друзья и товарищи Ростова замечали, что он не скучен, не сердит, но молчалив, задумчив и сосредоточен. Он неохотно пил, старался оставаться один и о чем то все думал.
Ростов все думал об этом своем блестящем подвиге, который, к удивлению его, приобрел ему Георгиевский крест и даже сделал ему репутацию храбреца, – и никак не мог понять чего то. «Так и они еще больше нашего боятся! – думал он. – Так только то и есть всего, то, что называется геройством? И разве я это делал для отечества? И в чем он виноват с своей дырочкой и голубыми глазами? А как он испугался! Он думал, что я убью его. За что ж мне убивать его? У меня рука дрогнула. А мне дали Георгиевский крест. Ничего, ничего не понимаю!»
